Глава 2
— О май гад!!! Мам, сделайте потише свою Джессику! Я так домашку до старости не закончу! — разъярённой львицей рыкнула я с лестничной площадки вниз.
— Злата! Что за тон?
— Алла, оставь, — приглушённо отозвался отец. — Все мы были ершистыми в восемнадцать.
— Дочка! Мы выезжаем через час! Поторапливайся! — уже мягче добавила мама. — И на этот раз возьми купальник поскромнее, я тебя умоляю!
— Мам, ну можно я останусь? Вдруг у меня опять морская болезнь начнётся?
— Злата, нет! Не хватало ещё околачиваться одной весь уикенд!
— Алла!
— Ну а что? Ты слышал, что устроили дети Брукс пару недель назад? До полиции дошло! Там несовершеннолетние девчонки… — всполошилась от возмущения мама.
— Алла, перестань! — подскочил с дивана отец. — Наша дочь не такая. Злата приличная девочка и вообще…
— Такая, не такая… Те тоже приличными были. Всё зависит от того, с какой компанией свяжешься! А на эти их вечеринки тащатся все подряд! Там, поговаривают, марихуаной баловались.
— Всё! Я больше не могу это слушать! Я к Огановским!
— Игорь! Скажи, чтобы не торопились! Златку прождём ещё часа два, не меньше.
Конечно, родители думали, что я уже усердствую над уроками у себя в комнате. Но до меня долетало каждое слово. А впрочем, можно было и не подслушивать. Одно и то же! Каждый раз.
Я прекрасно понимала маму. Она волновалась за меня. Многие из девчонок-ровестниц уже вовсю встречались с однокурсниками, а некоторые — с парнями постарше. Три мои подруги уже даже лишились невинности. Но всё это было мне неинтересно. Мама не за то волновалась. Гораздо опаснее было не оставлять меня одну дома на весь уикенд, а брать с собой на ограниченное шестьюдесятью футами пространство яхты, где будет он — мой самый большой соблазн.
Решив, что уроки запросто подождут до вечера воскресенья, я захлопнула учебники, тетради и сдвинула всё на край стола. На освободившееся место из шкатулки нетерпеливо выпрыгнули многочисленные серьги, браслеты и кулончики.
Отобрав несколько украшений, я устроила тщательный кастинг своим купальникам. Все оказались хороши, но выбрала я только три: светло-мятный, слитный телесный, максимально открытый в зоне спины, и знойный красный с трусиками, не решившими, кем им остаться — слипами или стрингами, и выбравшими что-то среднее.
Двадцатиминутный душ, скрупулёзное бритьё ног и других злачных мест, короткие джинсовые шорты и тонкая майка на всё ещё влажное тело. И, в завершение образа, мой неизменный, верный Nikon. Люблю делать многочисленные фото с наших с Огановскими совместных вылазок! Вот такое вот «хобби»!
— Всё! Я готова! — голос слегка дрогнул в предвкушении предстоящих выходных, и, подхватив свою дорожную сумку от Victoria's Secret, я пружинящей походкой направилась вниз.
* * *
Солнце окрашивало небо всеми оттенками розового, торопясь поскорее встретиться с горизонтом и утонуть в его объятиях, а я… Я просто наблюдала за игрой мускулов на тренированном до состояния мраморной твёрдости теле Виталия и допивала остатки апельсинового сока, инфантильно шумя трубочкой на дне пустого стакана.
Пожалуй, пора искупаться, иначе сегодня уже не поплаваю. И будет очень жаль…
Спустившись в каюту, недолго думая, выбрала самый откровенный из имеющихся — красный купальник.
Манерно покачивая бёдрами с самодовольный полуулыбкой вернулась на палубу.
— Злата! — еле слышно прошипела над ухом мама. — Что за вид, дочка? Ничего поскромнее не нашлось? Неприлично! Ты уже взрослая девочка, — сказала она и стрельнула взглядом в сторону Огановских, безмолвно крича: «Здесь же Виталий!»
— Другие купальники в стирке, мамуль! — невинно пролепетала я и чмокнула её в щёку.
«В том-то всё и дело, что Виталий здесь!» — добавила я про себя, пряча бесстыжие глаза за зеркальной гладью солнцезащитных очков.
И как же днём мама была не права! Знала бы она о моих истинных желаниях и мечтах… Но в эти тайны я никого не посвящала. Даже самая близкая подруга Эмбер была лишена такой привилегии.
Чувства к нему я прятала за семью печатями. Глубоко в сердце. Там он был только моим. Мой секрет, моё наваждение…
Неспешно спустившись по кормовому трапу, я изящно изогнулась и соскользнула в воду, почти не образовав брызг. Перекатилась на спину и поплыла.
— Дочка, давай только недалеко! — сквозь толщу воды проник беспокойный голос мамы.
Конечно, недалеко. Если честно, плавать не особо-то и хотелось. Я полезла в воду только в надежде на то, что Виталий тоже присоединится. Знала, что он большой любитель как спорта в общем, так и плавания в отдельности. Если быть точнее, его страсть — серфинг, мотоциклы и всё, что с ним связано.
Подрейфовав минут пять, я, разочаровавшись увидеть компанию в лице Виталия, забралась обратно на яхту.
Огановский сидел на прежнем месте и заботливо втирал солнцезащитный крем в плечи Джессики.
Собрав в кучу остатки самообладания и гордости, я спустилась в свою каюту. Сорвала с себя бикини, шмякнув тяжёлым, мокрым комом на светлый ковёр, обессиленно опустилась возле кровати и зашлась в беззвучных рыданиях. Мочила щёки и подбородок слезами, пока лицо не зачесалось от переизбытка соли.
Виталию до меня не было никакого дела! Он до сих пор видел во мне всё ту же юную соседскую девчушку, которой помахал в тот первый день своего приезда в Bel Air.
За это я его ненавидела! И любила… Сильно, страстно, безответно…
И надежд на взаимность у меня оставалось всё меньше и меньше…
Наревевшись вдоволь, я покорилась судьбе. Умылась и, надев первое попавшееся под руку платье, поднялась наверх к ужину — пытать себя созерцанием сцен любви и нежности четы Огановских.
Позже ночной сон терзал меня, душа жарой и иссушая жаждой, а ещё туманными, едва уловимыми образами подобного мраморной статуе мужчины. Недосягаемого и далёкого. Даже во сне.
* * *
— Злата, ты почему почти ничего не съела, дочка? — Мама настороженно приложила ладонь к моему лбу и на пару секунд замерла.
— Да всё нормально, мам! — огрызнулась я. Бесило, что она относилась ко мне, как к ребёнку. Будто я сама в свои