Читать интересную книгу Альтер-эго - Яна Белова

– Дамы и господа, поприветствуйте нашего гостя из соседнего королевства – Боссе Тиннер!

Раздались аплодисменты. Серж помог музыканту установить микрофон и спустился в зал.

– Голландец? – спросил Ник у бармена, дернув подбородком в сторону сцены.

– Вроде бы швед, – пожал плечами тот и улыбнулся, – не русский, не спросишь.

Бармена зовут Винсент Рокк – он гражданин Британии, женат на британке польского происхождения, ни разу не побывавшей в Польше, отец двух черноглазых мальчишек. Когда-то Винсент звался Ибрагимом, будучи рожденным где-то на Северном Кавказе в обычной кавказской семье, где чтили традиции и воспитывали детей несколько иначе, чем в других регионах России. Старший брат уехал учиться в Москву и неожиданно перестал писать, перестал общаться с многочисленными родственниками и даже родителями. И почему-то о нем быстро забыли, о нем не говорили, не вспоминали и даже не упоминали, будто вычеркнули из памяти и из сердца. Всё потому, что на Кавказе не может быть геев. Но причину Ибрагим узнал много лет спустя, когда ему, двадцатилетнему парню, которого не пустили учиться в Москву, несмотря на его горячее желание и все просьбы и доводы, пришло приглашение из Финляндии от брата, которого он плохо помнил. Винс никогда не рассказывал подробностей того, что произошло потом. Мы знали только, что семь лет назад в Британию приехал Винсент Рокк, до этого четыре года проживший в Хельсинки и год в Норвегии, приехал к будущей жене, с которой познакомился по Интернету, приехал, чтобы остаться навсегда. Для родных он умер так же, как старший брат, с братом при этом он тоже не находил поводов и особого желания общаться. Возможно, именно поэтому он был бесконечно привязан к жене и детям. В отличие от нас с Ником, для него провести время дома с семьей было лучшим отдыхом.

Мысли неспешно текли в голове, почти не обращая на себя внимания, просто разрозненные факты и образы, которые при желании легко собирались в единый пазл пестрого мира новоиспеченных русскоговорящих британцев. Этот мир давно стал мне ближе и понятнее, чем мир соотечественников в России.

Приятная музыка, хорошее пиво, тихие разговоры и негромкий смех – проблемы и тревоги рассеивались, мысли переходили в плавно-ленивое течение.

Подошел поздороваться Серж, заговорили о нашей недавней поездке и съемках на Фарерских островах. Он познакомил нас с музыкантами – милейшие люди с очаровательным акцентом. Я поймала себя на мысли, что в Лондоне редко слышу английский язык совсем без акцента и при этом с маниакальным упорством требую правильной речи от собственных детей. Мои дети говорят без акцента. Ник, я и Серж тоже говорим без акцента. Перестали ли мы ощущать себя эмигрантами? И да, и нет.

Все наши русскоязычные знакомые в Лондоне люди не бедные, полностью интегрированы в британскую реальность, давно граждане Британии, голосуют на выборах, некоторые даже сторонники жесткой миграционной политики и выхода Британии из ЕС из-за проблемы с «понаехавшими». Однако большинство по-прежнему думают на своем родном языке и, даже избавившись от акцента, чем-то выдают свою этническую принадлежность. Впрочем, мой Ник исключение, если в нем кто-то когда-то и угадывал «иностранца», то русским его не признавали даже русские.

– Кэт, вы танцуете? – вдруг спросил Тиннер.

Ник о чем-то беседовал с Сержем и его женой Светланой.

– Да, пойдемте, разомнемся, – усмехнулась я.

Заиграла развеселая ирландская музыка, на крошечном танцполе было не протолкнуться, люди танцевали прямо у столов и барной стойки. Тиннер с удовольствием включился в традиционный ирландский танец, которому обучал всех желающих седой завсегдатай бара, ирландец по происхождению.

Спустя пятнадцать минут я поискала глазами Ника. И не нашла. Серж по-прежнему сидел у стойки бара, Светлана разговаривала с барменом, а Ник куда-то смылся.

– Извини, я отойду на минутку, – я кивнула Тиннеру и всё-таки решила узнать, куда девался мой благоверный.

– Покурить вышел, – ответил Винс, не успела я задать вопрос, – с девицей какой-то, – поколебавшись, добавил он.

– Знакомая девица? – удивилась я.

– Первый раз видел.

Винсент отличался почти феноменальной памятью на лица. Если он говорил «первый раз вижу», значит, человека никогда прежде не было в баре в его смену даже пары минут.

– Налей мне текилы, – попросила я.

Что-то мне смутно не нравилось, беспокойство, неясная тревога, усталость, заполированные приятной атмосферой и нежеланием портить вечер, требовали очередного усилия по своему усмирению. Сил не было, текила была.

– Трудный день? – спросил Вине, глядя, как быстро исчезает выданный мне шорт-дринк.

– Пятница – развилка между трудной неделей и выходными с детьми, – прозвучало довольно уклончиво и безэмоционально.

Чувства вины и стыда не дали высказать мысль полностью: «Как же меня тяготят выходные, как же я устала от перелетов и переездов, как же мне надоело бегать от необходимости жить с собственными детьми и как же я устала чувствовать себя виноватой. Не могу больше, не хочу и не знаю, что с этим делать. Я в ловушке». Ужасные мысли. Я ведь люблю и Веронику, и Майкла. Я никогда не жалела, что родила их тогда… Или жалела?

Мысли вернули меня на девять лет назад. Те смутные, темные времена я не любила вспоминать. Ник уехал учиться в Лондон, перед ним открылись чудесные перспективы, я же узнала, что беременна, за пару дней до его отъезда. Он сказал: «Поступай, как знаешь, я в любом случае заберу тебя, как только устроюсь, с ребенком всё будет сложнее, но всё решаемо». Вера в Ника. Абсурдная вера во всемогущество двадцатилетнего мальчишки, а еще уговоры мамы не делать аборт. Поступить «как я знала» я не смогла, не хватило смелости отстоять право на собственную жизнь. В итоге у меня двое замечательных детей, которых я очень люблю. Жалею ли я об этом? В самом темном уголке души живет жесточайшее чувство вины перед ними, перед собой, перед всем миром при любой попытке искренне ответить на этот вопрос. У меня не было юности, у меня не было права выбирать, как мне жить, у меня не было права на ошибку. И как бы я ни пыталась всё наверстать сейчас – бесполезно. Я плохая мать, я недоучка, я намертво зависима от собственных родителей, живущих с моими детьми вместо меня.

– Хочешь еще потанцевать? – спросил подошедший ко мне Боссе Тиннер.

Я допила вторую порцию текилы и молча кивнула.

Пара танцев, еще пара коктейлей, мозг избавился от шлака ненужных рефлексий, вечер вновь заиграл радужными красками. Ник вернулся спустя сорок минут. Краем глаза я видела, как он, найдя меня взглядом в толпе, наблюдает за нашим довольно фривольным на тот момент танцем с Боссе.

Музыка кончилась, и, поддавшись внезапному желанию отомстить ему за его долгое отсутствие с неизвестной бабой черт знает где, я обняла и поцеловала своего партнера по танцам. Быстрый, легкий поцелуй-прикосновение, так целуют старых друзей и родственников, но я точно знала, что Ник со своего места не разглядел подробностей. Он обязан был думать, что поцелуй был настоящим. Видимо, я хотела скандала, вернее, я добивалась возможности вылить на него весь сумбурный негатив, кипевший во мне весь вечер.

– Идем домой? – спросил Ник, едва я вернулась к барной стойке. Он не был расстроен, растерян, напряжен или зол. Обеспокоен чем-то и только.

– Идем, – вздохнула я, вдруг почувствовав себя очень усталой, ворчливой, сумасбродной и одинокой старухой.

До дома доехали молча, говорить не хотелось и казалось бессмысленным. О чем говорить?

Зарядил мелкий, жалящий холодом дождь, пробежав от машины до дверей дома, мы оба вымокли до нитки. Дома было холодно, надо было срочно включить отопление.

– Ром или виски? – внезапно спросил Ник и, не успев раздеться, открыл бар.

У нас дома всегда есть виски, ром, пара бутылок вина, несколько бутылок пива, пара видов ликеров и коньяк нескольких разновидностей. Это пунктик. Хотя дома мы почти никогда не пьем, да и бываем не часто.

– Чай с лимоном и спать, – буркнула я, стаскивая с себя мокрую куртку.

– Кэт, звони сейчас своим предкам, ври как угодно, но детей мы забираем в понедельник и не раньше. У нас есть свободная неделя для них, но завтра и послезавтра мы будем вдвоем, – безапелляционно заявил Ник, снимая свитер.

У меня не было ни сил, ни желания спорить.

– Что мне им сказать? Придумай сам, я устала врать.

– Скажи правду, скажи, что нам надо срочно придумать, как спасти чертов брак, и детям лучше быть при этом подальше, – фыркнул Ник и ушел на кухню.

Я не удивилась. По закону жанра и всем правилам хорошего тона я была обязана быть шокированной, испуганной, взволнованной… Внутри не отозвалось ничего. Будет жаль этого дома, будто специально созданного для нас, этого камина, который мы так редко разжигали и у которого проводили свои самые счастливые вечера. Поколебавшись секунду, я решила разжечь его сейчас же, немедленно.