«Там, над виденьями долины…»
Там, над виденьями долины,Над пеленою облаков,Угрюмо дремлют исполиныВ холодном блеске ледников,
А здесь — неверный свет вечернийИ пляска тысячи теней,Мольба жрецов и клики черни,Здесь мир обманов и теней.
Так почему же, Неподкупный,Ты судишь грешников долинНеугасимой, недоступной,Холодной правдою вершин?
«Верховный жрец во мгле ночной…»
Верховный жрец во мгле ночнойСтоит безмолвно у порога:Блестит вдали, блестит земнойСосуд губительного бога, —
Он полон девственной росы…Разбить? Солжет сосуд разбитый:Заутра в храм сбегутся псыЛизать отравленные плиты…
Жрец улыбается во мгле —И ночи мрак трепещет зыбкийИ все живое на землеВо сне дрожит от той улыбки
ПОЭТЫ («Гордо поют победители…»)
Гордо поют победители,Камни грызут побежденные;Непримиренные,Снова сойдутся воители.
Но средь немой бесконечностиТусклых равнин мы, сраженные,Спим, примиренные,Сном упоительным вечности.
ОНИ. Порт-Артур («Для них все пламенные сны…»)
Для них все пламенные сны,Владыки творческая вера;Они противны и смешны,Как раб, читающий Гомера;
Но в день войны их льется кровь,Спасают землю их страданья:Самоотверженно любовьТворит бессмертные преданья.
Итоги («Осталось: пол-Сахалина…»)
Осталось: пол-Сахалина,Вождей преступных имена,Их непонятная гордыняИ, как залог народных сил,Неоскверненная святыняБесславно преданных могил.
Пою героев безымянных!Равнин Манчжурии туманных,Ее привычных нам снеговОни покинуть не хотели —И безыскусственных крестовНе заметут ее метели.
Суд («Мы — дети ваши. Пред судом…»)
Мы — дети ваши. Пред судомБольных детей отцы неправы —И мы покинули ваш домИ ваши скучные забавы.
В веселый час вы рождены,Герои позабытой чаши…Не вы одни осуждены:И нас осудят дети наши!
Пан («Пан безликий, скрытый тьмою…»)
Пан безликий, скрытый тьмою,Ночью бродит по горамИ звериною тропоюПробирается к стадам
И от страха холодеет,Напрягая чуткий слух,Но проснуться не посмеетВ шалаше своем пастух.
«Она печальными очами…»
Она печальными очамиГлядит с томительных страниц,Поэта созданная снами,Царица медленных цариц.
Она моим не внемлет пеням,Ей не дышать, и не цвести,И в сад по мраморным ступенямСтопою легкой не сойти.
«Точно дверь блестит золоченая…»
Точно дверь блестит золоченая,Догорает заход,А за дверью ночь упоеннаяПритаилась, — ждет, —
В косы тяжкие и усталыеКрасный мак вплела;Брови черные, губы алые,Вся стройна, бела.
«В тихий час неоскверненный…»
В тихий час неоскверненный,Я люблю вечерний звон,—Лаской тени усыпленный,Над полями, отдаленный,О себе забывший сон…
Сумрак летний, златотканый…С угасающей зарей,Сон безвестный, сон туманный,Кто-то тихий и желанныйУмирает над землей.
Рыбак («И было все кругом темно…»)
И было все кругом темно.Был грозен черный вал.Как птицы пойманной крылоМой парус трепетал.
Рыбак молчал, спокоен был,Так ясно недвижим,Что я о смерти позабыл:Я любовался им.
Лес («Он любит ночь, немую тьму…»)
Он любит ночь, немую тьму.Со светом он в жестокой ссоре.Он не расскажет никомуСвое задумчивое горе.
И только тайно, по ночам,Дрожат листы от тайной мукиИ ветви тянутся к лучам,Как умоляющие руки.
ДЕМОН-ХУДОЖНИК
He мефистофель он вертлявый,Не бес ничтожный и лукавый:Он злобы тяжкой бронзу влилВ слова скудельные, простые,И формы хрупкие разбил,И безобразные, немые,Явились лики темных сил.
«Прочел я в книге мудреца…»
Прочел я в книге мудреца:Природу вещий сон тревожит,Весь мир страдает без конца,Проснуться хочет и не может.
Я вышел в сад. Меня он звал,Полдневным зноем упоенный:В сияньи золотом дремалВесь этот мир, в себя влюбленный.
«Полуувядшие сады…»
Полуувядшие сады.Давно умолкшие фонтаны.На помертвелые прудыЛегли вечерние туманы.
К дверям старинного дворцаВедут широкие ступени,Где от высокого крыльцаЛожатся призрачные тени.
Гляжу в унынии немомВ глубь умирающего сада.Повеет холодом, — кругомРаздастся шорох листопада —
И как увядшие мечты,Как отзвук летних песнопений,В изнеможеньи с высотыСухие, желтые листыСкользнуть на белые ступени…
«В часы бессонницы тяжелой…»
В часы бессонницы тяжелойМой мозг усталый и больнойРисует мне мираж веселыйВ сияньи грезы неземной.
Лазурь небес, рабыни, розы,Ирана пышные ковры,Фонтана радужные слезыИ беззаботные пиры…
Мечты плывут, проходят мимо,И дух полуночных тенейРисует мне неуловимоДни светлой юности моей…
Вот степи, степи, — точно мореВдали раскинулись оне…О, сколько мощи в их просторе,В их необъятной ширине!
Хотел бы слиться я душоюС затишьем светлым и немым,И с этой степью золотою,И с этим небом голубым…
«Другие сны, другие грезы…»
Другие сны, другие грезы…Осенний день. В сырой далиСтоят задумчиво березы,Роняя горестные слезыНа грудь кормилицы-земли.
Гудит, шумит над лесом буря.Кругом все пусто, — ни души.Иду я, голову понуря,В необитаемой глуши,
Иду я тихо и без цели,Иду, неведомо куда:Мне жизнь и счастье надоели,Мне опротивела борьба…
Как привидения, березыСтоят в таинственной дали,Роняя горестные слезыНа грудь страдалицы-земли…
«Желанный сон не приходил…»
Желанный сон не приходилИ память жгли дневные муки.Я скрипку взял. Я разбудилБылого дремлющие звуки.
На зло судьбе, на зло врагам,Я пел, что мир — что мир не тесен,Что верить нужно только снам,На зло судьбе, на зло врагам,—Лишь снам, да звукам юных песен;
Что все напрасно: грусть и месть,Что жизнь и смерть — аккорд певучий,Что все напрасно: грусть и месть,Что примиренье в жизни есть,Как в песнях есть ряды созвучий,
Что жизнь ясна, что смерть ясна…Я пел те песни, забываясь…Вдруг порвалась, как нить, струна —И застонала, обрываясь…
«Лицо — лицо твое смеется…»