Жар печи напомнил ему об огне, который, как говорят, постоянно бушует в сердце Кринна. В яростном пламени горна угольная пыль соединялась с железом, на его темной поверхности появилась блестящая пленка: это была сталь.
Станах подтащил к печи бадью с водой. Несколько часов назад вода была ледяной, но сейчас стала теплой, как будто стояла на солнце. Подмастерье зачерпнул воды для Изарна, затем напился сам. Для пересохшего горла эта теплая вода была подобна вину. Зачерпнув воды большим ковшом, Станах вылил ее себе на голову. Ощущая, как течет по затылку и по шее теплая вода, Станах вдруг погрустнел, он вспомнил, что, когда Меч Бури будет выкован, они с Изарном уже не смогут работать вместе.
Изарн был для него не только мастером и родичем, но и другом. Печаль, подобно облачку, закрывающему луну, легла на сердце Станаха.
Он выволок пустую бадью из кузницы и поставил у двери, чтобы прислуживающий кузнецам мальчишка снова наполнил ее холодной водой. Затем вернулся к печи, к старому гному, терпеливо ожидающему превращения железа в сталь, – этого чуда, которое сотворил Реоркс для своих детей в давние-давние времена. В те времена, когда первый гном-кузнец соорудил первую кузницу.
«Это и вправду чудо, – думал Станах. – Чудо единения с богами».
«Вера в богов, вера в себя, вера в свое мастерство». – Такими словами встретил мастер Изарн Станаха, когда тот пришел к нему в кузницу в первый раз.
Изготовление любого, даже самого простого клинка – подобно служению богам, и Изарн всю свою жизнь истово им служил.
Сталь потекла из горна, рдеющая, как красная луна, сияющая, как солнце.
Щурясь от палящего жара, Станах принес к наковальне молот и клещи; Изарн поднял молот. Он был готов выковать Меч Бури.
Сталь – не дерево, ее не рубят топором и не пилят пилой – со сталью работают молотом. За свою жизнь Изарн выковал великое множество мечей. Когда он брал в руку молот, тот словно бы сам становился послушным продолжением руки, но сегодня словно бы сам Изарн был молотом. Правда, на раздумья мастер времени не тратил, он полагался на свои знания и интуицию. Ковать надо быстро – иначе сталь остынет, и тогда, сколько ни бей молотом, толку не будет.
В кузнице звучал радостный гимн молота, и сердце Станаха ликовало от счастья. Это была песня Главного клинка; Станах знал, что молот и наковальня Изарна так, как сегодня, никогда раньше не пели.
Теперь этот молот и эта наковальня споют похожую песнь, только когда Станах будет ковать свой Главный клинок.
В песне не было слов, но мастер и ученик слышали их в душах своих, слышали прославление благородного клинка, сейчас уже почти готового, Изарну оставалось только кое-что подправить. Мастер взял в руки напильник, опилки серебряной пылью посыпались на каменный пол кузницы.
Станах подумал: «Клинок похож на вспышку серебристого звездного света».
Наконец клинок был доведен до совершенства, теперь он снова должен был вернуться в печь – для закалки.
– Это его последнее погружение в огонь, последний танец в языках пламени, – сказал Изарн ученику.
Станах и прежде слышал эти слова – слышал так много раз! Но теперь, глядя на стоящего с клинком в руках Изарна, он услышал их будто бы впервые.
Закалку меча Изарн проводил так же тщательно, как делал сегодня все. Станах раздул пламя и проверил, достаточно ли прохладно масло в корыте; все было как надо, и теперь он внимательно смотрел на мастера и на меч.
Сейчас клинок светился в печи не серебристым, а темно-красным сиянием – словно вытянутое в длину солнце, словно кроваво-красная рука огня. Когда Изарн извлек клинок из печи и опустил его в масло, Станах видел, как постепенно угасает солнечное сияние клинка. Красный металл стал серебристой сталью – чистой, как горный снег, и сильной, как горы, породившие ее. Изарн отер пот с лица и плавным движением вынул меч из корыта с маслом. Мягкой тряпкой он стер масло с металла, нежно погладил клинок и положил его на наковальню – так кладут новорожденного на грудь матери.
Станах был зачарован игрой бликов пламени на стали, оранжевым сиянием отточенного лезвия; сердце отчаянно колотилось в груди, он взволнованно ходил от горна к наковальне, от наковальни к горну… И вдруг увидел…
Когда он заслонил своим телом топку горна, сталь продолжала светиться!
Меч Бури!
Меч Бури лежал перед ним. Исполненный совершенства, рожденный сердцем огня, впитавший в себя саму душу огня, светившуюся сейчас в холодной стали, и этот свет не могла ослабить никакая тьма.
Внезапно постаревший, с широко открытыми глазами, дрожащий, как в лихорадке, Изарн приблизился к клинку, протянул было к нему руку, но сразу же отдернул ее, как будто боялся обжечься. Или не имел права коснуться этой стали…
– Ты видишь? – прошептал мастер. – О парень, ты видишь?
Станах не мог вымолвить ни слова. Он молча кивнул и отступил назад. Но глаз от клинка оторвать он был не в силах. От этого великолепия, от этого еще не имеющего рукояти клинка. В сердце его зазвучали стихи, написанные так давно и столь часто повторяемые повсюду, что их автор был забыт и они стали просто песенкой уличных мальчишек:
Горные гномы знают: у Верховного Короля должнынепременно быть Королевский Меч, отвагу дающий ему волей Отца Реоркса,Душа, обретшая мудрость в испытаньях суровых борьбы,Молот, Харасом легендарным сокрытый во тьме.
О да! Королевский Меч, сделанный для Верховного Короля, служивший ему во все дни его царствования и похороненный вместе с ним; мудрая душа, вобравшая в себя опыт, накопленный в дни войны и мира; Молот Хараса, который не видели столь давно, что большинство гномов считали рассказ о нем не более чем мифом.
О, этот Молот Хараса! Однако же мифический он или реально существовавший, но с тех пор как Молот Хараса был утрачен, у гномов не было уже Верховного Короля.
Внезапно похолодев, несмотря на жаркий пот, струившийся по лицу, Станах вздрогнул, закрыл глаза, глубоко вздохнул, стараясь унять дрожь, затем открыл глаза и снова взглянул на меч.
Свечение стали пульсировало, как если бы действительно в ней жило сердце, которое дал клинку сам Реоркс; и Станах почувствовал: его собственное сердце забилось с новой силой, в новом ритме.
Легенда утверждает, что так может дышать только Королевский Меч. За три столетия никто в Торбардине не мог выковать Королевский Меч. И вот теперь…
Станах покачал годовой. Он знал легенды своего народа. Какой же гном их не знает?
Когда-то у гномов была династия Верховных Королей. Последний из них, Дункан, царствовал триста лет назад, когда шла Война Гномских Ворот. У него был телохранитель и друг Харас, «легендарный Харас», воспетый в поэмах. В них говорилось, что Харас, чье имя переводится на соламнийский как «нож», сделал боевой Молот в кузнице бога Реоркса. Говорилось также, что никто не сражался лучше Хараса в то кровавое и жестокое время после Катаклизма, когда ведомые магом Фистандантилусом армии людей вместе с гномами холмов возжелали взять себе то, что, по их представлениям, было богатством Пакс Таркаса и Торбардина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});