бессловесные лепестки, захватив пространство прихожей.
– Вера, – подбирая слова, через минуту отозвался Артём, – выходит, мы с Тишкой ходили туда все эти дни зря? Покуражиться и поиграть в Парижскую коммуну? Как мне прикажешь жить дальше, когда все мои собеседники сейчас там?
– Я не знаю! – Вера глотала комья подступающего рыдания. – Не знаю ничего. Но тебе нельзя туда, понимаешь, Артёмка, нельзя!
– Папа, я с тобой! – Тиша вжался в живот отца. – Мама, нам надо!
Вера не выдержала, опустилась на табурет и зарыдала.
– Прости, не сдержалась. Тишу оставь… – с трудом выговорила она минуту спустя.
– Тихон, ты остаёшься с мамой, это приказ! – Артём отпустил руку сына, и тот зарылся в платок матери. Так щенок зарывается в сухую траву в минуту опасности.
Артём набросил на плечи пальто, рванул с крючка кепку и вышел за дверь.
– Артёмушка… – Вера поднялась, обняла Тишу и, по-бабьи подвывая, пошла к иконе.
– Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словеси мятежна…
Она шелестела губами молитву, правой рукой непрерывно крестилась, а левой гладила голову сына.
– Тиша, Тишечка, молись за папу. Тяжесть выпала ему нынче, ох, тяжесть, не приведи Господь…
Артём прошёл постовых и через минуту оказался на Горбатом мосту, где расположился его взвод.
– Бруно сняли. Значит, вот-вот жди гостей, – недобро усмехнулся усач, качая головой.
– Константин Олегович, давайте ужинать! – улыбнулся молодой знаток приближающейся смерти. – Что б ни крошки врагу не досталось! Нам с вами ещё надо успеть переварить и, так сказать, увеличить количество заградительного биоматериала!
– Ну и репей же ты, Антошка! – улыбнулся в ответ усач. – На. У меня как раз для тебя два с сыром и один, хоть ты и не моряк, с сёмгой.
– Привет! – Антон добродушно протянул подошедшему Артёму руку. – Ну что, братцы, чую, весёлая нас ожидает потеха! А слабо по-бурлацки: «Один за всех, и все за одного»?
Константин Олегович и Антон поднялись со своих мест, и все трое соединили ладони.
– Мужики, что-то вы рановато прощаться затеяли! Опосля победы и прощайтесь на здоровье! – окликнул голос из темноты.
– Не-е, дядя, мы не прощаемся, а обретаем друг друга! На коленочки припали друг пред дружкой не от страха, дядя. Ты так не думай! Мы перед боем помолиться решили! – забалагурил Антон. – Вы-то сами чьи будете?
Из темноты, огибая выступ баррикады, вышли двое мужчин средних лет.
– Геройское сиятельство, дозволь представиться: Юра, журналист несуществующей газеты из несуществующей страны Советов – это я. Мой друг Борис, – закончил приветствие мужчина с короткой бородой и весёлыми озорными глазами.
– Боря, а вы кем приходитесь этому миру? – спросил Константин Олегович, принимая предложенную игру слов.
Борис не успел ответить. Тревожный гул прокатился, как волна, по двору. В расположение баррикад стали въезжать фургоны с ранеными из Останкино. Вид и запах реальной человеческой крови буквально ворвался в среду сопротивления. Последний шарм «а-ля повоюем», последняя надежда на то, что всё как-то бескровно рассосётся, рухнули при разгрузке первой же машины.
В два часа взвод, к которому был приписан Артём, перевели в Девятинский переулок под самую стену американского посольства, а на Горбатый мост встали ополченцы другого взвода. Кстати сказать, в первые же минуты раннего утреннего штурма они погибли все до одного. Это была жуткая картина. БТРы ворвались со стороны набережной, смели игрушечный баррикадный самострой и стали в упор расстреливать людей. Артём с товарищами вынуждены были, кусая локти, наблюдать гибельный «спектакль» со стороны. Девятинская баррикада оказалась единственным оборонительным укреплением, которое не тронула вакханалия смерти. Власть не решилась гнать БТРы к Белому дому по Девятинскому переулку вдоль стены американского посольства.
Показательный расстрел здания Верховного Совета танками с моста, видимо, был призван замести следы массового убийства, которое уже случилось на несколько часов раньше во дворе, в прозрачной утренней тени огромного здания. Впрочем, в то утро прозрачности не было в помине. Двор Белого дома покрыла плотная завеса едкого дыма от пулемётного ливня и скрежета гусениц, стирающих в пыль всё, что попадалось на пути. На несколько часов тихий уголок официальной Москвы превратился в ад. Быть может, дымное марево кому-то спасло жизнь. Дай Бог. Ведь пулемёты, укреплённые на БТРах, били, как говорят в таких случаях, «на шевеление»…
В девятом часу утра Артём, растерзанный случившимся, добрался наконец до дома. Тиша уже отправился в школу, и, слава Богу, ему не довелось увидеть отца в полуобморочном состоянии и грязном, стёртом об асфальт новеньком пальто – пришлось-таки поползать под телекамерами америкашек и под огнём снайперов, засевших на верхних этажах здания СЭВ.
– Муж мой… – только и смогла выговорить Вера. – Живой!
Артём на автомате включил телек и повалился на диван. На Калининском мосту разворачивались танки, выходя на огневую позицию. Минут через пять первое танковое орудие, затем второе прямой наводкой ударили по Белому дому.
– Поздно, – ухмыльнулся Артём пересохшими губами, – перебили без вас.
Он схватил с журнального столика металлический подстаканник и швырнул его в экран телевизора. Раздался скрежет разбивающегося стекла, полыхнул огонь, и комната наполнилась едким привкусом палёной канифоли.
– Ах ты, Господи! Ничего, Артёмушка, я приберу. Пойдём, пойдём, тебе надо умыться.
– Верочка, Вера! – задыхаясь, Артём перешёл на крик. – Никто! Понимаешь, ни одна собака у метро не повернула голову. Они на работу спешили! Хоть залейся кровью, им – по фигу!.. Такие люди ради них гибли… Не понимаю!
– Артёмушка, ты живой, и слава Богу. Сейчас не думай об этом. Завтра, всё завтра…
Артём долго ворочался, вскрикивал и наконец провалился в глубокий неправдоподобный сон. Такие сны овладевают нами после отчаянных потрясений, когда матрица ума теряет упругость и становится похожа на болотное желе. Наступил – провалился.
Вера смотрела на похрапывающего мужа и не верила глазам своим. Ведь ровно в два часа ночи она проснулась от страшного внутреннего крика. Стараясь не разбудить Тишу, бросилась на колени перед иконой и больше уже до самого утра не спала ни минуты…
Глава третья. Они встретились
Артём проспал больше суток. Наконец он грудью вдохнул пряный октябрьский воздух, льющийся с открытого в спальне балкона, его лёгкие расправились, и он проснулся. «Где я? – мелькнула тревожная мысль вслед за вспышками огня в глазах. – Ах да…» Он приподнялся на локтях, прислушался. Из кухни доносились голоса Веры и Тихона. «Как же это всё случилось? – мысли Артёма сжались в комок вокруг воспоминаний о прошедшем. – Не приснилось ли мне? Да разве такое возможно? Антон, Константин Олегович, те двое…»
«Как тогда на пожаре…» – мысли Артёма метнулись в сторону, припомнив случай десятилетней давности.
В дачном кооперативе «Вымпел» случился пожар. Загорелся дом Кузьмича, человека замкнутого и, как говорили, с волнующим прошлым. Сбежались все, тушили сообща. Только ближайший сосед