Читать интересную книгу Книжная лавка - Синтия Суонсон

– Ты так бурно отвечала, будто мы сто лет этим не занимались. Хотя прошло всего несколько дней…

Он задумчиво смотрит на меня. «Ох, если бы ты знал», – думаю я. А сама говорю:

– Ну, иногда мне очень не хватает близости.

Кто-то неуверенно стучит в приоткрытую дверь. Раздается тихий голосок:

– Я постучал. Как вы говорили. Я вспомнил и постучал.

Ларс улыбается:

– Заходи, приятель.

Дверь открывается полностью, и в комнату проскальзывает взъерошенный Митч, подходит к кровати и останавливается рядом со мной.

– Уже семь утра, – сообщает он.

– Ну да.

Ларс бросает взгляд на будильник, стоящий на тумбочке.

– Я подождал, как вы меня просили.

– Молодец, – говорю я.

Не знаю, можно ли – я здесь чужая и не знаю правил, принятых в этом доме, – но мне нестерпимо хочется прижать малыша к себе. Отбрасываю одеяло и похлопываю рукой по кровати. Митч радостно забирается к нам, закутывает ноги покрывалом и обвивает руками мою шею.

– Ты уже сходил на горшок? – спрашиваю и сама себе поражаюсь: как такой вопрос вообще мог прийти мне в голову?

Митч кивает.

– Ты один проснулся? – уточняет Ларс, и Митч кивает снова. Ларс поднимается с постели. – Принеси книжку, малыш, мама тебе почитает. Да?

– Конечно, почитаю.

Я приподнимаюсь и поправляю подушки. Ларс целует меня:

– Тогда я приготовлю завтрак.

За окнами уютной спальни медленно падает снег, а я сижу на кровати с самым очаровательным малышом на всем белом свете и читаю ему книжку про разные виды транспорта.

Кажется, Митч просто без ума от машин. Любых. Самолеты, поезда, антикварные автомобили, океанские лайнеры.

– Когда я вырасту, я стану капитаном большого корабля, – гордо заявляет он. – Я буду плавать по всему миру, а вы будете путешествовать вместе со мной. В каютах первого класса.

Я улыбаюсь и обнимаю его еще крепче.

Мы изучаем историю железнодорожного транспорта. Вы знали, что первый паровой двигатель был построен в 1804 году англичанином Ричардом Тревитиком? Я вот не знала. Потом нас прерывают: дверь открывается снова, и в комнату входит Мисси.

– Папочка сказал, что завтрак почти готов, – сообщает она. Мисси кружится на месте, демонстрируя нам нарядную ночную сорочку. На груди у нее красуется аппликация – принцесса в желтом платье.

Девочка тянется ко мне за поцелуем. Послушно чмокаю подставленную щеку и спрашиваю:

– Как тебе спалось в новой сорочке?

Господи, откуда я это знаю?!

Мисси широко улыбается:

– Сладко-сладко! Она такая уютная! Я проснулась ночью, а принцесса была со мной, прямо на животике, и я тут же опять заснула. – Мисси порывисто обнимает меня: – Спасибо, мамочка. Ты самая лучшая швейка на свете!

– Швея, – поправляю я.

Вот только швея из меня никудышная. Последний раз я шила в школе на уроках труда, а это было больше двадцати лет назад. С тех пор мне приходилось иметь дело только с оторванными пуговицами. Но в этой жизни я, кажется, сама сшила детскую ночную сорочку (или по крайней мере закрепила на ней аппликацию). Интересно, где я этому научилась?

– Давайте-ка, бегите к папе, – говорю я детям. – Скажите, я скоро приду.

Прежде чем выйти из спальни, я внимательно осматриваюсь.

Мне в глаза сразу бросается большой свадебный портрет, висящий на стене. За окном снегопад, в комнате темно, и фотографию видно плохо. Снимок черно-белый: не раскрашенный вручную, как некоторые старые фотографии, и не снятый на цветную пленку, которая так популярна в наши дни, а простой черно-белый кадр с нечетким фокусом, будто фотограф хотел смягчить все очертания. Мне на этой фотографии лет тридцать, Ларс выглядит моложе, чем сейчас, – чуть гуще волосы на макушке, чуть меньше заметен живот. На мне простое приталенное платье с короткими кружевными рукавами и юбкой средней длины. Ларс стоит немного позади и бережно обнимает меня за талию. В руках я держу букет из светлых роз – наверное, желтых или розовых – и мелких цветов гипсофилы. Невозможно понять, где мы находимся. Скорее всего, мы позировали на каком-то безликом фоне, который позволяет сделать акцент на фигурах жениха и невесты, но ничего не говорит о месте съемки.

Рядом со свадебным портретом висит еще одна черно-белая фотография – парижской улицы. Я никогда не была в этом городе – всегда хотела, но ни разу не уезжала так далеко от дома. Если вы не житель какой-нибудь сибирской глуши, вы сразу узнаете Париж по фотографии. Здесь, как и на многих других парижских снимках, на заднем плане видны кафе, станция метро и узкие улочки. К кованой решетке прислонен велосипед, на котором стоит большая плетеная корзина с цветами. По улице прогуливаются нарядно одетые мужчины и женщины, и вид у них такой, будто впереди их ждет что-то удивительное и прекрасное.

Интересно, мы провели там медовый месяц?

Я поворачиваюсь к длинному узкому комоду. Украдкой выдвигаю один ящик за другим. Они все забиты одеждой, но это не мои вещи. С возрастом мой вкус становился все более эклектичным и – какое бы слово тут подобрать?.. «Беспорядочным», – радостно подсказывает мне внутренний голос с интонациями Фриды. Я люблю яркие блузы, шарфы и украшения. С удовольствием ношу юбки и брюки, хотя порой покупатели, не говоря уже о родителях, смотрят на меня с неодобрением. «На дворе 1962 год, – заявляю я родне (конечно, я никогда не скажу такого покупателям). – Женщины меняются. Мир меняется».

Но в этом 1962-м (если, конечно, во сне тоже 1962 год) вкусы у меня остались консервативными. В ящиках лежат тонкие кашемировые свитера серого и винного цвета. Я приподнимаю ряды тщательно свернутых чулок, проверяя, что спрятано внизу. Ничего броского и необычного в комоде нет, но, кажется, я трачу на подбор одежды много времени, не говоря уже о деньгах. Все вещи хорошего качества, бережно разложены по местам. Открыв дверцы гардероба, я обнаруживаю там такой же педантичный порядок. Ряды платьев, блузок и юбок, развешанных по цвету и степени официальности.

Я вспоминаю маленький платяной шкаф в моей квартире на Вашингтон-стрит, в котором платья, юбки и брюки распиханы как попало. Каждое утро я провожу раскопки в поисках нужного наряда, отбрасывая в сторону все лишнее и оставляя на кровати разноцветную гору вещей. Вечером, вернувшись домой после работы, я часто нахожу в гнезде из помятой одежды громко мурлычущего Аслана.

Однако во сне мой гардероб выглядит так, будто в нем все всегда висит на своих местах. В этом просторном шкафу с аккуратными рядами одежды можно легко и быстро подобрать удачное сочетание на любой случай.

Я надеваю синий халат – мягкий и уютный (помню его еще по первому сну), хоть и слишком блеклый, на мой вкус. Завязав пояс, осторожно приоткрываю дверь спальни.

Насколько я могу судить, в доме всего два этажа. Здание современное, явно построено после войны или даже в последние десять лет. Наша с Ларсом спальня (как же странно это звучит!) на первом этаже, и в ванную можно попасть только через саму комнату. В современных домах часто встречается такая планировка – хозяйская спальня со смежной ванной. En suite, как говорят французы. Раздвижные стеклянные двери, расположенные за кроватью, ведут на террасу и задний двор. Я выглядываю из комнаты: слева от меня коридор, в конце которого видна приоткрытая дверь; похоже, за ней находится рабочий кабинет. Справа – гостиная и парадный вход. Стены бледно-золотистого цвета, а входная дверь выкрашена в ярко-голубой. Ну, наконец-то хоть что-то яркое! По крайней мере, мой вкус проявился при выборе цветов для интерьера.

Откуда-то – явно из кухни – раздаются голоса Ларса и детей. Я помню, что детские спальни расположены на втором этаже и к ним ведет лестница от входной двери. Еще один лестничный пролет ведет вниз, к прачечной, или игровой комнате, или к обеим сразу.

Вместо того чтобы направиться на кухню, откуда доносятся голоса моих родных, я проскальзываю налево по коридору. На стенах висят фотографии. Почти все – портреты, кроме первого снимка, который виден через дверной проем спальни. Тот горный пейзаж по-прежнему вызывает у меня недоумение. Я останавливаюсь и разглядываю его несколько секунд, но мне так и не удается определить, что это за место.

Тут я понимаю, что расположение фотографий тщательно продумано. На других снимках дети, родня, семейные праздники, а для этого пейзажа место выбрано специально. Его прекрасно видно из спальни; даже не так – не из спальни, а прямо с кровати. Дети, бабушки и дедушки остаются вне поля зрения.

«Отличный ход», – поздравляю я себя. Правда, неизвестно, я ли его придумала.

Рассматриваю портреты. К своему удивлению, не нахожу среди них Митча и Мисси. Там только старые снимки. Наверное, прадеды и прабабки Ларса.

А потом я останавливаюсь и резко втягиваю воздух.

Посреди коридора висит хорошо знакомая мне фотография. Я не помню тот день, когда она была сделана (еще бы, мне на снимке около шести месяцев), хотя нахожусь в самом центре кадра. Светлые волосы обрамляют мое круглое лицо мягкими волнами; мама всегда говорила, что в детстве у меня были совершенно удивительные локоны. Неуправляемыми кудряшками они стали, только когда я пошла в школу.