Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Информация, полученная от американского спутника и подтвержденная сейсмологическими станциями, пошла по цепочке, регистрируясь в десятках журналов и компьютерных программ. Она обрывалась на уровне оперативных дежурных и руководителей смен, не поднимая из постелей только что уснувших руководителей Пентагона и Белого дома: плановые пуски — обычное дело, не о чем тревожиться…
Но на самом деле это были не обычные разрозненные пуски в Алтайской и Ужурской дивизии. Это было конечное экспериментальное испытание совершенно новой системы, и оно, конечно же, давало руководителям США основания для тревоги. Но они об этом не знали.
* * *Даже в Алтайской дивизии, и даже в сердце пуска — в бетонном КП, про суть происходящего знали не все. Для большинства — это плановый ежегодный пуск, и только присутствие генерального конструктора и его коллеги вызывало некоторые вопросы. Но и это не является чем-то из ряда вон выходящим — конструкторы иногда присутствуют на пусках, чтобы лично убедиться, как ведут себя их «изделия» в войсках.
— Товарищ конструктор, вас «Камертон» на связь запрашивает! — буднично сообщил подполковник Ребров.
«Камертон» — позывной командного пункта Ужура, и там дежурил заместитель генерального конструктора. Усов вздрогнул и быстро схватил тяжелую трубку специальной связи.
— Поздравляю, Владимир Фёдорович! «Изделие» ушло в соответствии с расчетами. — Голос заместителя был изменён аппаратурой ЗАС,[5] но в нем отчетливо чувствовалась радость.
— Роль «стреляющей смены»? — отрывисто уточнил Усов.
— Вообще никакой! Они в этот момент даже за пультом не сидели!
— Ну что ж, поздравляю!
Усов пристегнул трубку к аппарату и на вопрошающие взгляды ответил всем сразу:
— Головное изделие подняло ожидающее! Оба идут на цель!
Помазков улыбнулся. На его всегда каменном лице улыбка выглядела непривычно.
— Можно считать, что система работает?
— Дождемся вестей с Куры, — Усов похлопал своего молодого спутника по плечу. — Тогда Филиппыч получит все пряники: и Звезду Героя, и лауреатство, и все остальное…
Филиппыч блаженно улыбался. Голодный блеск в глазах погас.
Через двадцать минут поступило сообщение с камчатского полигона Кура: зафиксировано попадание головных частей обеих ракет в заданный квадрат!
— Теперь можно сказать, что система работает! — торжественно объявил Усов. — Представляю вам руководителя проекта «Периметр» Головлева Александра Филиппыча! Конечно, по телевизору его не покажут и в газетах портрет не напечатают, но в историю ракетно-ядерного щита он вошел навеки! Поздравляю, Александр Филиппович!
Все по очереди обняли конструктора. От его мрачности не осталось и следа, худощавое лицо радостно лучилось. Помазков позвонил главнокомандующему РВСН Толстунову, звонко доложил об успехе, почтительно выслушал ответ.
— Есть, товарищ генерал-полковник! Служу Советскому Союзу!
— Через пять минут доложат Самому! — сказал он. — Все причастные будут представлены к государственным наградам!
Он крепко сжал руку Головлева.
— Началась новая эра! Если противник первым ударит и уничтожит все командные пункты и штабы управления, «Периметр» нанесет ответный удар даже без участия людей!
— Так это и есть «Периметр»? — восторженно спросил майор Пирогов. Как выяснилось, ответственный дежурный был единственным не посвященным в таинство сегодняшнего пуска. — А как же он работает?
Особист Сизенко снисходительно похлопал коллегу по плечу.
— Очень просто! Первой стартует командная ракета, которая дает сигнал и поднимает все остальные! Зайдешь потом, распишешься в журнале о неразглашении…
Генерал Помазков многозначительно поднял палец:
— Вы вдумайтесь: одна «Р 36М» способна полностью уничтожить штаты Вермонт, Мэриленд и Род-Айленд! А тут вся армада пойдет на супостата! Все, началась новая эра!
Генерал, потирая руки, прохаживался по тесному помещению командного пункта. Его распирали чувства победителя.
— Знаешь, Ребров, как американцы назвали нашу систему?
— Никак нет, товарищ генерал-майор! — вытянулся подполковник.
— «Мертвая рука»! По-моему, очень красноречиво…
— Тогда сегодня забился пульс «Мертвой руки», — сказал Александр Филиппович Головлев и улыбнулся. Он заметил, что относиться к нему все стали уважительно и уже никто не называл просто по отчеству.
4 июня 1979 года
Москва
На станции метро «Площадь Ногина» было, как всегда, людно. Три курсанта спускались по лестнице, не без удовольствия вдыхая прохладный воздух с неповторимым запахом московской подземки. Двум из них он был хорошо знаком: Серёга Веселов был коренным москвичом, Георгий Балаганский, помотавшись с отцом по гарнизонам, уже пять лет жил в столице. Высокие, спортивные, с открытыми лицами, они были похожи друг на друга и потому, наверное, подружились еще на первом курсе. На втором курсе к ним как-то незаметно прибился Мишка Дыгай — коренастый, широкоплечий, неуклюжий — хотя последняя черта, возможно, объяснялась тем, что он был родом из никому не известного Вотинска, по неизвестно кем выработанной классификации относился к второсортному племени провинциалов и смущался этого, а потому вел себя неуклюже.
Все трое, как, впрочем, и остальные курсанты, тщательно готовились к увольнению. Начищенные полировочной пастой бляхи и пуговицы кителей сияли так, что, казалось, все вокруг должны обращать на них внимание. Ведь из замкнутого мирка академии, где все были единообразно-одинаковыми, они вырвались в большой мир, где явно и наглядно отличались от остальных. Но большинство прохожих абсолютно не интересовали ни их сверкающая фурнитура, ни начищенные до блеска хромовые сапоги, ни погоны с твёрдыми вставками и скрещенными орудийными стволами… Лишь девушки иногда задерживали взгляды на бравой троице, но они точно так же смотрели и на гражданских молодых людей.
— Ну что, может, ко мне домой махнём? — спросил Веселов.
— И что мы там будем делать, книжки читать? — ухмыльнулся Дыгай. — У папы, наверное, много книг?
— Да, две комнаты заставлены полками, — кивнул Сергей. — Но не в них дело. Мама яичницы нажарит с колбасой, поедим домашнего…
— Не стоит домой забиваться, — покачал головой Мишка. — Давай куда-нибудь на люди! Девчонок склеим, поедим в какой-нибудь кафешке…
— Может, тогда в парк Горького поедем? — предложил Сергей. — Там сейчас девчонок полно будет… И шашлычная с чебуречной, и ресторан…
— Поехали! — поддержал Мишка. — Я там ещё и не был ни разу.
— Ну, в парк так в парк, — согласился Георгий.
Веселов не ошибся: девушек в парке Горького оказалось много. Некоторые с родителями или с парнями, большинство без присмотра: они гуляли по тенистым аллеям парами, тройками, реже — группами побольше. И ясно было, что сюда они пришли не просто подышать свежим воздухом в центре суетной Москвы, а, скорей всего, завести приятное знакомство и найти себе кавалера, а может, и спутника жизни. Но несколько подходов закончились неудачно: потенциальных кавалеров мягко, но непреклонно отшили. За полтора часа толкотни на переполненных народом аллеях никого склеить тройке курсантов не удалось: они только вспотели и проголодались.
— Что-то день сегодня неудачный, — выразил мнение Мишка.
Именно он играл главную роль в атаках на слабый пол, и неудачи можно было в значительной степени отнести на его счет.
— Как-то ты грубовато цеплялся, — поморщился Сергей. — Надо тоньше, вежливей…
— Это как? — округлил глаза Мишка. У него была простецкая внешность, асимметричное лицо и большой рот, который сейчас перекосился, усиливая эту асимметрию.
— Анекдот рассказать? — Сергей знал огромное количество анекдотов на все случаи жизни.
— Ну, расскажи, — кивнул Мишка. Рот у него выровнялся, и асимметрия уменьшилась.
— Грузин приехал в Москву, пришел в парк и давай хватать девушек за руки: «Слушай, красавиц, пойдем в постель!» Те с писком вырываются, кричат: «Дурак!» и убегают. Его московский друг говорит: «Не так, Гоги! Вначале про звезды поговори, про книги любовные — Мопассана, Золя… А когда познакомитесь, оно само собой всё и получится. Понял?» Тот кивает: «Понял!» Подбегает к девушке, хватает за руку: «Красавиц, звезды видишь? Мопассана читал? Пойдем в постель!» Вот так и ты…