Читать интересную книгу В августе сорок второго (СИ) - Тарханов Влад

Самой большой группой участников Конференции были бывшие белые генералы, они стояли довольно сплоченной группой, хотя и имели некоторые противоречия, но общее боевое прошлое не делало их непримиримыми противниками, тем более, что каждому было что-то обещано. Генерал Туркул, красивый, статный сорокадевятилетний мужчина в строгом мундире дроздовца, развернулся к генералу Архангельскому, который задал ему неожиданный вопрос:

— Антон Васильевич, насколько я понял, Дмитрий Никифорович слишком увлекся ролью таксиста, и менять баранку на шашку и револьвер не собирается?

— Алексей Петрович, к сожалению, генерал Рухлин попал под неблаговидное влияние генерала Деникина. Его отказ от сотрудничества с представителями Рейха стал слишком широко известен. К сожалению, влияние Дмитрия Никифоровича на французских офицеров нашей дивизии слишком велико, мы не можем рассчитывать на этот контингент.

— Увы, наши силы вообще не столь значительны, чтобы именовать нас «армией». Я долго колебался, даже склонялся к тому, чтобы разделить позицию Антона Ивановича, но лично Розенберг гарантировал мне, что Российская империя будет воссоздана, правда, без Украины, Прибалтики и Финляндии, но даже это лучше, чем ничего. Завтра будет подписан договор с руководством Рейха, правда, подпись под договором будет этого недовладимира…

Генерал Архангельский вложил в последнюю фразу максимум иронии. Хотя права Кирилловичей были признаны почти всеми Романовыми, а Владимир умудрился даже не влезть в морганатический брак, большинство генералов считали отца Владимира, Кирилла Владимировича нелегитимным императором, хотя бы потому, что разрешения на свой брак он так и не получил, поэтому Владимир был фактически не-Романовым… Проблемы усиливались еще и тем, что генерал Деникин четко и ясно высказался против сотрудничества с немцами. А среди молодого поколения эмигрантов были серьезными убеждения, что надо помочь «своей» стране в борьбе с захватчиками.

— Да, господа, к сожалению, мы наступаем на те же грабли. Половина офицерского корпуса поддержали большевиком только потому, что мы тащили за собой интервентов, путь Антанту, но все-таки интервентов. И только самые верные борьбе с большевиками останутся в наших рядах.

Генерал Туркул понял, что пафос в его речи был тут немного неуместным, стушевался, обратился к Краснову.

— Что ваши казаки, Петр Николаевич? Каковы настроения среди них?

Краснов, генерал от кавалерии и атаман Войска Донского в годы Гражданской войны отметился прогерманской ориентацией и стремлением к самостоятельности, что его и Белый Дон привело к катастрофе. Подчинившись Деникину, казацкий атаман вынужден был уехать за границу, чувствуя неприязненное отношение со стороны руководства Белой армии. В эмиграции его влияние на казаков было достаточно значимым, особенно после того, как дела Германии пошли вверх. Сейчас атаману было больше семидесяти лет, высокий, худощавый, он был полон энергии и сил, проявлял старательность в создании казачьих частей и ведении агитации в эмигрантских кругах.

— Все, кто не согласен был со мной, ушли, в моих отрядах только проверенные люди, которые будут сражаться с краснопузыми до победного конца.

Краснов буркнул в ответ Туркулу, не слишком заботясь об излишней вежливости. Он вообще был грубоват, нетерпим к своим оппонентам, а к их числу относил всех генералов Белого движения, убежденных противников Свободного Дона.

— К сожалению, господа, в победе немецкой военной машины я не совсем уж уверен. Очень может быть, что это будет наш последний бой с красными, но мы проведем его под императорскими знаменами. Хоть так…

Настроение генерала Архангельского было не самым оптимистичным.

— У вас есть какие-то сведения? — быстро отреагировал Туркул.

— У меня есть только ощущения. И анализ. К сожалению, мы не знаем всех особенностей событий на Восточном фронте. Но именно зимние успехи большевиков заставили немцев пойти на создание РОИА. И это меня действительно тревожит. Слишком много обещают.

В это время появились журналисты, среди которых было несколько фотографов и один кинооператор с помощниками, которые стали устанавливать аппаратуру. Конференция проводилась в небольшом отеле на окраине Берлина. Отель был выбран вчера вечером из трех кандидатур Розенбергом случайным образом: тот открыл запечатанный конверт без названия, объявил результат, а уже Гестапо старалось обеспечить безопасность, учитывая происшествия на собраниях белорусских и украинских националистов. Общую фотографию делали на фоне входа в отель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда участники сборища стали нестройной группой у входа в отель, напротив остановился небольшой фургончик, борт которого внезапно откинулся, и оттуда ударили два пулемета по густой толпе, которая так и не смогла отреагировать на это. Кинжальный огонь машингеверов[2] оказался убийственным, а после того, как ленты были отстреляны, в толпу полетели гранаты. Из всех, кто был в толпе выжил только генерал Архангельский, который после тяжелых ран и трех перенесенных операций выжил, дееспособность потерял и умер через два года в инвалидном кресле. Особенно фюрера разозлила гибель Альфреда Розенберга, человека, с которым у него бывали разногласия, но при этом оставался основным идеологом нацизма.

Группу диверсантов, которые старались уйти с места теракта блокировали в Потсдаме. Они были уничтожены, потому что сдаваться не собирались, а последнюю гранату каждый из бойцов оставил для себя. Еще одного участника покушения задержали в Гамбурге, он принял яд, когда заметил слежку. Пятый участник был ликвидирован в Берлине, где пытался отсидеться на конспиративной квартире, отстреливался, снайпер перестарался, рана оказалась смертельной. А вот организатор акта возмездия сумел уйти, 23 августа 1942 года группа из шести человек получили звание Героя Советского Союза (пятеро из них — посмертно). До конца войны сколотить хоть какие-то боевые части из русских эмигрантов немцам так и не удалось.

[1] Русский общевоинский союз, организация, созданная в 1924 году офицерами Белого движения за границей под руководством барона Врангеля, имела выраженную антибольшевистскую направленность.

[2] Пулеметов (нем)

Глава 2

Куда я попал

Москва, 1 августа 1942 года

Извините, забыл сказать несколько слов о себе и о том мире, в который я попал. В моем мире существовала такая организация: «Проект «Вектор»». Фактически, нашим ученым мужам удалось перенести матрицу сознания современного им человека в прошлое, с целью исследовать возможность создания новых ответвлений в пучках вероятности, говоря простым языком — создать новую реальность. Для этого надо было воздействовать на ключевые точки истории. Такой точкой воздействия был выбран день 22 июня 1941 года. Меня, инвалида детства, Андрея Толоконникова, подготовили и перебросили в тело комбрига Виноградова, дивизия которого направлялась на Зимнюю войну с финнами. В нашей истории 44-ю, «Щорсовскую» дивизию разбили в сражении на Раатской дороге, а самого комбрига, как и начштаба и замполита дивизии расстреляли перед строем бойцов, выживших в той страшной битве. Вот и пришлось мне, чтобы не расстаться с жизнью, менять ход истории под себя. Зимняя война закончилась намного раньше, а успехи ничем не примечательного комбрига вызвали интерес ко мне со стороны руководства СССР. Не знаю, было ли это провалом в подготовке или нет, но «раскололи» меня достаточно быстро. Заодно во мне стало крепнуть уверенность, что я попал в параллельный мир, так как мелкие расхождения с моим миром стали со временем заметны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если говорить о своем общении с руководством СССР, больше я общался, конечно же, с Лаврентием Павловичем и его помощниками. Со Сталиным довольно редко. И крайне редко — за все время дважды — с глазу на глаз. Чаще всего наше общение происходило в узком кругу лиц, которые были посвящены в то, кто я такой и откуда. Сумел ли я расположить к себе руководство СССР и товарища Сталина лично? Я до сих пор не имею ответа на этот вопрос. Было хорошо, что мои знания, подтверждаемые опытом, оказались к месту, но предложенный план спасения СССР вызывал определенное опасение и недоверие. Это естественный процесс, который ученые называли «темпоральным сопротивлением». Хроноаборигены воспринимают информацию о будущем с недоверием, потому что оно не соответствует их опыту и представлениям о грядущем. Прогнозы и расчеты, как правила, не оправдываются. Но своим расчетам принято верить. Чужим — вряд ли. У Иосифа Виссарионовича свой собственный взгляд на происходящее и, особенно, на людей. Он уверен в том, что умеет разбираться в людях. В основном, это правильно. Но бывают и нюансы. Например, тот же генерал Тюленев, который не слишком ярко проявил себя и в начале ТОЙ войны, и в битве за Кавказ показал себя хорошо в обороне, но слишком плохо в последовавшем наступлении. Это было в моей истории, но вот Сталин опять поверил в Тюленева, дал ему фронт… и там дела пошли так же — ни шатко, ни валко: в обороне еще как-то справлялись, а когда пришло время наступать — пришлось Тюленева менять на более энергичного (авантюристичного) полководца. Или генерал Власов, который умудрился и в этом варианте истории попасть в плен. Я ведь предлагал его засунуть за Полярный круг — с белыми медведями воевать, так нет, хоть не ударную армию ему вручили, а корпус, но разгром хорошо обученного корпуса, с новой техникой (на 70 %) — это было очень больно, тем более, что таких корпусов у нас было всего пять. Больше до войны мы подготовить не успели! Главное моё достижение, из-за которого я приобрел в лице товарища Берия не столько врага, сколько недоброжелателя, это было остановка необоснованных репрессий, когда командиров расстреливали или разжаловали за исполнение своего долга, не давая права на ошибки и предвзято оценивая их поступки. Такая поспешность и небрежность в принятии решений была очень характерна в моей реальности для лета сорок первого года. Искали виновных в провалах — и их находили. Надо было изменить отношение к кадрам на более бережное, в первую очередь, военным и давать людям возможность исправлять свои неудачи. Это было уже в сорок втором, это стало практикой сорок третьего и сорок четвертого годов, но в сорок первом… Берия был призван именно для остановки необоснованных репрессий, чем так «прославился» тридцать седьмой год, но преодолеть инерцию аппарата, даже убрав на тот свет ежовцев, некоторых вместе с женами и несовершеннолетними детьми сразу не получалось. Во всяком случае, руководство ВВС РККА продолжало служить, и Жигарев, и Смушкевич, и Штрен делали свое дело, приближая Победу. Сталин прекрасно понимал, как опасно давать слишком много власти НКВД, поэтому в свое время были созданы НГБ, выделены из состава НКВД СМЕРШ, в самой организации кроме ставленников Берии были и другие люди. Я ни на минуту не сомневался в том, что если бы попал исключительно в руки Лаврентия Павловича, быть мне узником железной клетки! Моей информацией Берия бы, несомненно воспользовался бы, но исключительно в своих интересах. В этом никаких сомнений нет. Было бы это лучше для страны? Я не уверен. Хотя и к такому повороту событий я был готов. Но не случилось. Скорее всего, решили, что могут со мной управиться и без этого.