Читать интересную книгу Камышовый кот Иван Иванович - Станислав Золотцев

При этом критиковал не только с трибуны, но и печатно — его публицистика всегда была очень острой. За эту критику на него обижались, ему мстили, ему было нелегко издавать свои книги, его статьи подолгу лежали в редакционных портфелях. В итоге Станислав Золотцев при жизни не получил и половины по праву принадлежавшей ему литературной славы. Его в писательских кругах знали абсолютно все, и по достоинству — кто с удовольствием, а кто и вынуждено, — оценивали его литературную мощь. А вот публично… Публично его, конечно же, не успели оценить в полной мере. А кое-кто и не захотел, потому что сам вынужден был бы подвинуться из первых рядов литературного партера, уступив место Золотцеву.

Но хочу вновь и вновь повторить, что творчество Станислава Золотцева не останется в прошлом вместе с его эпохой, вместе со Временем, в котором он жил. Будущие поколения наверняка стряхнут с его книг библиотечную пыль, чтобы лучше понять и по-настоящему познать наше переломное Время, которое в поэзии Станислава Золотцева и в его романах-притчах выглядит не только очень ярко в художественном отношении, но и глубоко осмыслено в философском плане.

Он любил жить ярко, нестандартно. Он страстно любил Россию. И она отблагодарит его незабвенной читательской памятью.

Анатолий Салуцкий

Станислав Золотцев

КАМЫШОВЫЙ КОТ ИВАН ИВАНОВИЧ

История его жизни и смерти

От автора

Когда это повествование было ещё только задумано мною, я поделился его замыслом с моим сыном. И тут же мой сын разнёс этот замысел в пух и прах. «У вас, в Талабской области, камышовые коты не водятся», — заявил он. Не доверять ему я не мог, и не потому, что он — мой сын, а не чей-нибудь, а потому, что он, согласно его диплому, лучше всего знает именно наших диких и домашних четвероногих собратьев по жизни на Земле… В подтверждение своих слов сын достал с полки одну из его толстенных и многоуважаемых энциклопедий по животному миру, раскрыл её и прочитал мне вслух несколько строк. Из них следовало, что представители семейства кошачьих, именуемые камышовыми котами, обитают лишь в южных краях нашей неоглядной страны. В дельте Волги, например. Ну, самое северное их обиталище, в крайнем случае, — берега той же Волги, только в её среднем течении, где-то возле Жигулей. И то редко… А уж в моём родном северо-западном краю, где лето, как сказал когда-то Пушкин, является карикатурой южных зим, камышовые коты проживать никак не могут.

Что мне оставалось делать? Замысел моего повествования был, что называется, зарублен на корню. Потому что главным его действующим лицом должен был стать именно камышовый кот.

…Не знаю, когда предки моих земляков, живущих по берегам Талабского озера, стали звать диких кошек, обитающих в озёрных плавнях, камышовыми котами. Даже и учёные не могут точно сказать, дикие ли это кошки, либо просто одичавшие когда-то, в очень давние времена. В те времена, когда прибрежные селения рыбаков и хлебопашцев на нашей озёрно-болотистой земле, которая издревле была порубежной, выжигались и разорялись незваными гостями. Их жители гибли или разбегались, а живность оставалась без хозяев и поневоле дичала…

Скорее всего, эти особи семейства кошачьих зовутся камышовыми именно потому, что живут среди зарослей камыша. Точно так же, как их собратья, обитающие в местных лесах и очень похожие на своих приозёрных сородичей, только более пушистые, зовутся лесными кошками. Наверное, по той же самой причине шерсть обитателей озёрных прибрежий за многие века стала по цвету «камышовой» — коричневато-серой, тёмно-рыжеватой, а то и тёмно-коричневой… Хотя кот, о котором пойдёт речь в моей истории, отличался, скорее, шоколадным оттенком своей гладкой шерсти. Но — он был именно камышовым котом.

Я его сам видел. И даже знаю, как его звали не только по имени, но и по отчеству — Иваном Ивановичем.

…И потому, хотя я вполне доверяю своему сыну и его энциклопедиям во всём, что касается животного мира, я всё-таки решился написать эту историю. Потому что камышовый кот Иван Иванович действительно жил на белом свете. А если что-то действительно было и есть, что я сам знаю и видел, то это важнее для меня всех мнений учёных специалистов и всех научных книг.

И — главное: Иван Иванович прожил свою недолгую камышово-кошачью жизнь далеко не бесславно. Даже — достойно и доблестно. И она достойна того, чтобы вам о ней рассказать…

1. НАЙДЁНЫШ

…Прожил же эту жизнь почти от самого рождения главный герой моего повествования не в камышах, а в деревне Старый Бор, в доме Вани Брянцева. Я зову этого своего земляка Ваней, хотя он давно уже взрослый человек, кряжистый, крупный мужик, уже немного седеющий, отец семейства. А к концу этой повести он и вообще дедом станет… Но мы с ним знакомы с моих мальчишеских и с его младенческих лет. Когда-то, очень давно, его мать училась в сельской школе у моих родителей. И мне помнится не только свадьба его родителей: я даже видел, как младенца Ваню привезли из районного роддома. Вот как давно он мне знаком. Но это не потому, что я такой уже старый. Просто я уже очень давно живу..

А Ваня Брянцев стал со временем колхозным механизатором, что называется, широкого профиля. И на комбайне сидит, и на тракторе, и любой автомобиль может водить (хотя своим до сих пор не обзавёлся). И любая другая движущаяся по земле техника ему знакома и послушна. Вдобавок, человек он очень работящий, хозяйственный и — относительно мало пьющий. Так что даже когда колхозы в нашем крае были упразднены, и многие деревни пришли в упадок, хозяйство Брянцевых осталось крепким. Ломить, конечно, Ване пришлось побольше, чем в коллективные времена, — ну да ему к этому было не привыкать… Тем не менее находил он время и для занятий, в которых можно душу отвести — для рыбалки, для охоты. Да без этих промыслов нынче сельским жителям берегов Талабского озера прожить вообще непросто…

И на рыбалку, и на охоту по уткам и гусям Ваня Брянцев, при всей его любви к технике, выходил чаще всего не в моторке и даже не на лодке-плоскодонке, а в долблёнке. В челноке, состоящем из двух выдолбленных изнутри брёвен с заострёнными носами, сплочённых меж собою скобами, у нас их зовут «камьями» или «камейками». В большую воду на такой долблёнке не выйдешь, а вот в узких приозёрных протоках такие камьи, как говорится, самое то. Или — самое оно… Эти протоки вьются вокруг малых и совсем крохотных островков, поросших камышом, тальником, осокой, кугой и множеством прочих купырей, трав и мелких кустарников, любящих влагу. Там и утки гнездятся, и гуси, и прочая летучая живность. А когда становится чуть посуше, там появляются и камышовые коты. Там у них, на этих подсохших островках, рождаются котята, и, когда они чуть подрастают, кошкам сподручнее там добывать им пищу для прокорма: рядом — гнёзда уток, гусей и более мелких птах. Да там и безопаснее: никакие другие, более крупные звери, обитающие в нашей местности, до плавней не добираются. Опасность котам и их потомству грозит разве что с воздуха, от пернатых хищников… На одном из таких островков и нашёл Ваня Брянцев будущего Ивана Ивановича.

Двигался он, Ваня, в своей долблёнке по мелеющим протокам, раздвигая уже густые тростники и отмахиваясь от слепней, — и вдруг услышал невдалеке, в зарослях, вопли и визги явно не человечьи. Скорее, кошачьи и птичьи. Вопли были жуткими: можно сказать — отчаянно-предсмертными. Так оно и оказалось. Вопли смолкли, и вскоре из камышей поднялся ястреб, держа в когтях какой-то комок. Ваня хотел было пальнуть по летучему хищнику, но не стал: а вдруг там, в гнезде, кто-то ещё остался, — подумалось ему. И он, отталкиваясь веслом, стал пробиваться к тому месту, откуда только что слышались душераздирающие вопли. И на одном из плавучих островков открылась ему картина впрямь жутковатая: следы только что произошедшей лютой битвы.

Он увидел кошачье логово, ещё недавно хорошо и ладно устроенное, выстланное камышовым пухом, высохшими мягкими водорослями и птичьими перьями. Но всё это было разорено и залито кровью… А посредине разорения лежала камышовая кошка-мать с раздробленным черепом и выклеванными глазами. И рядом с нею ещё бился в предсмертных конвульсиях второй ястреб. У него было перекушено горло и вырвана часть внутренностей. Чуть поодаль, у края островка лежал мёртвый окровавленный маленький котёнок… А у другого края, тычась крохотным носом то в сухие веточки, то в стебли трав, громко пища, ползало единственное оставшееся в живых после этой битвы существо — ещё один детёныш камышово-кошачьего племени.

Видно, понял Ваня, ястребы напали на гнездо парой — самец и самка. Первый из них кинулся в драку с матерью-кошкой, яростно защищавшей своё потомство, меж тем как самка успела ухватить одного из трёх котят и улетела с ним. Кошка не дала самцу-ястребу унести двух других котят, но одного из них он успел клюнуть насмерть. Зато и сам был смертельно наказан… Вот и остался от всего этого побоища лишь один живой котёнок.