Девушка нахмурилась, но пальцев не отпустила.
— Рано или поздно, тебе придется принять это и отпустить его.
— Знаю.
— А пока… ребята привет передавали, они сейчас в автомастерской зависли, колодки Тапку меняют.
— Понятно.
— Он, кстати, на стенд новые фотографии повесил, последние, со свадьбы своей. Там твоей отец счастливый такой! Хороший был мужик, каждого, как родного любил.
— Да, Катька. Знаешь что, я тут собирался по делам съездить, может, заедешь как-нибудь позже? — она поняла, что ему неприятно это слышать, рана еще кровила. Однако виду не подала, лишь крепко обняла старого друга на прощание и исчезла в подъезде.
Константин же разложил принесенные подругой продукты и снова улегся на диван, включил телевизор и принялся мерно щелкать каналами, стараясь сфокусировать внимание на каком-нибудь мало-мальски интересном сюжете.
Через пару часов ему позвонили. Это была мать. Она говорила тихо, как будто не в силах прижать трубку телефона плотнее.
— Дорогой, как ты? Может, приедешь? Я здесь одна больше не могу находиться. — Он сначала кивнул, а затем уж ответил также глухо, стараясь не подавиться эмоциями, которые всколыхнулись в нем после звонка матери.
— Я приеду.
И все. Всего лишь два слова. Но и это был прогресс, до этого материнские звонки он и вовсе игнорировал. Не мог Константин смотреть ей в глаза, не мог даже думать о том, что чувствовала она. А ведь ей, должно быть, гораздо больнее.
Он доехал до закрытого дачного поселка за полтора часа, благополучно миновал пост охраны и припарковался на обычном месте, у въезда в гараж. Щелкнув блокировкой замков, нервно одернул ворот водолазки и поднялся по ступенькам ко входной двери. Там его уже ждал управляющий домом, который галантно открыл перед дорогим гостем дверь и впустил того внутрь огромного помещения трехэтажного коттеджа семьи. Его отец был преуспевающим бизнесменом. Он построил свою империю за счет волков. Эти преданные друзья помогали ему во всем, поддерживали даже самые сумасшедшие идеи, а также одалживали деньги. Все их вложения со временем окупились, а отец стал получать фиксированный доход, обеспечил волков постоянным рынком сбыта и открыл бар, в котором вся стая могла собираться.
Теперь все, вплоть до огромной корпорации, досталось ему, Константину Алексеевичу Шарапову. Вот только он все никак не мог подняться с дивана и вступить в законные права наследования.
— Дорогой, как я рада тебя видеть! — женщина, встретившая наследника состояния, выглядела постаревшей, ее глаза все еще непривычно краснели, однако она держалась, и это вселило каплю уверенности и в Константина.
— Прости, что не появлялся, мам. Сама понимаешь, работа. — Он врал. Однако и сознаться в своей слабости не мог.
— Да, милый, понимаю. Но я рада, что теперь ты дома. Как ты?
— Справляюсь. А ты?
— Существую, хорохорюсь. Этот дом совсем пустой без него. — Сын оглядел высокие стены, выглянул за окно, где сейчас красиво цвели молодые розы, и уселся на диван, закинув ногу на ногу.
— Может быть, тебе вернуться в город?
— Нет, что ты, дорогой. Там стены совсем поглотят меня. Здесь хотя бы природа, знакомые, соседи. Ты не волнуйся, они часто навещают меня. Порой, даже приносят пироги. Я очень благодарна им всем.
— Я рад за тебя, мам.
— Катюша заходила? — женщина также элегантно села на белый диван и, пригладив неаккуратно легшую юбку цвета топленого молока, с улыбкой рассматривала своего возмужавшего сына.
— Заходила. Продуктов закупила.
— Она хорошая девочка, Коть.
— Да… — Константин потер острый подбородок, стараясь не смотреть этой проницательной женщине в глаза.
— Так, чего же ты медлишь? Она же не всегда будет рядом.
— Да, не всегда….Подожди, — вдруг ожил он, — на что ты намекаешь?
— Я уже не молодая, мой дорогой, и хочу знать, что после моей смерти в твоей жизни будет женщина, которая сможет создать уют, воспитать твоих детей. Я хочу, чтобы рядом была девочка, которая будет любить тебя, а не твои деньги.
— Мама… — усталый выдох был ей ответом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я понимаю, понимаю, ты уже говорил, что не готов. Однако ты можешь пожалеть потом…
— Я больше не хочу об этом говорить, пожалуйста, мам.
Они посидели еще несколько минут в полном молчании, а затем немолодая уже помощница хозяйки пригласила их к столу. После обеда он уехал.
2
В маленькой кафешке днем почти никого не бывало. Все занимались своими делами, работая и учась. Все магазины до отказа забились покупателями, а на улице собралось множество машин, заставляющих с предельно осторожностью перебегать дорогу. Мы сидели в нашей любимой кафешке возле Сашкиной школы. Сестра подсунула мне целую баночку с китайским печеньем, а я все никак не могла выбрать одно из них. "Неприятности ждут тебя за поворотом" — получила свое предсказание и тяжело вздохнула. Кто бы сомневался.
— Ну, что там? — из-за плеча выглянула растрепанная голова девчонки-школьницы, и любопытные глазки замерли на строчках. — Ого, — присвистнула она. — Ты, как всегда, в своем репертуаре. Как фигня, так тебе. Вот, держи, такие предсказания надо получать. — И Сашка протянула выпавшую ей бумажку. "Просто улыбайся. Ведь кто-то может влюбиться в твою улыбку". Я устало покачала головой и положила остатки печенья на столик.
— Я устала, может, пойдем домой? У меня еще столько учебы.
Но Сашка ничего уже не слышала. К ней подошли две знакомые девчонки-одноклассницы, и между ними тут же возник спор. Махнув на это рукой, я оставила деньги за печенье и кофе на столе и пошла к выходу.
На улице было серо и тускло. Тяжелые смурные тучи застилали все небо. Колючий шарф впивался в шею, отчего та постоянно краснела и чесалась. Тонкие пальцы потерялись в больших, не по размеру варежках, однако лишь они могли спасти постоянно холодные руки. На голове — аккуратная вязаная шапочка, на ногах — шерстяные носки. Один маленький сквознячок, и я уже пузырила сопли и жаловалась на слабость и головную боль. По сравнению с Сашкой, которой все ни по чем, иногда чувствовала себя бабулькой, у которой кто-то одолжил чуток здоровья, а предупредить забыл.
— Девушка, а не подскажете, этот трамвай до центра едет? — остановилась перед обратившимся ко мне мужчиной и посмотрела на номер трамвая, только прибывшего на остановку.
— Нет, простите, он завернет раньше, вам пятнадцатый нужен.
— Спасибо. — Обрадовался незнакомец. А я улыбнулась ему в ответ.
Однако стоило отойти, и он наверняка забыл, как я выглядела, во что была одета. Я — незначительный этап в его жизни, маленький вспомогательный пункт. Вообще, у меня всегда были только родные: мама и сестра. Отец оставил семью очень давно, поэтому, как-то так повелось, и эта тема между нами не поднималась. Однако на нас отсутствие мужчины в доме никак не повлияло — мы выросли вполне послушными, в меру свободными и ответственными. Матери практически никогда не приходилось краснеть на родительских собраниях или в деканате. Она могла оставить нас с сестрой одних и на ночь, и на несколько недель, прекрасно зная, что ничего страшного за это время не произойдет.
Но и в нашем идеальном уголке случались ссоры. Иногда Сашка могла загуляться со своими девчонками, или я забывала о часах, просиживая их в университетской библиотеке. Но все обиды быстро забывались, и в доме снова царил покой и взаимопонимание.
— Мам, я дома. — Привычно кинула ключи на тумбочку и, скинув с себя тяжелую зимнюю одежду, направилась на кухню.
Здесь руки жили своей жизнью: заваривали растворимый кофе, насыпали в него корицу и клали парочку маршмелоу. А затем тянулись заледеневшими пальчиками к кружке и радовались такому желанному теплу. Потихоньку отогревались и щеки, спадала краснота с заалевшего на морозе носа, и расцветала широкая улыбка на милом лице.
А за окном бушевала метелица, сыпал, не переставая, снежок, покрывая тонким слоем машины, скрывая от внимательных взглядов усталые одинокие силуэты деревьев. А люди, согнувшись, будто от тяжести, мелкими перебежками стремились к домашнему уюту и теплу, к своим родным и близким. И постепенно весь двор загорался приветливыми огоньками окон.