лучше не станет! — сама не верила в свои слова. Кто знает, что сейчас для него лучше?
И, как ни странно, он её отпустил, а сам опустился на пол и, опершись спиной о диван, закрыл лицо руками.
Не решаясь что-то говорить, а уж тем более подходить к нему, просто начала собирать осколки стеклянной стены с мраморного пола.
— Чёрт! — всхлипнула я, когда осколок прочертил алую, длинную линию по тонкой коже ладони. И в следующую секунду до меня донёсся долгожданный, хрипловатый голос:
— Златочка! Ты порезалась?
Ещё пара секунд и он сидел напротив меня, вмиг стянув с себя футболку и приложив к месту пореза.
— Не страшно… — прошептала я, не зная, что делать, что говорить. Боясь только упустить эту тонкую нить, боясь, что он снова замолчит.
Я, переполненная рвущими душу переживаниями и чувствами, тихонько всхлипнула и тут же оказалась прижатой к его сильному, но так похудевшему за эти дни телу. Сдерживая поступающие рыдания, я медленно покачивалась в объятиях Виталия рядом с такими же размеренными, едва заметным покачиваниями детской лошадки.
Упругая сталь спины Виталия так приятно ласкала пальцы, переполняя меня каким-то неведомым, удивительным счастьем. Я сидела тихо, как мышка, боясь шелохнуться и спугнуть этот душевный момент. Гнала прочь подступавшие слёзы. Знала — здесь, при нём плакать никак нельзя.
Терпи, Злата. Терпи…
— Вы когда вообще в последний раз ели? — первой разомкнула объятия и поднялась на ноги.
— Не знаю… Вчера? — прозвучал полу вопрос — полу утверждение.
— Так не пойдёт! Пойдёмте на кухню, что-нибудь сообразим.
— Да брось ты, Злат. Я и сам не маленький. Охота тебе со мной возиться что ли? — буркнул он себе под нос.
Знал бы ты насколько мне охота!
Моя душа рвалась от его страданий на тысячу кусочков, а сердце билось птицей, утратившей способность летать. Я бы всё отдала, лишь бы его боль прошла, улетучилась, испарилась…
— Не говорите ерунды. Скажите лучше, где у вас аптечка?
— Там же, на кухне. Идём!
Если честно, я была на седьмом небе от радости, что он снова заговорил.
Спешно переставляя ноги, чтобы поспевать за его размашистыми шагами, я шла следом и изучала широкую, ставшую теперь немного худощавой спину.
— Ауч! Как жжётся! — завопила я, когда Виталий обработал порез. Моя рука лежала в его большой и тёплой ладони и это прикосновение жгло и опаляло не меньше, чем антисептик рану.
— Не глубокая. Быстро затянется. — заключил он, накладывая бинт на ладонь.
— Говорите, как врач! — улыбнулась я.
— Работа вынуждает разбираться во всех этих тонкостях. — и уголок его рта немного приподнялся в подобии улыбки.
Сердце снова сжалось об упоминании о многочисленных травмах любимого, исчертивших его тело и моё сердце шрамами. Но всё же, облегчение от того, что Виталий потихоньку приходит в себя, взяло верх и я едва заметно выдохнула.
— Кстати, вы когда возвращаетесь на работу? — может, зря я спросила? Тут не знаешь, как себя вести, чтобы лишний раз не напоминать о случившемся с Джесс и малышкой.
— У меня ещё три недели отпуска, но, думаю, приступить раньше. Режиссёр и так перестроил работу на съёмочной площадке из-за моей… ситуации.
— Ладно! — воодушевлённо протянула я, чтобы отвлечь его от смерти жены. — Что вам приготовить?
— Давай я сам, Злат. Куда готовить с твоей рукой? — хмуро покосился он на мою кисть и принялся греметь дверками шкафов и холодильника.
Почти сразу мне бросилась в глаза темно-красная линия на его правой лопатке. Моя кровь.
— Виталий… У вас на спине…
— Что там, Злат? — не оборачиваясь, равнодушно бросил он.
— Я испачкала кровью.
— А-а-а, ерунда. Можешь вытереть? — попросил он и принялся быстро-быстро нарезать зелень.
От его просьбы, сердце застучало чуть ли не громче, чем нож по разделочной доске.
— Конечно. Сейчас…
Я подрагивающими пальцами смочила ватку антисептиком и подошла к нему.
Боже! Мне так хотелось дотронуться до любимого, обнять и прижаться щекой к его широкой спине. Сейчас… Как никогда раньше… Но вместо этого я позволила себе лишь нежно провести по яркой линии ваткой и, немного оставив в сторону пальцы, проделала тот же путь ими…
От удовольствия, слегка закусила губу и еле устояла. Была на волоске от того, чтобы прижаться…
Виталик слегка вздрогнул и нож в его руке замер на пару секунд.
Неужели на него тоже подействовала моя близость?
— Холодная! — пояснил он и продолжил работать ножом.
Ха! А ты тут размечталась, Злата!
— Ну вы тогда наденьте футболку, а эту я заберу постирать. Потом занесу Вам…
— Не парься, Злат. Можешь выбросить. Всё равно она старая.
— Ладно… — тихо проронила я и вернулась обратно к барной стойке. — Но всё равно оденьтесь. У Вас и правда прохладно.
— Не переживай. Просто разожгу камин. Я привык дома так ходить.
Вот чёрт! И зачем он это только сказал? Как специально, подкинул мне дополнительную почву для фантазий…
Я с любопытством и огромным наслаждением продолжила наблюдать за ловкими движениями любимого и, сокращающимися под кожей мышцами. Сама себе была противна за те неуместные мысли, что так бесцеремонно лезли в голову при виде его обнажённого, тренированного торса.
Что же это такое? Вот уже сколько лет я сходила с ума по этому мужчине, грезила им во сне и наяву. Никто не мог заменить его в моём сердце. Никто. Как бы я не старалась…
— Злат, ты будешь шницель? — у меня есть в заморозке.
— Нет. Я… Вообще-то мне пора. Мы с подругой собирались