Лечебница была минутах в десяти ходьбы от нашего дома. Все зарабатываемые деньги Матвей тратил на содержание своей лечебницы, да еще каждый месяц вкладывал туда своих средств по несколько тысяч.
Основной профиль был инфекционные болезни, но начало второй четверти 19-ого века это еще совершеннейшая медицинская дикость и универсализм врачей. Поэтому Матвею приходилось заниматься всем.
Плата за лечение у него бралась от фонаря, как говориться кто во что горазд. Матвей сам брал только с состоятельных людей и большинство лечил бесплатно.
А вот аптека рядом с лечебницей была достаточно дорогой, держал её немец Людвиг Бах. Лекарства у него всегда были хорошего качаства, он никого не обманывал и в симбиозе с конторой Матвея процветал.
Лечебнице он отдавал десятую часть своих доходов. Дела у господина Баха резко пошли в гору когда рядом сним открылась лечебница Матвея. Через три месяца он сам пришел и добровольно отдал десятину со своих доходов.
Рядом был небольшой особняк какого-то генерала, вернее генеральским он был лет пять назад, а потом пошел по рукам, сначала его наследники продали за долги, потом еще раз перепродали и раз в год он менял хозяев.
Матвей давно на него засматривался, у него была мечта сделать свою больницу, но он не заикался, считая эту идею слишком дорогой.
Племянник аптекаря Герман Генрих Бах решил попытать счастье в России и приехал к нам из Баварии. Медицине Герман обучался в Сорбонне, потом пять лет практиковал в Мюнхене и Берлине. Осенью он решил попытать счастье в России и несколько месяцев потолокся в Риге и Дерпте. А потом решил приехать к дяде в Петербург.
Людвиг посоветовал начать ему у Матвея, в лечебницу он приходил как раз накануне нашего разговора. Информацию о пруссаке Христиане Готфриде Эренберге Матвей кстати почерпнул из беседы с Германом, который несколько месяцев работал у него.
Вот об этом немце Матвей и подумал сразу же когда начался наш разговор.
Герман Генрих был у своего дяди, когда заехал Матвей и пригласил к нам.
Герману Генриху было тридцать лет, среднего роста, нос картошкой и жгучий брюнет. Он был холост и похоже немного комплексовал из-за этого.
Разрешения на занятие медицинской практикой он еще не получил и предложению Матвея был очень рад. Тем более, что оклад ему был для начала предложен очень неплохой, сто рублей в месяц.
Герман Генрихович быстро просмотрел список составленный Матвеем и внес туда коррективы. Он быстро понял, что вопрос стоимости какого-нибудь оборудования не стоит и тут же набросал где все необходимое можно купить и быстро доставить из Германии и нашей Прибалтики.
Главной проблемой были новейшие французские микроскопы отца и сына Шевалье.
И главной проблемой была не их стоимость, а просто очень маленькие объемы производства.
Для работы мы решили купить пустующий рядом особняк, один из его флигелей был во вполне сносном состоянии и там можно быстро, за пару дней, навести порядок.
Аптекарь сразу же предложил мне свои услуги как химик, выбирать мне пока не из чего и я согласился на его предложение. Работу решили начать на следующий день.
Три недели пролетели как один день, с утра до ночи, я занимался одним оборудованием научного центра для своего зятя.
Он с Германом Генриховичем без раскачки приступили к работе. Первые дни правда Герман занимался обучением своего шефа, но Матвей оказался способным и хорошо обучаемым.
Братья Петровы не остались в стороне и по своим каналам нашли нам еще шесть сотрудников в научную лабораторию Матвея.
Начинающие химические гении, Ефим Федотович Котов и Томас Скотт приехали из Англии через три недели. Они еще не осознали, что их неприятности позади и похоже всерьез опасались наказания с моей стороны, особенно Ефим.
Разводить с ними сюси-пуси мне было некогда. Поэтому я все переложил на Матвея. В Пулково ударными темпами заканчивали строить капитальное кирпичное здание химической лаборатории. Там всем руководил Людвиг Бах. Он конечно не великий химик, а всего лишь хороший провизор, но как и что должно быть в химической лаборатории он знал.
Каждый день я получал длинные простыни чего надо в наши лаборатории и как угорелый летал по Питеру и окрестностям.
На третий день Людвиг сказал, что химики задачу поняли и приступили к работе, сейчас мне от них нужна марганцовка и активированный уголь. Работа в лаборатории шла под неусыпным контролем Людвига, свою аптеку он оставил на зятя.
Двадцать пятого апреля Россию пришел «Геркулес». Переход из Генуи занял всего две недели с заходом в Англию для загрузки углем. Самое позднее на пятнадцатое мая был намечен выход в Трансатлантический переход.
Ни в один из российских портов наш пароход заходить не стал, в Усть-Луге был специально для этих целей был построен причал и «Геркулес» пришвартовался именно там.
Никакой рекламы или известности мне было не надо, поэтому переход в Россию носил чисто практический характер, проведение полноценных ходовых испытаний и подготовка к переходу через Атлантику.
Я не знал как мне правильно поступить, желательно самому участвовать в этом плавании. С другой стороны надо быть дома. В середине лета у Сони роды, а Матвей уверенно заявил, что у нас будет двойня. В августе Оренбург на все сто окажется под первым ударом холеры и Матвей считал что дело там надо брать в свои руки.
За положение дел в имениях и наметившемся российском бизнесе я не сомневался, но оставлять Соню в такой момент мне совершенно не хотелось. И идти в Америку надо самому. То, что там предстоит сделать, нельзя доверять никому, для этого человек должен все понимать и знать. В том числе и мою главную тайну.
Переносить переход тоже нельзя, после окончания войны и прихода холеры мне надо быть в России и затем Европе до окончания бельгийского кризиса. И три месяца с середины мая до середины августа единственное окно в ближайшие полтора два года, когда я могу лично оказаться в Америке.
Мои сомнения разрешила Софья Андреевна.
Накануне прихода «Геркулеса» мы в кои-то веки собрались на семейный ужин. Последние недели были такими напряженными, что я иногда начинал теряться в днях недели.
А тут прямо по мановению волшебной палочки всё начало складываться. Химики уверенно заявили, что марганцовка и активированный уголь у нас будут. Матвей с Германом что-то там разглядели в микроскопах, я в этом деле не силен, но они похоже на верном пути. По крайней мере научились работать со всяким биологическими материалами, готовить среды, что-то там выращивать, красить и видеть в своих стеклах, или на стеклах, не знаю как правильно.
По моему мнению наши исследователи возможно немного опередят всяких пастеров и кохов, хотя на мой взгляд это еще очень трудно, наука во многом стоит на таких позициях, что просто жуть берет.
Но Матвей по-моему сумел понять самую главную мою цель, кому там достанется слава дело десятое, нам нужно остановить приближающуюся холеру.
Мы вместе возвращались из Питера домой в Пулково. Матвей мне рассказал об успехах своей лаборатории и что он предполагает к началу августа подготовить бригаду из пяти докторов и пятнадцати фельдшеров для выезда в Оренбург. Я для простоты своего мироощущения вводил потихоньку в употребление термины врач и фельдшер в привычном для меня понимании.
Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, я эту поговорочку тысячу раз уже вспомнил, ведь у нас дома была советская популярная медицинская энциклопедия. Нет бы мне побольше этим интересоваться, Матвей сейчас не бродил бы впотьмах. А так я все знаю очень и очень приблизительно, это еще хорошо у меня была привычка читать, когда я своем дальнобое где-нибудь зависал. Другие, например, больше со змием боролись. Вот сейчас как мне эти чтения помогают.
Так вот, по-моему мнению они, Матвей и Герман, почти готовы ответить на вопрос, как и откуда в организм проникает холера и кто за неё несет персональную ответственность, в смысле готовы обнаружить эту бактерию, я надеялся что не ошибаюсь и возбудитель холеры бактерия, а не вирус. И с разработкой методов лечения по-моему у них тоже все было хорошо. Герман кстати и не помышляет уходить от Матвея, да и дураком надо быть чтобы уйти, жалование повысили, кормят, поят, обувают и одевают и живет вместе с шефом в княжеском дворце.