Виталий?.. Восстановился после травмы? — осторожно зашла я.
— Да, слава Богу! Джесс очень переживала. Он же в коме был два дня… — покачала головой мама
— В коме??? — я добела в костяшках сжала край барной стойки.
— Мы не стали посвящать тебя в такие подробности. Сказали, когда уже всё самое страшное было позади. — она судорожно вздохнула. — Заканчивать пора ему с трюками. И так всё здоровье уже там оставил. Но ты же знаешь, какой он упрямый…
— Точно. — еле выдавила из себя я. Внутри всё дрожало и колотилось от таких новостей. — Я пойду к себе, мамуль. Что-то устала от перелёта…
— Может перекусишь, Златуль? — предложение застало меня на середине лестницы.
— Не хочу пока. Они же скоро придут?
— Через полчаса! — донеслось сквозь шум воды на кухне.
Боже! У меня только тридцать минут, чтобы совладать с сорвавшимся с цепи сердцем, эмоциями и хлещущим в венах адреналином!
* * *
Прошло уже два часа, как Огановские должны были быть у нас. Но!..
Отец звонил и Виталию и Джесс — тишина.
— Наверное, преждевременные роды! — заламывала руки мама. Она была, как на иголках. — Бедняжка! В восемь месяцев — ещё опаснее, чем в семь. — бормотала она себе под нос, передавая свою панику и нам.
— Алла, не накручивай себя! Мало ли что… Вот увидишь, всё будет хорошо! — старался успокоить её отец.
— Ну а что ещё может быть? — Сокрушённо причитала мама. — Виталик хотя бы перезвонил! Знает же, как мы волнуемся! — краем уха улавливала я её, нетерпеливо вглядываясь в темноту за окном и покусывая губы. Спустя пару минут моё волнительное ожидание было вознаграждено прибытием белого роллс-ройса Виталия, припарковавшегося рядом с нашим особняком.
— Приехали! — взволнованно оповестила я родителей и поспешила к ним в гостиную.
Но на пороге появился он один. Бледный. Измождённый. Шокированный…
Всё, что я запомнила за оставшиеся часы этого вечера, — потухшее, безжизненное лицо Виталия и нетерпеливые вопросы мамы о Джессике и малышке, рвущиеся сквозь рыдания. А ещё его короткие, чуть живые ответы, как кинжал, вонзающиеся в сердце: "Джесс больше не придёт." "Сердечный приступ". "Дочку спасти не смогли…"
Отец увёл убитого горем друга на кухню, запретив нам приближаться к нему со своими, льющимися рекой слезами. И, как я поняла, просто накачивал его бурбоном, решив, что это сможет хоть немного отключить от реальности и облегчить страдания человека, лишившегося в одночасье сразу двух любимых людей.
Я же закрылась у себя в комнате и ревела, как никогда в жизни, чувствуя и переживая его боль, как свою… Кусая кулаки и стискивая зубы, чтобы не завыть в голос. До тех пор, пока хватало воздуха в лёгких. Потом вдыхала через рот, минуя заложенный, распухший нос и каждый раз с этим вздохом наружу высвобождался упрямый, рыдающий всхлип.
В эту ночь уснуть я не смогла, пытаясь понять, что происходит внизу. Пару часов слушала тишину, а потом не выдержала и тихо спустилась вниз.
До рассвета оставался час, а я стояла посреди нашей тёмной гостиной, наблюдая за спящим любимым и борясь с одурманивающим желанием погладить его волосы и утешить, облегчить боль. Рука неуверенно потянулась к тёмным, растрёпанным волосам, но я не посмела. Закусив губу, давила душащие меня рыдания. Скрытая завесой темноты и его неспокойного сна, я продолжила просто смотреть… Как и все последние семь лет…
Глава 8
Прошла неделя.
Вначале он уехал. Просто бросил машину возле нашего дома и, пока все спали, сел на свой мотоцикл и укатил в неизвестном направлении.
Появился только накануне похорон, организованных Бог знает кем. Предполагаю, что братьями Джессики. Хотя, возможно, Виталий как раз этим и занимался в своё двухдневное отсутствие. Мы не спрашивали об этом. И он молчал. Вообще молчал — не проронил не слова за все эти дни.
Родители очень переживали, но как помочь, как облегчить его боль, не могли понять. А что уж говорить обо мне и моём любящем сердце, сжимавшимся каждый раз, когда я смотрела на него. Убитого горем, удручённого. С тенями, залёгшими под безжизненными, потухшими глазами.
Всё эти дни отец пытался пробиться к нему, словно, сквозь толщу возведённого вокруг саркофага. Но до сих пор не смог.
Я погрузилась в какой-то вакуум, затянутое полиэтиленом пустое пространство, где все, в большей степени, молчали. Или, в лучшем случае, вздыхали. Горько и тяжело.
Мама была вынуждена работать в прежнем режиме, а сейчас это — с раннего утра и до глубокой ночи. Отец же, не добившись от Виталия отклика, отправился со съёмочной группой на три дня в Сан-Франциско. Ну а мне было поручено присматривать за нашим безутешным соседом.
Вот только как это сделать, если он никого и близко к себе не подпускал?
Эмбер, с которой мы не виделись почти полгода звонила каждый день и зазывала на различные рождественские мероприятия. Но каждый раз я отказывалась — не было желания. И сил, если честно, тоже. А сегодня я, всё-таки, согласилась. Не хотелось ещё больше обижать подругу, тем более, что собирались мы на ежегодный корабельный парад Marina Del Ray. Моё любимое рождественское развлечение.
Я была уже одной ногой в своём Ford Mustang, когда услышала это. Грохот, шум и звуки бьющегося стекла, а за ними — всплеск…
В считанные секунды преодолела расстояние до дома Виталия и, очутившись на заднем дворе, обмерла. Растрёпанным, разъярённый и такой осунувшийся, он кидал детские вещи прямо сквозь панорамные окна своей гостиной. И начал, по всей видимости, с детской кроватки, которая теперь плавно и размеренно погружалась на дно бассейна.
Если бы и его боль могла так же легко и плавно погрузиться в небытие, сойти на нет… Но в небытие погружался пока только он сам…
— Виталий! — бросилась я к нему, когда детская лошадка-качалка оказалась в его руках, готовящаяся повторить участь своей предшественницы. — Виталий! Остановитесь!
Не зная, что делать, я подлетела к нему и схватила за эту несчастную лошадь.
— Не нужно всё крушить. От этого