Читать интересную книгу Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века - Людмила Бояджиева

Нарекли новорожденного Фрэнсисом Альбертом Синатрой. Долли не сомневалась: если не богатырем, то знаменитостью ее единственный сын будет непременно.

«Хранили звезды в синеве свои предначертанья…»

К семи годам он стал щуплым тонкошеим мальчишкой, вертлявым и задиристым. Книги не очень-то интересовали Фрэнсиса, да и буквам научить парня пока не удавалось. И что с того? Толстый или худой, разумный или озорной – какое это имеет значение, если материнское сердце знает наверняка: ее ребенок совершенно необыкновенный. Глядя в ярко-голубые глаза Фрэнки, Долли тонула в мечтах: он станет великим, банкиром, дельцом, авиатором – да мало ли кем! Но уж точно не боксером и, само собой, не ученым и не певцом…

В Рождественский вечер тысяча девятьсот двадцать второго года Долли готовилась к торжеству – из Италии приехала ее одинокая двоюродная сестра, высохшая старая дева Анжелина с желтыми зубами, ярая защитница женской чести. В связи с этим на праздник, хоть и считавшийся семейным, получили приглашение люди солидные, но одинокие. Долли специально приурочила к Рождеству десятилетний юбилей свадьбы с Мартином – что мелочиться из-за трех дней? Секретарь Уолшмэн из магистратуры, мисс Панталотти – хозяйка булочной, директор школы вдовец Билл Лоуренс, холостяк Марчеллини – все охотно откликнулись на приглашения и явились с подарками. Желание свести директора школы с сорокалетней девственницей Анжелиной было тайной причиной затеянного Долли сборища. Она приготовила щедрые угощения и позаботилась о подобающем развлечении. Зазвав Фрэнка на кухню, мать, присев на корточки, строго заглянула в его честные глаза.

– Ты, сынок, будешь сегодня нашим Ангелом! – Долли пригладила ладонью мокрые, тщательно расчесанные на прямой пробор мягкие волосы сына. В костюмчике с длинными брюками и шелковым синим бантом под подбородком мальчик казался таким взрослым! А уж красавчик – взгляд не отвести!

– А что делают ангелы, когда все едят? – насупился Фрэнк, косясь на ломившийся от тарелок и вазочек кухонный стол. Благоухающая ванилью и корицей вкуснятина предназначалась конечно же гостям. – Ангелам можно сладкое?

– Им можно все! То есть… – спохватилась Долли, – ты будешь есть вместе с нами все, что захочешь. Но потом споешь. То, что мы с тобой разучили: «Пошлют нам радость небеса, восславим Деву и Христа…» – ты же помнишь?

– Фу-у-у… Лучше веселенькое. Что папа поет: «Я люблю свою девчонку, ничего, что ноги тонки, я люблю свою милашку – одноглазую мордашку!» – Он засмеялся беззубым ртом: два передних качающихся зуба Долли вытащила перед самым праздником под поросячий визг сына.

– Нет, милый, это плохая песня. Ее на празднике не поют. «Пошлют нам радость небеса…» – только это, торжественно и нежно. Договорились?

Фрэнк кивнул, шмыгнув носом.

И вот десерт подан гостям, а он стоит на табурете, наряженный, торжественный, и смотрит сверху на рождественский вертеп под елкой: Мария в сиянии из фольги, прижимающая к груди крошечного младенца, осел, длинноносые старцы с клюками и самое интересное – овцы. Фрэнк успел проверить, из чего они сделаны: крашеная, вымазанная клеем вата, палочки-ноги и морды из разрисованного воска… Фрэнк вспомнил, как отец врезал ему по уху. Треснул сгоряча, а когда Фрэнк развопился, посадил на колени и спел ему про одноглазую мордашку. Вот смеху-то было!

– Ждем, ждем! – захлопали раскрасневшиеся, довольные угощением гости.

– Пошлют нам радость небеса, восславим Деву и Христа… – прошептала Долли.

Голубые глаза хитро блеснули. Фрэнк скривил постную мордашку и торжественно, на мотив гимна, зашепелявил:

– Я люблю швою девшонку, нишего, шо ноги тонки…

Никто не улыбнулся, не поняв, в чем дело. Долли схватила подмышку брыкающегося шалуна и утащила на кухню:

– Ишь, что надумал, дурень! Будешь сидеть здесь и молиться, обалдуй, душегуб! – Расстроенная мать тяжелой ладонью шлепнула тощую попку. – Проси Деву Марию, чтобы она простила тебя и послала утешение. Хорошенько проси, горе мое!

– Только ты меня больше не дери! – загундосил «душегуб», но дверь в кухню захлопнулась. – Я попрошу прощения.

И он просил. В полутемной кухне, наполненной волшебными ароматами, под шум доносящихся из комнаты голосов, ныл о свершившейся несправедливости. Он ведь только хотел всех повеселить. Но оказался не понят – наказан и сослан в темноту. Сидит здесь голодный, а остальные жуют там пирожные и сдобные рулеты. За что? Фрэнк наплакался вволю. Потом отыскал припрятанную на полке коробку и захрустел миндальным печеньем. Забравшись на стул, он уставился в окно в ожидании Вифлеемской звезды. А какая она, если их там, над крышей соседней булочной, полно – рассыпались, как огоньки на елке у мэрии. И что за утешение она пришлет? Каким образом – по воздуху? Да, взрослые любят сочинять сказки…

Однако утешение ожидало молившегося, хотя и молился Фрэнк кое-как. В это самое время за тысячи миль отсюда, в городке Смитфилд, что в Северной Каролине, миссис Молли Джонсон, жена табачного фермера, родила седьмого ребенка. Девочку назвали Люси. В хлеву за стеною комнаты блеяли настоящие овцы, а Люси спала, уткнувшись крохотной мордашкой в теплую молочную грудь матери. И никому из смертных не дано было знать того, что всеведущие звезды уже обозначили своим загадочным движением: пути Фрэнки и Люси пересекутся и брызнут фонтаном искр, как сомкнувшиеся в коротком замыкании провода.

«Парням иногда не вредно подраться»

Единственного сына в семье Синатра конечно же баловали, поощряя его капризы. А он и не думал скромничать. Дорогие игрушки, новые вещи и никакой тяги к занятиям – Фрэнк гонял во дворе мяч, бил окна соседям, остервенело дрался с мальчишками. Бессчетные синяки и расквашенный нос не радовали отца. Однажды он решил поговорить с Фрэнком по-мужски.

– Слушай, малыш, не пора ли учиться стоять за себя? Запомни раз и навсегда: если ты чужак, да к тому же не какая-нибудь шишка, должен уметь работать кулаками. Не ждать, когда тебе намнут бока, а брать инициативу на себя.

– Это как? – утирая нос рукавом новой бейсбольной формы, прогундосил Фрэнк.

– А вот так! – Отец одним махом сбил его с ног и, глядя сверху на поверженного пацана, пригрозил: – Не ныть! Сицилиец не плачет. И всегда начинает первым.

С тех пор Мартин стал учить сына приемам бокса. И все ждал, когда же Фрэнсис начнет расти и набирать вес. «Вот вытянется и непременно будет богатырем! – думал он. – Не зря Долли шесть кило в пузе таскала. Но кем бы ни стал в этой жизни малец, драки ему, с таким-то характером, не миновать…» Однако в обещанного доктором богатыря парень все никак не превращался, оставаясь щуплым цыпленком с тонкой шейкой. Зато драться он научился отлично.

Главные мальчишечьи потасовки обычно происходили в тупике за школой. Вот и сейчас среди пожухлой осенней листвы выясняли отношения двое. Стайка ребят держалась рядом…

Фрэнк утер рукавом разбитый нос и встал в боксерскую стойку. Какого черта он пропустил удар? Не ожидал получить плюху от верзилы Крота? Ну теперь Крот точно получит свое.

– Повтори еще раз! Повтори, что ты сказал, гнида… – Фрэнк глядел на соперника исподлобья.

– Грязный итальянский свиненыш! – крикнул Крот и пустился наутек. И тут неожиданно подшустрил неповоротливый толстяк Санни – подставил Кроту свой ободранный тупоносый ботинок. Тот растянулся во весь рост, хотел подняться, но кулак Фрэнка настиг его. Удар правой, левой, еще левой – Крот не успевал уворачиваться. Вскоре он уже лежал на вытоптанной земле, обхватив голову руками, а победитель стоял, попирая противника ногой. Тринадцатилетний малявка Фрэнк поколотил семнадцатилетнего верзилу.

– Может, кому еще охота на итальянцев бочку катить? – Обняв Санни, Фрэнк оглядел стоявших ребят. Никто не изъявил желания. Погалдев, парни стали расходиться. Здесь жили пуэрториканцы, негры, индейцы, итальянцы – черные, желтые, белые. Группировки сколачивались по национальному признаку и постоянно враждовали между собой. Чернокожий задира Крот не рассчитал – он был новичком и не знал, что с итальянским заморышем Синатрой лучше не связываться. А Фрэнк и не предполагал, что медлительный толстяк Санни станет его другом на долгие годы.

– Мартин! Это все ты, сукин сын! Ты испортил мне мальчика! – Раскрасневшаяся Долли держала за шкирку пятнадцатилетнего сына. – Вот, полюбуйся на героя, его выгнали из школы! Позор на наши головы! Господин директор прямо лопался от ярости и такого мне наговорил… Стыдобища! Уважаемая семья, а сын… – Она швырнула Фрэнка в центр комнаты – грязного, оборванного, втянувшего голову в плечи. – Полюбуйся. Эти брюки я купила к прошлому Рождеству в «Ратексе» за два доллара! А рубашка – как у Купера в фильме «Свои»… Ну точно такая была, с перламутровыми кнопочками… В клочья… – Долли разрыдалась.