Болезнь («Звенящий ключ. Игра воображенья…»)
Звенящий ключ. Игра воображенья.Халат гриппозный, горькая слюна,И мысли неумелое скольжение(По клеточкам схоронена).
Записан бред — ритмическая скука.Кошачий мир компотной кислоты.Ныряет медленно луны фелукаВ коричневые лоскуты.
А на окне сады араукарий —Зимы ненужный ранний рецидив.Камена, мы сегодня не в ударе,Грозит нам — длительный разрыв!
Идеи все, что вспомнились сегодня,Метафоры — живые мертвецы.Выводят из какой-то преисподнейПегаса черти под уздцы.
1952
«Да, мы будем смотреть на стеклянные грозди созвездий…»
Юрию Терапиано
Да, мы будем смотреть на стеклянные грозди созвездийВ Петербурге холодном, где зимой сгущается мрак,Где присутствуют Музы на том театральном разъезде,Где унылого автора видит лишь пара гуляк.
Да, мы будем бродить, рассуждая о прихотях жизни,С Блоком слушать в ночном ресторане цыганскую грусть,Ах, зачем нам дано на последней, трагической тризнеДрагоценные строфы, сквозь бред, повторять наизусть!
Наклоняются ниже стеклянные грозди созвездий.Полуночной Авроры улыбка сквозит в облаках.Будем с автором, в черном, пустом театральном подъезде,Говорить о стихах, о России — и прочих ненужных вещах.
1952
«Не бывает “невзначай”…»
Не бывает «невзначай»…Добрый сумрак, крепкий чайДа обкуренная трубка.На замызганном двореВ безнадежном сентябреОсень веет пестрой юбкой.
Было не было… ОпятьЗаниматься и писать…Слушай маятник упрямый,Старость черствую встречай!Трубка, книга, крепкий чай —Скучный акт житейской драмы.
1952
«Когда, ложась в постель, я задыхаюсь…»
Когда, ложась в постель, я задыхаюсьИ своего увижу двойника…— Погода, нынче, сударь мой, плохая!Не оттого ль и вся моя тоска?
А завтра что? Политика и плутни,Сады в дожде и неба коленкор.Устроиться у печки поуютнейИ нехотя писать какой-то вздор…
1952
«Плотно закрыто окно…»
Плотно закрыто окно.Дождь или снег — все равно.
Я никуда не идуИ никого я не жду.
Весело, скучно иль грусть —Как-нибудь сам разберусь.
Рад или вовсе не рад…В окна глядит листопад,
Длинный, змеиный закат.Падают листья, летят…
1952
Парафраза («Без шапки, пьяный и хромой…»)
Без шапки, пьяный и хромой,Минуя черную ограду,Из кабака идет домойУничиженный Мармеладов.
Уже пропит последний грошИз эмигрантского бюджета.И все равно не разберешь,Коль смерть поставлена дублетом.
Ревут машины на углу,Лечь под колеса приглашают, —В пронизывающую мглуЛучи бросая, исчезают.
И у канала — как тогда —Мантилька, шарф, беретик старый…И тянет погребом вода,И снег шипит на тротуарах.
Хрипит в эфире «Хуторок»В мотиве модного чарльстона.И медленно проходит РокПо улице неосвещенной.
1952
«Кричу я, ускоряя шаг…»
Кричу я, ускоряя шаг:— Постойте, Сонечка, не надо!И только отвечает мракШуршаньем городского сада.
Как страшно. Никого со мной.Скользит, бесцельно вдаль шагая.Но мрачно, под окном пивной,Стоит и курит Свидригайлов.
Там ветки снежные летятПод ветром европейской ночи,И звезды горькие глядятСквозь туч разгневанные клочья.
1952
«Здесь, в Германии, я у муз…»
Здесь, в Германии, я у музНичего не делать учусь.
Вместе с кошкой я днем дремлюИли мух осенних ловлю.
Но никто не знает, что яТолько тень слепая моя.
Что не я, а кто-то другойУтром с почты несет домой
Синеватый письма квадрат(Огорчен или очень рад)…
Письма пишет какой-то друг.Он придуман, как всё вокруг.
1952
Весна
1
Отчего эти влажные веси,Опрокинутый полумесяц,Забор, береза в стороне —Напомнили Россию мне?
2
Ноги босые в пыли,Дорога слепа и зла —Камни, осколки стекла.А вверху — журавли, журавли.
3
Маленькое солнце одуванчика в траве,Белые овечки в нежной синеве.Что мне это солнце и чистота,Ведь за декорацией — тлен, пустота.
1952
Т. С. Ф. («Когда бегут часы…)
В. Сумбатову.
Когда бегут часы…Высокой вечностью в лицо мне ветер дышитИ очень сложная машина жизниОтщелкивает каждую секунду,Ее отбрасывая прочь в небытие.Что было только что уже не повторится…
Когда бегут часы… И вот я знаю:Бездушный спикер мне об этом скажет:Что «Achtzehn Uhr»… А дальше передачаЧайковского, иль Шумана, иль простоКакой-нибудь там танцевальный «шлагер».
А, может быть и пенье о любви печальной,О Беатриче, гибнущей; как птицаПод яростным пустынным ураганом.О Моне-Лизе или о Джульетте…О чем еще? Иль — о моем молчаньи?
1953
«Такая тишь заката…»
Сергею Маковскому
Такая тишь заката… Так бывает.Резные двери. Готика и лед.Веселый тополь крону наклоняетИ черный дрозд поет себе, поет.
Святая обычайность захолустья.О, странствия мои! Мои пути!Здесь как-то странно говорить о грусти,Искать чего-то, зная — не найти.
1953
«Вереск зацвел у дороги…»
Вереск зацвел у дороги,Недалека и зима.Черствый, отрывисто-строгийВетер обходит дома.
Если по-детски ты плачешь,Это еще не беда…Что-то поглубже запрячешьИ позабудешь — куда.
1953
«Шарманка старая, печали тайной ящик…»
И старенький вальс недоплакав,умолкнет шарманка вдали.
Сергей Маковский.
Шарманка старая, печали тайной ящик,Ты плачешь вечером над жизнью настоящей.Средь каменных дворов и сонной толкотни,Когда в домах дрожат урочные огни.
Ты на одной ноге, как инвалид военный,Поешь о памяти и грусти сокровенной.Ты детских слез укромный уголок,Чердачной нищеты дрожащий огонек.
В баварском городке, проездом, ненароком,Пишу я о тебе как будто бы с упреком.С протяжной хрипотой ты выдуваешь звук —Наука горечи и алгебра разлук.
1953
«Что пишу — никому не нужно…»
Что пишу — никому не нужно.И заря догорает зря.Гроздь винограда на ужин,Крепкий чай и два сухаря.
Мне все снится: я в странном каком-тоБелом городе без людей.А рядом, в прохладной комнате,Райский поет соловей.
1953
«…И опять всё то же — пустая…»