слышал, там в выходные многие отравились.
– Я ничего там не ел, – отвечает Дэниел. Папа недавно устроил брата в загородный клуб, и пусть Дэниел просто помощник официанта, он сколотил целое состояние на чаевых. И даже объевшись тухлых моллюсков, все равно потащился бы на работу, лишь бы добавить в свою коллекцию еще одну пару дорогущих кроссовок.
Как обычно, обо мне в семье Стерлингов-Шепардов вспоминают в последнюю очередь. По-моему, даже о нашей таксе Миле папа осведомится раньше, чем обо мне.
– Никому не дурно, – говорю я, когда его лицо появляется из-за маминого плеча. – Я тут подумала… Может, мне сегодня пойти в школу чуть позже? Часов в одиннадцать, например?
Папа удивленно вскидывает брови. Я за всю старшую школу не пропустила ни одного урока. И не потому, что я ни разу не болела. Просто мне всегда приходится так усердно стараться, чтобы быть лучшей в классе, что я живу в постоянном страхе отстать от остальных. Единственный раз, когда я намеренно пропустила занятие, случился в шестом классе: я тогда неожиданно для себя самой улизнула со скучной экскурсии в Обществе садоводов Массачусетса с двумя мальчишками из моего класса, которых в то время толком даже не знала.
Мы сидели близко к выходу, и в особенно тоскливый момент лекции Кэл О’Ши-Уоллес начал дюйм за дюймом продвигаться к выходу из аудитории. Кэл был единственным парнем в нашем классе с двумя отцами, и втайне я всегда мечтала подружиться с ним: он казался мне забавным, у него, как и у меня, была двойная фамилия, а еще он носил рубашки с узорами, которые странным образом меня гипнотизировали. Он поймал сначала мой взгляд, а потом взгляд сидящего рядом со мной одноклассника, Матео Войцика, и призывно махнул нам рукой. Мы с Матео пожали плечами – а почему нет? – и пошли за ним.
Я-то подумала, мы просто на минуту выйдем в коридор, но прямо перед нами был выход из здания! Когда Матео толкнул дверь, мы выскочили на яркий солнечный свет, а мимо как раз проходил настоящий парад болельщиков «Ред Сокс», празднующих недавнюю победу команды в чемпионате. В общем, вместо того чтобы вернуться на наши места, мы растворились в толпе и два часа бродили по Бостону сами по себе. А когда вернулись к своим, выяснилось, что никто и не заметил нашего отсутствия. Благодаря этому приключению – Кэл назвал его «Лучший день в жизни» – наша троица быстро сдружилась. В то время казалось, что навсегда.
Наша дружба длилась до восьмого класса.
– А почему в одиннадцать? – Голос папы возвращает меня в реальность. Мама разворачивается на стуле и смотрит на него.
– Сегодня утром первое после выборов собрание, – говорит она.
– Ах, – вздыхает папа, и на его красивом лице отображается сочувствие. – Айви, мне очень жаль, что вчера так вышло. Это никак не связано с твоими способностями. Увы, не в первый – и не в последний! – раз к власти приходит недостойный ее шут. Остается лишь идти с высоко поднятой головой.
– Именно, – кивает мама так ожесточенно, что из ее французского узла чуть не выпадает прядь волос. Но не выпадает. Это же мама. – К тому же я не удивлюсь, если Брайан в конце концов сам уйдет с этого поста. Ведь он совершенно не создан для школьного самоуправления! Только ему надоест – и ты сможешь занять его место.
– Ну конечно! – весело подхватывает папа, будто в том, чтобы подчищать хвосты за Бони Махони ради президентства, нет ничего унизительного. – И помни, Айви: ожидания обычно пугают больше реальности. Наверняка сегодняшний день будет совсем не так плох, как тебе кажется. – Он кладет руку на спинку маминого стула, и они одновременно улыбаются, ожидая моего согласия, отчего их изображение на экране больше походит на фотографию. Идеальная команда: мама всегда спокойная и расчетливая, папа эмоциональный и жизнерадостный – и оба всегда уверены в своей правоте.
Беда моих родителей в том, что они никогда ни в чем не проигрывают. Саманта Стерлинг и Джеймс Шепард с самой встречи в Школе бизнеса Колумбийского университета были звездной парой, даже когда полгода спустя мой отец отчислился, решив заняться перепродажей домов. Он начал здесь, в своем родном Карлтоне, ближайшем пригороде Бостона, ставшем модным, как раз когда отец приобрел тут пару развалюх в викторианском стиле. Сейчас, двадцать лет спустя, он один из лучших агентов по недвижимости, которым всегда удается купить подешевле и продать подороже.
В итоге ни один из них не в состоянии понять, зачем может понадобиться выходной. Или даже несколько свободных часов.
Однако, глядя на эти пышущие оптимизмом лица, я не решаюсь им пожаловаться.
– Знаю, – говорю я, подавляя тяжелый вздох, – я просто пошутила.
– Отлично! – говорит мама, одобрительно кивая. – А что ты наденешь сегодня вечером?
– Платье, которое прислала тетя Хелен, – говорю я, чувствуя, что и ко мне возвращается прежний энтузиазм. Старшей сестре моей мамы уже под шестьдесят, но у нее просто отменный вкус – и куча свободных денег благодаря ее романам, ежегодно продаваемым тиражами в сотни тысяч экземпляров. Ее последний подарок – от бельгийского дизайнера, о котором я даже никогда не слышала, – самая стильная вещь в моем гардеробе. Сегодня я впервые в нем выйду.
– А что насчет туфель?
Ничего не поделаешь, к такому платью у меня нет подходящих туфель. Может, тетя Хелен выручит меня и с ними, когда продаст свою следующую книгу.
– Черные, на каблуках.
– Идеально, – говорит мама. – И кстати, насчет ужина: не ждите нас, мы приедем слишком поздно. Можете разморозить чили или…
– Я пойду в «Олив гарден» с Тревором, – перебивает ее Дэниел. – Сразу после тренировки по лакроссу.
Мама хмурится.
– Ты уверен, что успеешь?
Это намек моему брату, чтобы он изменил свои планы.
– Конечно.
Мама уже готова возразить, когда папа упирается костяшками пальцев в стол.
– Заканчивай, Саманта, – говорит он. – Тебе еще вещи собирать.
– Точно, – вздыхает мама. Когда дело касается сбора вещей, она ненавидит спешить, поэтому разговор заканчивается, и вдруг она добавляет: – Да, Айви, ты приготовила заметки для церемонии?
– Конечно. – Я корпела над ними почти всю неделю. – Я отправила их тебе по электронке еще вчера, помнишь?
– Да, помню. Речь просто чудесная. Но я имела в виду… – Впервые с начала нашего разговора мама выглядит неуверенной в себе, чего почти никогда не бывает. – Ты распечатаешь ее и возьмешь с собой? Я знаю, как ты… Я знаю, ты иногда нервничаешь перед большой аудиторией.
У меня скрутило живот.
– Я уже положила ее в рюкзак.
– Дэниел! – вдруг кричит папа. – Поверни компьютер, Айви. Я хочу поговорить с твоим братом.
– Что? Зачем? – возмущается Дэниел, пока я разворачиваю экран, а мои щеки начинают пылать от унижения. Я знаю, что сейчас будет.
– Так, послушай, сын. – Я не вижу