Читать интересную книгу Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь ХХ века - Людмила Бояджиева

– Тебе позвонил президент?

– Мне позвонил один из лучших агентов Америки! Он раскручивает звезд первой величины. Он пригласил меня на разговор!

– Иди, сынок, и поговори с ним. – Мартин даже не отложил газету. – А потом поблагодаришь от меня одного человека. Вилли Моретти – ты его помнишь. Когда-то мы с его отцом стояли на ринге. Он меня положил…

– Моретти? – Фрэнк хорошо помнил улыбчивого человека с ласковыми глазами, из которых сквозило леденящим холодом. – Быстро он меня тогда от суда отмазал. Я правда был невиновен, не трогал ту девку… Хорош Вилли… Деловой человек.

Фрэнк, конечно, еще тогда сообразил, кто такой этот Вилли. А потом докопался – в определенных кругах его знали как одного из самых крутых бандитов Нью-Джерси. Но он не стал обсуждать это с отцом. Для него разговоры о сицилийской мафии были не более реальны, чем пересуды об НЛО. Темно, смутно, далеко. Сейчас он понял, как близко подошел к опасной черте. Опасной? Почему? Для него эти люди – защита и помощь.

– Лады. Поговорю и поблагодарю… – Фрэнк выказал невероятную нежность – обнял отца и похлопал его по спине: – А ты у меня еще совсем крепкий, старикан.

– «Эванс, Эванс – это класс. Можете поздравить нас…» Пожалуй, фортуне надоело показывать мне свою задницу. – Фрэнк шлепнул Нэнси по располневшему заду.

Теплые руки, пахнущие цветочным мылом, обняли его шею, скользнули дрессированными мышками к груди и там зашустрили, завозились и убежали, развернув его к зеркалу.

– Ну, как? Да не затягивай узел! Пусть свободно лежит. Новый фасон, усовершенствованный. Этот галстук и к деловому костюму как раз подходит. Нитки-то какие! С блеском, твой цвет – стальной с синим отливом, как раз к глазам. Целый месяц ночами вязала, спицы тонюсенькие, как иголки… Жду тебя и вяжу, жду и вяжу…

Она смотрела на него с обожанием. Пухленькая, милая, преданная, простенькая. И что особенно важно – всепрощающая. В шкафу стопки наглаженного белья переложены мешочками с сушеной лавандой, на плите отличный ужин всегда ждет мужа. Иногда до самого утра. Жареным сладким перцем пропахла кухня, на стене – гирлянды лиловых луковиц и ядреного крупного чеснока. Нэнси хорошая хозяйка, вовсю Долли помогает. И отличная мать – в колыбельке сладко спит их дочка, чистенькая, сытая, розовая, как булочка в клубничной глазури.

Нэнси отошла, искоса посмотрела на свою работу – новый галстук, последний из целой серии «спецзаказа». Не очень-то ему подходили стандартные фасоны галстуков – словно удавки болтались на тонкой шее.

– Молодец, женушка, – одобрил обновку Фрэнк, глядя в зеркало огромного трюмо. – Отличная маскировка мелких недостатков великого Фрэнки – скрыт от завистливых глаз мощный кадык и нежная шея… – Он криво усмехнулся. – Кто сказал «мощный кадык»? Ша, господа. Взгляните получше. – Он согнул руки, напряг мускулы, демонстрируя боксерскую стойку. – Все наоборот: мощная шея и нежный кадык. Кто скажет, детка, что твой муж не богатырского телосложения? – Он покосился на свое отражение и, подмигнув себе, отвернулся. – Во всяком случае, драться я умею, и совсем неплохо.

– Мой муж – самый-самый! – Оглядев деловой костюм Фрэнка, Нэнси смахнула пушинку. – Эвансу ты понравишься.

– Кто тут кому нравится? Это шоу-бизнес, детка! Рынок! Посмотрим, что предложит этот малый за такой «товар», как я. – Ребрами ладоней Фрэнк пригладил и без того блестящий от бриолина косой пробор. – Задешево я не продамся.

– Матерь Божья и святые угодники! – Воздев глаза к низкому потолку, Нэнси быстро перекрестилась. – Сделайте так, чтобы все получилось так, как хочет Фрэнки!

– Да куда они денутся, угодники твои разжиревшие! От меня не отвертятся. – В дверях он обернулся, послал жене воздушный поцелуй, «сдув» его с ладони, и она просияла: верно, против такого никто не устоит.

– Рост… Ну, думаю, с натяжкой сто шестьдесят пять. Вес – пятьдесят пять. С галстуком. Угадал? – Прищурившись, сидящий в кресле за письменным столом человек рассматривал визитера. – Не смущайся, парень, садись. Я ж покупатель привередливый…

– Вы знаете, как я пою. Вы были на концерте Томми Дорси. Видели, как меня принимал зал. – Фрэнк продолжал стоять твердо и упрямо, как стоял на сцене – слегка расставив ноги и повернувшись чуть боком. – Этого недостаточно?

– О, да! Сумасшедший успех! Кажется, даже какая-то дама преподнесла цветы. Или букет предназначался Томми? – У Эванса было круглое румяное лицо состарившегося рождественского ангелочка. Если бы у него были крылья, то от них несло бы папиросным дымом, пропитавшим всю комнату. Он и сейчас дымил, говорил словно нехотя, сжимая в уголке губ окурок.

– Радио, пластинки, работа с Томми, – прищурившись, напомнил Фрэнк.

– Как твой предполагаемый агент, я изучил досье. – Эванс загасил остаток папиросы в переполненной пепельнице и запустил обе пятерни в копну вьющихся светлых волос. Помолчал, задумчиво почесывая голову. – Изучил и кое-что придумал…

– Я тоже кое-что узнал о вас. Дюк Эллингтон, Дин Мартин – ваши клиенты. Но все это… – Фрэнк с демонстративным унынием обвел глазами скромную обстановку комнаты, состоящую, помимо письменного стола, из жестяного, выкрашенного серой краской стеллажа, загруженного разлохмаченными папками, видавшего виды кожаного дивана и рогатой вешалки в углу с тремя зонтиками.

– Понимаю: обстановка не впечатляет. Сигару? – Эванс открыл и подвинул в центр стола коробку кубинских «Кочейрос». – Это дорогие, для клиентов.

Фрэнк достал собственные сигареты, сел в кресло у стола и закурил.

– Вообще-то вполне уютно. Под столом никто не валяется, не несет из сортира…

Речь его звенела иронией. Он и впрямь был разочарован. Вырядился, как на свадьбу, и напридумывал уже Бог знает чего… Контора агента оказалась в пятиэтажном доме, зажатом между небоскребами, в длинном коридоре с разнокалиберными табличками на дверях, среди которых была и вывеска «Агент похоронного ритуала мистер Жанкино».

Не такая уж крупная птица этот Эванс. А напустил форсу! Вчера недосидел до конца, ушел в антракте. Папиросы курит хреновые. Ноги на стол закинул с гонором, а подошва стоптанная. Фрэнку стало жаль погибших надежд, расцветших после звонка знаменитого агента. Чертов Моретти! Не такой уж, видать, и матерый.

– Надеюсь, вы работаете не в паре с гробовщиком Жанкино? Невезучие клиенты не отправляются отсюда прямиком на катафалк? – язвил он, отводя душу. Лучше бы, конечно, подраться…

– О, чисто сицилийский юмор! – Эванс с удовольствием выпустил из ноздрей клубы дыма. – Успокойся, здесь никого не убивают. А вид моего офиса – блажь преуспевающего дельца. Все знают Джорджа Эванса. И всем известно, что Эванс скромен. Скромен до эксцентричности. Иногда это очень полезно. – Он встал, вытащил из-за папок на стеллаже бутылку виски и содовую, предложил: – Промочим горло, сынок?

– Не пью, не скандалю, не конфликтую с законом. – Фрэнк хотел добавить «папаша», но прикинул, что Эванс на папашу совсем не тянет – разжиревший сорокалетний пузан.

– Ладно, парень, не парь мне мозги. Возможно, я выгляжу олухом, но газеты все же читаю. Вот. – Он положил на угол стола папку с газетными вырезками. – Здесь все о Фрэнке Синатре. Не надо лезть тебе в штаны, чтобы понять – там не все спокойно.

Фрэнк вздернул подбородок – так четче вырисовывалась украшавшая его ямочка.

– Дело с заявившей на меня шлюхой закрыто за неимением доказательств. Знаете ли, мистер Эванс, мне нет необходимости брать женщин силой. – Фрэнк присел к столу, на котором появились стаканы.

– О, несомненно! – Эванс разлил виски, разбавив содовой. – Полагаю, если бы ангелу вздумалось петь в ресторанах и он обладал бы твоими данными, его непременно кто-нибудь затащил бы в постель.

– Точно. Моя проблема – обороняться от навязчивых поклонниц. Уже лет пять на мои концерты с оркестрами ходят толпы фанаток, которых называют «кеды и белые носки».

– Кеды? А лаковые туфельки? А сапожки из крокодиловой кожи не хочешь? Тебя будет любить вся Америка.

– Но вы вчера даже недосидели до конца.

– Разве знатоку необходимо выпить бочку вина, чтобы оценить его качество?

– Рад слышать, мистер Эванс.

– Джордж. Лучше – просто Джо. Нам теперь работать в связке. И знаешь, с чего я хочу начать, парень? С того, что свидетельствует, во-первых, о моем чувстве юмора, а во-вторых, о знании механизмов, которые пока далеко не всем ясны. Я в сущности имиджмэйкер. Слыхал о таких? – Они выпили. – Я создаю звезду – ее биографию, ее внешность, ее привычки и склонности. Создаю продукт, от которого слюнки потекут у так называемого «массового потребителя». А юмор состоит в том, что щуплого коротышку с довольно заурядной внешностью… Тише, тише, парень, – осадил он дернувшегося Фрэнка, – это всего лишь констатация факта. Так вот… – Эванс поднялся и положил руку на плечо темпераментному визитеру, удерживая его в кресле. – Обладателя далеко не сногсшибательной внешности я собираюсь превратить в романтического певца, покорителя всех спален, героя всего женского населения, имеющего глаза и уши. Да, впрочем, плевать на глаза. Слепые леди всех возрастов тоже будут твои. Мне ж надо на тебе заработать.