Читать интересную книгу Онтологически человек - Марина Аницкая

Последней ушла Рианнон – просто исчезла, была, и нет ее.

Мирддин качнулся с пятки на носок, провожая взглядом следы в небе.

– Ты заметила, – сказал он. – Они все напуганы.

Нимуэ покатала на языке слово. «Страх» – это было из мира рыб, птиц, зверей, живых-неразумных; острое, охватывающее все существо нежелание того, что может произойти. Она попыталась совместить «Вран» и «напуган», и у нее не вышло. Но что-то, теснившееся вокруг, мешавшее дышать и двигаться, отступившее с прикосновением Рианнон, должно было как-то называться. Может быть, оно называлось именно так.

– Чем можно было их напугать? – спросила она.

Мирддин смерил ее взглядом.

– Вот и мне интересно.

– Есть вещи, которые они не могут пережить за вас. Оттого за вас и переживают, – Энгус прищелкнул языком, явно довольный каламбуром. – Идите-ка обживайтесь, утро вечера мудренее. Мирддин, айда за мной! – Энгус махнул рукой и размашисто зашагал вдоль берега.

Мирддин коротко кивнул, прощаясь, сцепил пальцы за спиной и последовал за ним.

Каэр проводила Нимуэ в дом, стоящий чуть в отдалении, под высокой раскидистой черемухой – куб с чуть скругленными углами, просторная веранда, пологие ступени, спускающиеся к воде. Белые стены пахли свежеоструганым деревом. Каэр подняла несколько упавших ягод, взяла одну и протянула остальные Нимуэ.

– Я – твой инструктор. Если есть какие-то вопросы – обращайся.

Нимуэ подумала.

– Это надолго?

Каэр пожала круглым плечиком:

– Как пойдет.

Черемуха была иссиня-черная, сладкая и вяжущая одновременно.

Утро было ясное, холодноватое и очень яркое. Энгус привел их на берег.

– Так, ребята, – Энгус дождался, пока все рассядутся кружком, и хлопнул в ладоши. – Правил три. Первое – все происходящее идет под грифом «тайна личности». Второе – все сохраняют антропоморфный облик. Никаких жабр и щупалец, никаких вылазок в Аннуин. До первой Жажды в Аннуине вам делать нечего, разметает клочками по закоулочкам, и мама с папой вас обратно не соберут. Третье – при малейшем дискомфорте мы немедленно останавливаем работу. Если вы чего-то не хотите делать – говорите прямо. Находиться в чужом сознании может быть тяжело. У вас достаточно высокий коэффициент совместимости, но осторожности никто не отменял. Вопросы есть?

Вопросов не было.

– Начнем с простого. – Энгус вытащил из кармана стеклянный шар величиной с небольшое яблоко. – Рассмотрите-ка его хорошенько. – Он протянул штучку Нимуэ.

Шар был увесистый, прозрачный, цвета морской воды, солнечный свет проходил через него, преломляясь и разбрасывая по земле бирюзовые пятна. Нимуэ передала его Каэр. Каэр немного покачала его на ладони и бросила Мирддину. Мирддин покрутил безделку в руках и вернул Энгусу.

– Закройте глаза и представьте, как держите в руке этот шар.

Нимуэ почувствовала прикосновение к вискам – Каэр и Энгус, справа и слева. Это отвлекало. Она сконцентрировалась и восстановила в воображении нужный образ – материал, плотность, цвет, гладкая поверхность, блики света.

Вдруг она ощутила мягкий толчок изнутри головы. Мир вокруг будто сжали по вертикали. Цвета сместились – будто она надвинула на глаза фильтр.

Стеклянный шар на ладони был синим, теплым, тяжелым – и был зеленым, легким, холодным. Одновременно.

Нимуэ сосредоточилась. Оказалось, что восприятие можно переключать.

Синий.

Зеленый.

Синий.

Зеленый.

Синий.

Легкий.

Тяжелый.

Легкий.

Тяжелый.

Легкий.

Мир дрожал и расплывался, как сквозь марево над костром.

– Четыреста… тридцать… семь граммов, – напряженным голосом сказал Мирддин.

Энгус разорвал контакт.

– В Аннуине, – сказала Каэр, – вам нужно будет уметь очень хорошо отличать себя от не-себя. Вам повезло, у вас хороший разброс в полярности. Разобраться будет проще. Но для начала вы должны решить, согласны ли вы продолжать. Обмен информацией всегда идет в обе стороны, и чем дальше, тем интенсивней. Сейчас мы с Энгусом обеспечиваем вам безопасный коридор, но дальше вам придется работать напрямую.

Это следовало обдумать.

Нимуэ шла по берегу озера, по самой кромке. Озеро было небольшое, но глубокое, с изумрудной водой, окруженное горами, которые вставали друг из-за друга, будто декорации в старинном театре – ровными уступами, и каждая следующая была все синей и темнее предыдущей. Там, где у озера был «рог» полумесяца, будто сходились две стены – светлая, лиственная, и темная, хвойная. Справа вставали березы, и рябины, и тополя, слева – сосны, и пихты, и кедры, и лиственницы. Многие кедры росли почти горизонтально – стволы, вывороченные из земли бурей, ложились на землю, ветви вздымались вверх – и продолжали расти. Ох, и бури это были – если сесть в выемку у корней, там можно было бы поместиться целиком.

Как отличить себя от не-себя?

Нимуэ никогда раньше не приходило в голову задаваться таким вопросом. Были отец и мать, был дом, Грозовая башня; были горы, леса, водопады, белки, снующие в ветвях; карпы в прозрачных ручьях; серовато-розовые раковины, сворачивающиеся спиралью, пустые и звонкие; ступени винтовых лестниц…

Здесь лестниц не было, были узловатые корни, выступавшие из земли, полускрытые изумрудным мхом. Она шла, касаясь мха, коры, шелковистых кедровых игл, раскрытых веером. Берег резко уходил вниз, под ним плескалась вода – зеленая, как нефрит.

Зеленая на самом деле? Зеленая, потому что на нее смотрю я?

А кто – я?

Я – кто смотрит на стеклянный шар и видит синий цвет.

В нефритовой воде медленно колыхались водоросли.

Земля и вода смыкались, определяя, с одной стороны, озеро, и, с другой стороны, берег.

Нимуэ пошла дальше, переступая через стволы и отводя от лица гибкие, остро пахнущие смолой ветви.

На обрыве, свесив ноги, сидел Мирддин и бросал камушки в озеро. Камушки подскакивали, оставляя на поверхности цепочку разбегающихся колец. Пять. Семь. Три.

Он почувствовал взгляд и обернулся.

Возникла пауза.

Мирддин поднялся, отряхнул руки, спрятал их за спину и качнулся с пятки на носок.

– Что ты решила? – спросил он, наконец.

Он был выше, чем Вран, но гораздо тоньше и легче, и совсем не продавливал мир под себя. Будто его врисовали в окружающее грифелем – темные волосы, светлые глаза. Удлиненное, вытянутое лицо почти все состояло из острых углов – тени под скулами шли вниз, брови расходились вверх – от этого сосредоточенное выражение казалось сердитым, хотя, конечно, не было. Как и у нее самой – полная длина рукава, ворот под горло, чтобы случайно не хватануть лишней информации через кожу. До начала обучения ей не приходило в голову, что информация может быть лишней.

– А ты?

– Да, – твердо сказал он. – Есть альтернативный, полностью недоступный мне другими способами ракурс. Это как… параллельный мир. Только не параллельный. Конечно, я хочу продолжать! – глаза у него блеснули, он чуть подался вперед и тут же одернул себя. – Если ты, конечно, не против.

– Я не против, – ответила Нимуэ. – Чтобы определить, кто я, мне нужен кто-то, кто не-я.

Мирддин моргнул.

– Погоди. Как можно этого не знать? Ты же знаешь, что ты… – он слегка замялся, – не камень, не птица… не дерево, в конце концов!

– Но я могу стать камнем, или деревом, или птицей, – сказала Нимуэ. – И где тогда будет отличие? Наверное, Энгус поэтому требовал соблюдать антропоморфную форму, – задумчиво добавила она. – Это не то, что ты копируешь, а то, во что отливаешься по умолчанию.

– Н-не знаю, – сказал Мирддин. – Я так всегда хожу.

– Всегда человеком? – удивилась Нимуэ. – Почему?

Мирддин пожал плечами:

– Удобно.

Различий действительно было очень много.

Они сидели кружком на мху, под соснами, у самого берега. За спиной Мирддина Нимуэ могла видеть, как отражается в озере гора, образуя со своим двойником идеальный ромб.

Каэр, как всегда, четко и спокойно, давала указания.

– Левая рука. Точка на три пальца ниже запястья. Нашли пульс. Прижали. Запомнили. Точка к точке, соединяем.

Правая рука. Три пальца к виску. Нимуэ, ты же видишь, что руки у тебя короче, подсядь ближе. Держи спину ровно, без напряжения. Находим пульс. Контакт.

вот, я размыкаю границу

вот, вены тянутся, тянутся, размыкаются, переплетаются

вот, объединяется кровоток

кто передо мной?

Огромный, огромный простор и тишина.

Каменистый холодный берег, темное небо и темные же волны, с шумом набегающие на скалы – единственный звук в тишине.

Звезды, маленькие и яркие, черный силуэт скалы на их фоне.

Далеко, далеко почти у горизонта – на самом краю скалы, у самой пропасти, башенка маяка, зыбкий свет фонаря, не затмевающий созвездий.

Темная, темная вода, случайный отблеск звезды на рассыпающейся пене, темная, темная толща, уходящая глубже, и глубже, и глубже, где царит вечная тишина, где скользят проворные хищные тени, глубже, глубже, вдруг разгорелась светлая точка, матовая, мягко светящаяся раковина. Нимуэ протянула руку, коснулась створок – и увидела сияющую жемчужину, такую, что от красоты перехватило дыхание. Хотелось смотреть, и смотреть, и смотреть, но воздуха уже не хватало, ледяная толща давила все сильнее, сильнее, сильнее, легкие горели, Нимуэ рванулась – и ее пробкой выбросило на поверхность, обратно, в обычный летний день.