Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так что, не удалось ей тебя загарпунить? — веселился Мишка. У него было сегодня хорошее настроение. — Сорвался с крючка?
— Почему «сорвался»? Я и не сидел на твоем крючке… А чего Жорка такой грустный?
— Чего, чего… Ничего! — огрызнулся Балаганский.
На самом деле было очень даже «чего»! Воспоминания о пирожках настроения не улучшили, наоборот… У Женьки была задержка, уже шестой день! А это не борщ и не пирожки… Если считать курсантов престижного военного училища китами, то это самый настоящий гарпун, с которого действительно не соскочишь! Женитьба в планы Георгия не входила. Во всяком случае — до окончания училища. Потом, когда разъедутся по гарнизонам в глухую тайгу, — тогда да, тогда лучше, когда под рукой жена… И пирожки, и борщи, и все остальное… Но это потом, а не на втором курсе.
— Вот у меня один раз вышел случай, — начал опытный Веселов: он был привлекательным «китом» — из интеллигентной московской семьи, с квартирой на Цветном бульваре, поэтому охота на него шла плотная — гарпуны так и свистели вокруг. — Приходит Вера, глаза на мокром месте: мол, залетела… А сзади мамаша стоит и водит головой слева направо, а голова у нее вот такая, как танковая башня, и будто прицеливается стомиллиметровками… — Он нарисовал ладонями квадрат вокруг головы, потом сложил ладони трубочками, приложил к глазам и медленно повернулся направо и налево… — У меня, конечно, душа ушла в пятки…
Балаганский, да и весь курс, знал эту историю наизусть, но сейчас ему было не до чужих приключений и переживаний. Он представил плачущую Женьку с орущим на руках ребенком. «А вдруг сдуру аборт сделает? Говорят, потом может совсем детей не быть…» Теперь Женька предстала в образе одинокой, никому не нужной тетки, укачивающей плюшевого мишку и, опять-таки, льющей горькие слезы… «Или жениться? Какая разница — годом раньше, годом позже… А может, пронесёт ещё?!»
— Ладно, Серега, хватит твоих историй. — Георгий встал. — Что у нас на первой паре? «Баллистика»?
— Да, — погрустнел Веселов. — Я как не подготовлюсь, меня Сухой обязательно вызовет… — И внезапно оживился: — Слушай, Жорик, выручай — подними руку да выступи подольше, потяни время, может, я и проскочу… А я на «противоракетке» тебя прикрою…
— Ладно, «прикрывальщик»…
Они уже заходили в класс материальной части, когда навстречу выскочил высокий, худой и вечно согнутый, как удочка, — то ли из-за роста, то ли из-за непосильного груза ответственности, старший сержант Иващук. И сейчас он был, как всегда, озабочен:
— Веселов, ты замсекретчика, иди, получай спецтетради!
— А Фролов где? — недовольно спросил Сергей.
— Заболел, освобождение у него! А ты, Балаганский, зайди к Бобрыкину…
Вот те на! Зачем он понадобился заместителю начальника по воспитательной работе?
— А что случилось?! — вскинулся Георгий и посмотрел на часы.
До начала занятий оставалось двадцать пять минут.
— Мне начальники не докладывают, — отмахнулся командир группы. — Может, насчет КВН или еще что-то…
— Может, насчет того дела? — засопел сзади Дыгай, явно имея в виду драку с моряками.
— Вспомнил! Когда это было!
В принципе, Георгий был активистом и в вызове к главному воспитателю ничего необычного не видел. Но какая-то нотка тревоги в душе все же появилась. Может, это из-за Женьки? Вдруг она родителям все рассказала, а те накатали «телегу» в политотдел?! Это такой гарпун, с которого точно не соскочишь! Да нет, не может быть, они бы вначале просто по душам поговорили!
Переступив порог кабинета, Георгий оторопел: кроме подполковника Бобрыкина за приставным столом сидел неприметный худощавый капитан с острым лисьим лицом и цепким взглядом. Ко второму курсу практически все курсанты уже знали его под выразительным прозвищем «молчи-молчи» — это был оперативник особого отдела капитан Ивлев.
— Следуйте с товарищем капитаном, курсант! — не ответив на приветствие, сухо сказал главный воспитатель, хотя с бессменным руководителем команды КВН у него были добрые отношения.
«При чём здесь особист? — судорожно пытался собраться с мыслями Балаганский. — Если даже «телега» от родителей, то этим делом замполит должен заниматься». Георгий вновь представил заплаканную Женьку с новорожденным ребёнком на руках. «Да это вообще не вопрос, женюсь — и дело с концом!» — решил он.
Кабинет особиста располагался за службой коменданта училища. «Хитро придумали, — подумал Георгий. — Удобно: сразу здесь и арестовать могут!» Впрочем, арестовывать его точно не за что! Или есть за что?! Ну, подрались с моряками, так те сами начали… Да и последствий никаких — может, пара синяков, и всё…
Холодно-официальный Ивлев неспешно занял своё место за столом. На вид ему было лет двадцать пять, Балаганский подумал, что, сидя в ракетной шахте, он вряд ли в таком возрасте стал бы капитаном. Курсанту особист сесть не предложил — Георгий неловко сутулился посреди кабинета, не зная, куда деть руки и чувствуя себя нашкодившим мальчишкой-переростком. «Молчи-молчи» достал из кармана кителя связку ключей, отомкнул лязгнувший внутренними запорами массивный сейф, который стоял здесь, наверное, ещё со времён Железного Феликса, портрет которого прямо над ним и красовался. Из железного чрева появилась картонная папка красного цвета.
«Моё личное дело», — догадался Балаганский. И хотя он знал, что на каждого курсанта ведется личное дело, а может, и не одно, на душе стало ещё тоскливее. Ивлев потянул завязки, раскрыл папку, пролистнул пару листов, изобразил, что внимательно читает… У него были густые черные волосы, сквозь ровный пробор слева проглядывала белая кожа.
— Догадываетесь, почему вы здесь?
«Наверное, из-за той драки?» — хотел спросить курсант, но тут же вспомнил слова отца: «всезнание» особистов от длинных языков обслуживаемого контингента…
— Никак нет, товарищ капитан! — отчеканил он.
— То есть вы часто делаете то, за что могут вызвать в особый отдел?
Ивлев нахмурился, как будто обнаружил в деле следы явного предательства.
— Нет, конечно! — поспешил откреститься от такого предположения Георгий.
— Значит, редко?
— Ну, не знаю…
— Смелее! Раз в неделю, два раза в месяц или чаще?
Георгий понял, что каждый ответ делает ему хуже, а не лучше, и почувствовал себя мухой, которая все сильнее запутывается в клейкой и липкой паутине.
— Я вообще ничего такого не делаю, — сказал он. — В смысле, такого, что входит в сферу интересов военной контрразведки!
Капитан оторвался от личного дела и с интересом взглянул на курсанта.
— Грамотный! — сказал он, и по тону было непонятно — это хорошо или плохо.
— Значит, понимаете, что драка в общественном месте как раз входит в сферу наших интересов! А вы разве пришли и рассказали об этом чрезвычайном происшествии?
«Знают, все знают!»
Георгий потупился.
— Конечно, ходить в дорогие кафе приятнее, чем рассказывать о нарушении дисциплины… Даже если эти кафе расположены в местах постоянного пребывания иностранцев, где находиться курсанту-ракетчику вообще не рекомендуется… Вы на инструктажах бывали? Расписку давали?
Глаза капитана беспощадно блестели. Балаганский испытал обреченность, с которой запутавшаяся муха ждет приближения хозяина паутины.
— Так это никакие не особенные места, — попытался всё же оправдаться он. — Это обычная улица, обычное кафе-мороженое…
— Вкусное мороженое было?
— Ну, да…
Надо было, конечно, ответить: «Так точно!», но Георгий был окончательно сбит с толку. Впрочем, капитан не обратил внимания на нарушение устава.
— Кстати, а Евгении Агеевой мороженое понравилось?
«Значит, все-таки из-за Женьки… Но почему особый отдел?!»
— Да, конечно… У нас все в порядке, мы сами разберемся.
— А что у вас «в порядке»? — насторожился Ивлев.
Но курсант вновь нашелся:
— Да вот, жениться собираемся… — И на всякий случай добавил: — В перспективе…
— А перспективы у тебя не блестящие! — Особист прочел последний лист личного дела.