Читать интересную книгу Коммунист во Христе - Павел Кочурин

Староверы Соколовы жили в Сухерке, тихой деревеньке через лесок от Мохова. Семья была большая, гораздая до разных ремесел. И ей стало тесно при малоземелии. Братья и сестры еще до революции поуезжали к дядьям в сибирские дали, а младший Яков остался при родителях. Соколовы гостились с моховскими Кориными. Дружба береглась и Яковом Филипповичем и отцом Дмитрия Даниловича — Данилом Игнатьичем. В пред-колхозную, и особенно в колхозную пору, деревенский мир, больше чем в саму револю-цию, разметало по сторонам. И мужики стали водиться между собой притаенно. Никто не мог знать, кого, куда завтра повернет. Старик Соколов Яков Филиппович и Даниле Иг-натьичем тоже не больно на людях вместе выказывались. Но судьба их вытолкнула в председатели колхозов в своих деревеньках. Оба и надеялись, даст Бог, так и при новых порядках наладиться житье. До войны и в колхозе как-то еще держался крестьянский по-рядок. Война умирила — дело у всех одно: кормить фронт. А после деревенская жизнь со-всем от мужиков отринулась. Но домовитые старики, ждавшие уцелевших воителей, не оставляли веры. Надеялись, что после одоления страшной беды, уймется лютость. И как вот на месте пожарища рубится новый дом, так и им бы надо ладнее устраиваться. Но и тут над победителями раскуражилась черная сила. Жизнь селянина по природе своей до-мовитая. Она ладна, когда дом земледельца не одни только стены, а и нива с ним рядом, на которой он и сеятель, и жнец… А тут и к дому его, к самим уже окнам стала подбирать-ся общественность.

Данила Игнатьича не стало, а Старик Соколов длил свои годы. И как бы собою на-поминал Дмитрию Даниловичу о том, что сын должен сделать по заветанию отца своего. Выходило так, что самим важным в этом заветании было сотворение нового поля за рекой Шелекшей. Дмитрий Данилович и сам себе не мог объяснить, почему вдруг обуяло им такое желание — сотворить свое поле. Старик Соколов исподволь наводил его на разговоры о Татаровом бугре. В гражданскую войну подростком он ушел из дому с красным комис-саром особого отряда. По второму году службы отряд их попал в большой город. Там судьба свела красного бойца, староверского сына Соколова, с правителем этого города, человеком, наводившим на всех смертельный страх. Каким-то своим взглядом потаенных затылочных глаз он выведывал все о человеке и карал за беззакония. Бойцу Соколову он вреда не сделал, а рассказал о таийностях моховского Татарова бугра. Велел о том да по-ры молчать. Поведать только тому, с кем заведет дружбу. Этим человеком и стал отец Дмитрия Даниловича — Данило Игнатьич. Перед кончиной своей он и наказал сыну, Дмит-рию, держаться Старика Соколова Якова Филипповича. Сказал и о Татаровом бугре, что сам узнал от него. Роду Кориных как бы наречено было очистить от скверны огреховлен-ное место. Наказы и нареки отца стерлись в разное время в памяти Дмитрия Даниловича. И Яков Филиппович на заговаривал о том. Может и он не больно уже верил в то, что на-пророчил ему затылоглазник. Но за рекой на Татаровом бугре продолжало пугать, больше богомольных старух и стариков. И черная птица зловеще взлетала из кустарника. Вороны на соснах будоражились, будто их кто оттуда сгонял. И вновь взялись слухи о надвигав-шихся переменах. У Дмитрия Даниловича как-то само собой и возник разговор о новом поле за Шелекшей, с Яковом Филипповичем Стариком Соколовым.

— Оно и близится к нам свое время, Данилыч, изрек старец в ответ. И пора тебе браться за то, что отцу твоему не удалось сделать. Тайна-то Татарова бугра может больше тебя и касается.

2

На Страстной неделе, в чистый четверг, Яков Филиппович заглянул в колхозные мастерские, сказал Дмитрию Даниловичу:

Так и заходи коли, Данилыч, о деле-то и поговорим. Оно и день подходящий. Во чистоте души словом благостным и надо бы обмолвиться. В келейке моей и потолкуем в тиши.

Как-то так выходило, что Дмитрий Данилович не часто бывал в доме Якова Фи-липповича. Больше он наведывался к Кориным. В людном доме и разговор выходил ком-панейский, на стариковский. Вести с разных совещаний, слухи от городских гостей. И ху-дожник, сосед Кориных, частый гость в летнюю пору. А тут Старик Соколов отнароку зашел в мастерские, чтобы пригласить в свою келейку Данилыча, заместителя председате-ля колхоза по механизации.

Дмитрий Данилович пораньше освободился от дел, в контору не пошел, отправил-ся прямо домой. Переоделся, перекусил, постясь, налегке. Сказал Анне, что будет у Якова Филипповича и пошел пешком в Большое село.

В доме Соколовых было тихо, Марфа Лукинична готовилась к Пасхе. Вдруг да гос-ти из Москвы от сына пожалуют. Яков Филиппович вышел из пятистенка во всем домаш-нем, староверском и чистом, как и положено в скорбный для Христа день. Длинная белая рубашка косоворотка подпоясана шерстяным тканым пояском со словами молитвы на нем. Через пятистенок прошли в боковую комнату, которую Старик Соколов и называл келейкой. В ней было уютно и строго, ничего лишнего, жарко натоплена лежанка. Сели к столу, за которым Яков Филиппович в досужее время портняжничал. С него было все прибрано, будто к тайной вечере приготовлено. Небо за окнами тоже как бы сумеречно скорбело, жмурилось. Света не зажигали. Сидели в полуоборота друг к другу. Угол стола как бы вклинивался между ними, а досчатая гладость его единила. Яков Филиппович воз-ложил кисти рук на столешницу, вымолвил:

— В день-то такой самый черед и поговорить о благом смиренно. Дом, как и душа твоя, и мысли, и слово, все и должно быть в чистоте. Грехи-то на нас нынешних не только свои, сегодняшние, но и прошлых нас…

Хозяин кельи поглядел испытующе на Дмитрия Данилович. От взгляда его как бы изошли лучики света. Над столом прошло легкое дуновение, овеяв лицо. Яков Филиппо-вич молчаливо кивнул головой, как бы в чем-то с кем-то соглашаясь. Взгляд прижмурен-ных, будто подслеповатых глаз перевел на среднее окно и через него в небесный простор. Три окна кельи сверху и по сторонам были призанавешены льняными занавесками. И они колыхнулись, ровно кто прошел мимо окон… Дмитрий Даниловичу и раньше приходи-лось испытывать какую-то силу, исходившую от Старика Соколова. А тут как бы кто тре-тий был в келье старовера. И этому третьему дано знать, что случиться завтра и произой-дет в другие дни. Яков Филиппович как бы и хотел поведать то, что ему предсказывалось этим третьим, и что увиделось за окном кельи своей.

— Мы ведаем только о том, что своими глазами видим, ухом слышим и руками тро-гаем. Все невидимое, коли оно выявляется возле нас, страх наводит. И ведет нас то ли к добру, то ли ко злу. Недоброму — злые силы потрафляют, а доброму — благие… Меня вот судьба свела с человеком, прозванным затылоглазником. Поди и слышал, отцу-то твоему, Игнатьичу, сказывал… Велено было ему открыться. Но тут же и зарок положен, таиться до поры. — Яков Филиппович прислушался к — себе, поглядел на красный угол, где на полке лежали тяжелые церковные книги. — Время и пришло тебе, Данилыч, узнать то, чего и от-цу твоему высказать не мог. Роду Кориных дано на земле своей жизнь по правде улажи-вать, а мне вот — оберечь вас… Комиссар-то, который с отрядом к нам по зеленых прибыл, наш дом выбрал для постоя. И не совсем, знать, по воле своей… И родители мои с ним сошлись тоже по наречению. За стол садясь, он перед иконой крест клал с поклоном, как в доме нашем было принято. Заповеди Христовы чтил. Первым коммунистом Христа назы-вал. Меня это и соблазнило, и увязался за ним. Батюшке и матушке вроде бы наперекор пошел. Грех был большой, но ведь и апостолы Христовы дома свои покидали, следуя за Учителем… Где только с отрядом не перебывали. Я-то по вере своей без оружия ходил, комиссар меня и не принуждал. В одном городе близ гор больно не спокойно было. И не то чтобы разбойники, а сами власти люд обижали. Туда и прислали нового правителя, а с ним и наш отряд. Пошли слухи, что правитель тот о четырех глазах, затылоглазник, зна-чит. На кого жалобы шли, тех он вызывал к себе, выспрашивал. И если видел, что тот скрытничает, выгораживает себя, оборачивался к нему спиной и на затылке у него при-поднимались волосья, а из-под них показывались красные зенки… Тот уходил и по дороге умирал. Однажды комиссар посылает меня к нему с бумагами. Наказ был от него такой, чтобы я шел… Только что Рождество Христово в отряде справили, и как тут было не бо-яться. Правитель-то от большевиков, и знамо — безбожник… Пришел к нему. Бумаги он отложил, а мне велел сесть рядом. Стал спрашивать, откуда родом. Говорю, а признаться, что старовер, боюсь. Тогда он сам обо мне все сказал. И о батюшке с матушкой, и о дядь-ях, которые в Сибири жили. Предрек, что братья мои и сестры к нам отправятся.

И о Татаровом бугре сказал, что до нашествия татарове был там скит отшельника. Поганые его порушили, а скитника изгнали. С тех пор черный дух там томится и все наше зло для нас же и оберегает. Доколе место то не очиститься праведным трудом, заклятье не снимется. Велел об этом открыться тому, в ком вера сбережется, и ждать, пока видением время для дела не окажется… Вот оно и подходит такое время. Тебя и озарило духом — бу-гор срыть. А мне ныне предсказание о том явлено… Стоим мы с Игнатьичем на берегу Шелекши возле его дубков, а на Татаров бугор затылоглазник вышел. Развел руки в сто-роны и сказал нам одно слово: "гряду"… Я и пробудился от этого слова. Будто и не во сне все было…