Читать интересную книгу Игра в кости. История фантастической везучести - М. Ерник

Борке остановился, повернулся к Кордаку и опёрся на трость двумя руками.

– Так вот, я спрашиваю, граф, не оттого ли наше с вами ремесло искушения человека от года к году становится всё более прозаичным?

– Был бы человек, – ехидно усмехнулся граф Кордак. – А устроить из процедуры его искушения поэму – это наша с вами забота. Мне помнится, в конце тринадцатого века была у меня одна дама…

– Прошу тишины, граф!

Перебивая Кордака на полуслове, Борке поднял указательный палец левой руки. Острым взглядом он стал всматриваться в мутную мглу декабрьской ночи. Словно подчиняясь его воле, пурга внезапно прекратилась, и в ночном воздухе повисла тишина.

– Скажите, граф, – проговорил Борке вполголоса. – Вы видели когда-нибудь куда-то спешащего бомжа?

– Это что, логический парадокс?

– Не парадокс, граф, и даже не оптический обман зрения. Это вот тот человек.

Борке поднял трость и повернул её осиное жало в направлении тёмного угла одной из пятиэтажек.

– Я помню его, – продолжил Борке почти шёпотом. – Лет двадцать назад он катал детишек на карусели в местном парке. Потом, как водится, карусель сломалась, детишки разбежались, а карусельщик спился.

Кордак с напряжением всматривался в темноту, но разглядеть так ничего и не мог. Он уже повернулся к Борке, чтобы расспросить подробности, но в этот момент где-то впереди слева раздался приглушённый хриплый голос:

– Поспешайте, господин доцент. А то если первым появится Кирюха с дамой сердца, нам опять ничего не достанется.

Только теперь Кордак увидел метрах в двадцати перед собой выворачивающую из-за угла пару. Карусельщик был одет в традиционный для этой категории граждан вечерний костюм. Костюм состоял из засаленной телогрейки цвета хаки, чёрных с остатками синевы спортивных брюк и огромных, списанных, очевидно, за выслугой лет, валенок. На голове карусельщик имел вязаную шапочку, из-под которой выглядывал игривый седой чубчик.

Тот, которого карусельщик называл «господин доцент», имел вид чрезвычайно целеустремлённого человека, но сильно хромал. По этой причине карусельщику приходилось время от времени останавливаться и ожидать отстающую науку. Внешность доцента сильно отличалась от внешности его спутника. На нём был длинный, до самых пят, плотный брезентовый плащ, схваченный на поясе обычным ремешком от брюк столь прочно, что даже порывы декабрьского ветра разбивались в бессилии об его полы. Кроме этого, можно было заметить густую седую бороду, выглядывавшую из-под капюшона. Больше о господине доценте сказать было нечего.

– Прошу прощения, господин Борке, – любопытствовал Кордак. – Кирюха – это что, местное имя?

– Это может быть и имя, и образ жизни, – не сводя глаз с парочки, ответил Борке. – А эта борода мне кажется знакомой.

Словно сбрасывая оцепенение, Борке энергично повернулся к Кордаку.

– Вы знаете, граф, эти интеллигенты меня заинтриговали. Не желаете ли прогуляться и посмотреть, что общего может быть у современной русской интеллигенции с Кирюхой и его дамой сердца?

– Кирюха мне, признаюсь, безразличен, – с лукавым прищуром отвечал Кордак, а вот его даму сердца я бы посмотрел.

Не имея времени искать переход, карусельщик повёл доцента через проезжую часть неширокой тихой улочки по самому короткому пути. Их маршрут пролегал мимо припаркованных на обочине автомобилей через раскисший от мокрого снега газон. При этом господин доцент внимательно смотрел себе под ноги, стараясь не наступить на островки растительности. Борке и Кордак не решились следовать их маршруту буквально, а потому несколько отстали. Но настичь пару им не составляло труда. Оставленный на тротуаре грязный след вёл от клумбы во двор, огибал заброшенную детскую площадку с хоккейной коробкой, внутри которой невероятным образом затесался остов сгоревшего запорожца. Здесь парочка отразилась в боковых стёклах шикарного внедорожника, припаркованного на бывшей детской песочнице, и направилась к воротам бывшего детского садика. С недавних пор детский садик был перестроен в жилой четырёхквартирный дом, но жильцов этих квартир никто не знал, а постоянные плотные шторы на окнах не допускали внутрь ни одного чужого взгляда.

– Я догадываюсь, куда они идут, – тихо произнёс Борке.

Кордак посмотрел на него вопросительным взглядом.

– Там, в бывшем детском садике, размещается подпольное казино. Иного интересного места в столь глухом районе столь глубокой ночью представить себе трудно.

Где-то за углом высокого забора, обрамлявшего бывший детский садик, раздался негромкий, но отчётливый хлопок.

– Что это? – прислушался Борке.

Интеллигентная пара заметно занервничала, ускорила шаг до состояния бега и скрылась за углом забора.

– Шампанское, – уверенно заявил Кордак. – Полусладкое, местного разлива. Самое лучшее вино после самогона.

Глаза Кордака сузились в лукавом прищуре.

– Полагаю, господин Борке, у бродячей интеллигенции здесь что-то вроде бюджетного корпоратива.

– Посмотрим, – неопределённо ответил Борке и несколько ускорил шаг.

Когда до угла забора оставалось несколько шагов, оттуда вновь послышался уже более явственный хлопок пробки из-под шампанского и чей-то молодой голос:

– Ну-ка, мужики, налетайте! Чтобы пёрло и не обломилось!

– А бабы что же? – прозвучал с матерной хрипотцой бывший когда-то женским голос.

– Бабы в сторону, – отрезал молодой голос. – Удачу приносят только мужики.

К этому моменту Борке и Кордак уже достигли угла забора и застыли, наблюдая происходящее. Их взору предстала следующая картина. В тени большого рекламного щита, призывающего не платить лишние деньги за телефонные разговоры, суетился небольшой человеческий муравейник. В центре муравейника, высоко подняв бутылку шампанского над головой, стоял рослый молодой человек. На вид ему можно было дать около тридцати лет. Его отличали какого-то особого цвета куртка с меховой оторочкой да, пожалуй, ещё самоуверенное выражение лица – молодого человека, ещё не битого жизнью. Во всём остальном он был настолько типичным, что складывалось ощущение, что где-то он уже встречался.

В центре муравейника, высоко подняв бутылку шампанского над головой, стоял рослый молодой человек.

Молодого человека окружала компания из шести человек удивительно схожей внешности. Объединял их общий стиль одежды, который подчёркивал, что главное в человеке всё же душа, и одинаково несвежий запах изо рта. Один из них, судя по длинным немытым волосам, был женщиной.

– Это, вероятно, и есть дама сердца Кирюхи? – игриво поинтересовался Кордак.

Пробка из-под шампанского с шумом устремилась по баллистической траектории куда-то в сторону Южной Америки, а пена из горлышка бутылки потекла вниз. Тотчас под бутылкой возник частокол из дрожащих рук с пластиковыми стаканчиками. Ни одна капля этой пенистой субстанции не должна была упасть на землю. Бутылка широким жестом прошлась по протянутым бокалам. Звенеть хрусталём в этой ситуации было неуместным. Поэтому с наибольшей возможной скоростью стаканы были опустошены, чтобы тотчас вновь оказаться на прежнем месте. Молодой человек был щедр. Он ещё раз разлил шампанское, затем высоко поднял бутылку над головой, провозглашая тост:

– За удачу, которую ещё принесут мне ваши рожи!

– Ну вот, граф, яркий пример того, о чём мы говорили с вами полчаса назад.

Острый взгляд Борке ненадолго задержался на молодом человеке и заскользил по его суетливому окружению.

– Вы полагаете, игрок?

– Несомненно. Не только игрок, но и завсегдатай этого заведения. А это, – не выпуская оголовок из рук, остриём трости Борке описал небольшую дугу в направлении компании, – это его, так сказать, талисманы.

– Пройдём мимо, – предложил Кордак.

– Нет, граф, есть в этом собрании один любопытный момент…

Борке напряжённо всматривался в декабрьскую тьму. Ветер стих окончательно, и с неба крупными хлопьями повалил снег.

– Если, конечно, мне не изменяет зрение, – подытожил он.

Борке взял трость пониже оголовка. Ничем не скрываемый серебряный шар вспыхнул белым сиянием. В то же мгновение внимание всей компании оказалось приковано к этому свету. В сиянии новой звезды постепенно, словно на экране старого кинескопа, проявились две фигуры. Человеческий муравейник замер. Казалось, что даже пена шампанского прекратила своё движение по бутылке. Время застыло.

Первой опомнилась дама сердца:

– А это что за х…

Договорить она не смогла. Громкий и судорожный, как у эпилептика, переходящий в хрип кашель потряс её тело. Внимательный взгляд мог бы отметить, что поперхнулась дама сердца под суровым взглядом Борке. Но все взгляды гипнотически приковывало к себе сияние серебряного шара. Вторым очнулся от белого сияния сам Кирюха, небольшого роста коренастый человек со свежим шрамом на лбу. Он пришёл на помощь даме сердца и так двинул её по спине, что та мгновенно замолчала, изогнулась в три погибели и тяжело дышала, изучая слякоть на тротуаре. Следом обрёл дар речи карусельщик: