Читать интересную книгу Книжная лавка - Синтия Суонсон

Ого! Разве я так разговариваю? Да никогда в жизни, у меня даже думать такими словами не получается.

Снизу вверх на меня смотрит маленький мальчик. У него пронзительно-синие глаза Ларса; волосы коротко острижены, но прямо надо лбом лежит непокорный золотисто-рыжий чуб. Щеки тщательно отмыты и сияют нежным румянцем. Он весь – будто из рекламы молока или мороженого, невозможно милый. При виде этой ангельской мордашки у меня теплеет в груди.

Ребенок отпускает меня и извиняется:

– Мамочка, я соскучился. Я тебя со вчера не видел!

На секунду теряю дар речи, но потом напоминаю себе, что это сон, и улыбаюсь мальчику. Наклоняюсь и глажу его по плечу. Что ж, почему бы и не пойти на поводу у своего воображения? Пока что здесь очень славно.

– Отведи-ка меня к папе и Мисси, – говорю я и беру ребенка за пухленькую ладошку.

Мы проходим через коридор и поднимаемся по лестнице. Там наверху – детская с ярко-розовыми стенами, маленькой деревянной кроваткой, выкрашенной в белый цвет, и небольшим шкафчиком, на полках которого теснятся книжки с картинками и плюшевые игрушки. На кровати сидит ангелоподобная девочка, как две капли воды похожая на брата. У нее несчастный вид, щеки лихорадочно алеют. Они с братом примерно одного роста. Я не умею определять на глаз, сколько ребенку лет, но, кажется, им примерно по пять или шесть. Двойняшки?

– Мама пришла! – сообщает маленький ангел, забираясь в кровать к сестре. – Мисси, мама пришла, все хорошо.

Мисси хнычет. Я сажусь рядом и трогаю ее лоб: он в самом деле горячий.

– Что у тебя болит? – ласково спрашиваю я.

Она тянется ко мне:

– Все болит, мамочка. Особенно голова.

– Папа уже измерил тебе температуру?

Поверить не могу! Как легко эти слова срываются с языка… Да и вообще – веду себя как мама со стажем.

– Да, папа моет тер-мо-нетр.

– Термометр, – поправляет брат-ангелочек. – Градусник называется тер-мо-МЕТР, а не тер-мо-НЕТР.

– Без сопливых солнце светит! – Мисси закатывает глазки.

На пороге появляется Ларс и докладывает:

– Тридцать семь и семь.

Я не совсем понимаю, что это значит. Ну, то есть ясно, что у девочки температура тридцать семь и семь. А какие лекарства ей нужно давать? Оставить ее на целый день в постели или все равно вести на занятия? Понятия не имею.

Потому что у меня нет детей. Я не мать.

Не то чтобы я никогда не хотела детей. Нет, тут все как раз наоборот. В детстве я любила нянчиться с игрушечными пупсами, кормила их из бутылочки, катала в маленькой коляске и меняла им пеленки. Я была единственным ребенком в семье и постоянно упрашивала родителей завести для меня братика или сестричку. Мне не хотелось быть старшей сестрой, мне хотелось быть маленькой мамой.

Долгое время я пребывала в полной уверенности, что выйду замуж за Кевина, с которым встречалась в колледже. Вместе с другими парнями он в 1943 году ушел на тихоокеанский фронт. Я его ждала – в те годы девушки, знаете ли, ждали своих парней и хранили им верность. Мы постоянно переписывались, я отправляла посылки с печеньем, носками, мылом для бритья. Вместе с другими студентками мы булавками отмечали перемещения наших солдат на карте Тихого океана. Утирали слезы платочками, когда приходили вести о тех, кто уже не вернется. И молча благодарили небо за то, что наши ребята остались целы.

К моему огромному облегчению, Кевин вернулся с войны невредимым. Казалось, что все будет по-прежнему: он мечтал стать врачом, снова пошел в медицинский. Мы продолжали встречаться, но предложения он не делал. Нас приглашали на чужие свадьбы, и все спрашивали, когда же мы позовем гостей на свой праздник. «Когда-нибудь обязательно позовем», – отвечала я преувеличенно бодро и беззаботно. Кевин просто менял тему разговора.

Проходил год за годом, Кевин окончил университет и приступил к интернатуре, а я работала учителем пятых классов. Никаких перемен в наших отношениях не происходило. В конце концов мне пришлось поставить ультиматум. Я сказала Кевину, что если он не хочет прожить со мной всю оставшуюся жизнь, то нам лучше расстаться.

Он тяжело вздохнул:

– Наверное, так будет лучше.

Кевин коротко и равнодушно поцеловал меня на прощание. Не прошло и года, как он женился на медсестре, которая работала в той же больнице.

Судя по всему, в мире моих снов ничего такого не было. Потерянные годы, черствость Кевина – все это осталось в другой жизни. А в этой я вытянула счастливый билет. Так и слышу радостные крики своих студенческих подруг: «Молодчина, Китти, молодчина!»

Последняя мысль кажется до того абсурдной, что у меня вырывается смешок. Я тут же в ужасе прикрываю рот ладонью. Это, конечно, сон, но у ребенка температура. Я должна вести себя соответственно, должна беспокоиться, как настоящая мать.

Переглядываюсь с Ларсом. Он смотрит на меня с нежностью и… желанием? Ничего себе. Разве женатые люди так друг на друга смотрят? Даже когда у них болеет ребенок?

– Что будем делать? – спрашивает Ларс. – Ты всегда знаешь, как поступать в таких случаях, Катарина.

Всегда знаю? Какой интересный сон. Смотрю в окно на зимнее утро. Стекло затянуто инеем, падает снег.

Тут до меня доходит, что я действительно все знаю, хотя сама не могу этого объяснить. Я встаю и иду через коридор в ванную. Точно помню, на какой полке стоит маленькая пластиковая бутылочка с детским аспирином. Вытаскиваю из упаковки одноразовый стакан и наливаю немного теплой воды. Нахожу в бельевом шкафчике маленькое полотенце, смачиваю его холодной водой и отжимаю.

Прихватив полотенце, бутылочку с лекарством и стакан, решительно направляюсь в комнату Мисси. Бережно накладываю ей на лоб холодное полотенце и даю две таблетки аспирина. Она послушно глотает, запивая водой. Потом улыбается мне и ложится на подушку.

– Теперь тебе надо отдохнуть.

Я укрываю Мисси одеялом и приношу ей несколько книжек с картинками – из тех, что стоят на полке. Она принимается за книгу «Мадлен и собака». Это замечательная история из детской серии Людвига Бемельманса про Мадлен, ученицу парижской частной школы для девочек, и ее одиннадцать одноклассниц.

Мисси водит пальцем по строчкам и шепотом читает.

Ларс берет меня за руку. Мы улыбаемся дочке и тихонько выходим из комнаты вместе с нашим чудесным сыном.

И тут сон заканчивается.

На прикроватной тумбочке оглушительно трезвонит будильник. Я машинально нащупываю кнопку и только потом открываю глаза – стены в комнате желтые. Я дома.

Глава 2

– Господи, и приснится же такое! – говорю я сама себе, с трудом отрываясь от подушки. Аслан, полосатый рыжий кот, жмурится и тихонько мурлычет, свернувшись клубком у меня под боком. Я назвала его в честь льва из книжки Клайва Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф» – потрясающая история, особенно для любителей детского фэнтези. Я с нетерпением ждала выхода каждого нового романа из цикла «Хроники Нарнии», а потом несколько раз перечитывала всю серию целиком.

Я осматриваю спальню. На окнах нет ни занавесок, ни жалюзи, а вдоль деревянных рам все еще наклеена малярная лента. На прежнем месте остались только кровать и тумбочка: вчера, прежде чем перекрашивать стены, мы с Фридой перетащили бюро и сундук в гостиную, чтобы не забрызгать мебель и освободить место. В комнате пахнет краской, но стены получились радостными и яркими, по-настоящему солнечными. Ровно то, чего мне хотелось. С довольной улыбкой я встаю и, осторожно ступая по газетам на полу, набрасываю домашний халат.

По дороге на кухню я останавливаюсь, чтобы включить радиоприемник, который ютится среди кипы книг и журналов на одной из обшарпанных полок, доставшихся мне на гаражной распродаже. Я прибавляю громкость и настраиваю приемник на нужную волну. Там как раз звучит песня «Sherry» группы «The Four Seasons» – в последние дни я постоянно слышу ее по радио и готова поспорить, что на этой неделе она займет первое место в хит-параде.

Подставив кофеварку под кран, набираю воды, потом вытаскиваю из кухонного шкафчика жестяную банку с молотым кофе и отмеряю его ложкой.

– А теперь послушаем старую добрую классику, – говорит ведущий. – Кто-нибудь еще помнит эту песню?

Звучит новая композиция, и я застываю на месте, не донеся ложку до кофеварки. Мою крошечную квартиру оглашает голос Розмари Клуни.

– Ну и совпадение, – говорю я Аслану, который зашел на кухню проверить, не налила ли я ему утреннюю порцию молока. Высыпаю в кофеварку остатки кофе и включаю ее.

Песня – я наконец вспомнила название, «Hey There», – появилась в эфире семь или восемь лет назад. Не помню, в каком году она была популярна, но я тогда часто ее напевала, а потом забыла. И вспомнила только прошлой ночью.

Ах, эти дивные глаза незнакомца из сна, пронзительные и синие, как море на открытке из какой-нибудь экзотической страны. Я должна была испугаться, но страха не было.

Я ничего не могла с собой поделать. Он так заглядывал в мои глаза, так смотрел на меня, будто я для него – самый важный на свете человек. Будто я для него – целый мир.