Читать интересную книгу Стеклобой - Михаил Перловский

Романов давно заметил, что мысль о пацанах останавливает все прочие размышления, как единственный гордый пешеход на большом перекрестке в центре города, который идет на свой законный зеленый свет, и все уступают ему дорогу.

Когда-то он пытался советоваться насчет пацанов с Максом, у которого не было ни детей, ни мыслей о том, чтобы они у него появились. Романов читал статьи о воспитании, но они ничего не говорили про его случай. Одинаковых детей не бывает, он это понимал, люди по-разному видят даже цвет неба; но эти двое были уж совсем ни на кого не похожи. «От них можно сойти с ума», – втолковывал он Максу, и тот отрывался от плазмы, на которой шел футбол, слушая его внимательно и как-то напряженно, чего за ним обычно не водилось. Романов хотел объяснить, что лично в его детстве каждое событие доставало до самого дна, заполняло его всего, и все на свете ему было интересно. Деревья, жуки, пироги с капустой, велики, речка, дождь, дохлые кошки, предатель Катенин из параллельного. Он радовался весь и ревел весь, любил что-нибудь собой целиком. У нового перочинного ножика появлялся двойник, который холодел где-то за грудной клеткой, и куда бы Романов ни шел, что бы ни делал, все его тело пело «новый ножик!» Это уже потом все постепенно перестало доставать до дна и останавливалось посередине, а теперь вот с трудом опускается ниже горла. А эта парочка с самого начала видела только друг друга, и им был нужен только их мир, сложный и пугающий.

Романов вздрогнул и увидел, что перед ним стоит весьма немолодая, высокая, очень худая женщина в темном платье с высоким воротником. Острым кулачком она постукивала по спинке кресла, рыжие волосы горели на утреннем солнце. «Квартирная хозяйка», – сообразил Романов, и вдруг на месте ее имени в памяти образовалась коварная проталина. Александрия Петровна? Александрина? Александра? Он посмотрел на глухой воротник платья и понял, что любая неточность в этом вопросе, пожалуй, превратится в целое преступление.

– Александрина… эээ… Петровна? – он невольно сощурил один глаз, улыбаясь, как бы одновременно прося извинения за опоздание и за вероятный промах с именем.

– Здравствуйте, голубчик. Александрия Петровна, – сказала она, игнорируя его улыбку. – Моя фамилия Щур. Многим удается запомнить с первого раза.

Слова она произносила подчеркнуто медленно, твердо, чуть сипло:

– Предлагаю вам подняться в квартиру и обсудить детали, основные правила и порядки. Если вас все устроит, мы подпишем бумаги, хотя должны были сделать это три часа назад.

Ее голос пронизывал насквозь, и Романову казалось, что он стоит в мокрой одежде на ветру. Он невольно поежился, но тут же одернул себя и с напускной веселостью произнес:

– Пожалуй, я захвачу пару коробок?

Следовало бы, конечно, извиниться и наладить контакт с лагерем противника, но в таких ситуациях он всегда терялся.

Александрия Петровна улыбнулась и ответила холодно:

– Конечно, голубчик, я подожду. Куда мне торопиться? Мы здесь только ради вашей персоны. Прошу вас, не обращайте на меня внимания и перетащите весь свой скарб. Меня здесь как будто бы и нет.

Вот же ведьма старая, вдруг разозлился Романов. Это он дал лишний круг на «Газели»? Он виноват, что дорог в районе нет?! Вместо извинений хорошо было бы поставить старуху на место, но он, по своему обыкновению, сыграл дурачка. Как обычно и поступал, когда следовало проявить характер.

– Правда? Вот спасибо, я быстренько все заброшу, а вы пока присядьте. Пожалте ключи! – он широко и лучезарно улыбнулся, прижав одну руку к груди, а другую протянув к Александрии Петровне.

Александрия Петровна едва заметно выдохнула от возмущения, но взяла себя в руки и осторожно присела на краешек романовского кресла. Пока Романов возился с коробками, она с явным интересом разглядывала зеркало и изредка подносила к носу маленький серебряный флакончик, висевший у нее на груди.

Уже через четыре коробки Романов отчаянно пожалел о своей выходке, спина разламывалась. Связка ключей оттягивала карман и напоминала набор надзирателя Бастилии. Он еле разобрался с десятком замков, врезанных в массивную деревянную дверь. Сил на отпор в разговоре с хозяйкой не хватало. Взмыленный, он только успевал уворачиваться.

– Как настроения в Санкт-Петербурге? Жизнь в культурной столице, как я вижу, не на всех сказывается… – комментировала Александрия Петровна.

Пятая коробка, подъезд, пролет, порог.

– …положительно. И молодой человек заставляет ожидать даму в возрасте, – любезным змеиным тоном заканчивала старуха, встречая возвращающегося Романова.

«Митенька, она примет тебя как родного!» – мысленно передразнил бабушку Варвару Романов. С другой стороны, мог бы и сам найти себе жилье, не маленький.

Зона действия голоса Александрии Петровны заканчивалась у подъезда, и он старался преодолевать это расстояние как можно быстрее.

– Должна заметить вам… – тут старуха запнулась. – Вы что же, изучаете творчество Ивана Андреича? – она слегка приподняла бровь, заметив название коробки, и пристально посмотрела Романову в глаза.

– Так точно, – расслабился Романов и, кряхтя, разогнулся. Не так уж он безнадежен, классик, видимо, всех объединяет.

– Похвально, – немедленно отреагировала Александрия Петровна. – Значит, ваше образование достигает четырех классов средней школы.

Романов устало промолчал. Опять с ним говорили как с восьмиклассником, пойманным в школьном туалете с сигаретой, и он не мог отыскать достойного ответа. Проходя мимо зеркала, он невольно посмотрел на себя, как будто хотел убедиться, что заслуживает серьезного отношения. Восьмиклассника, конечно, не было и в помине. А был давно не бритый, взъерошенный и вспотевший худощавый мужчина, очень высокого роста, лет сорока, а по утрам даже сорока пяти. Ну, узкое лицо, ну, тонкие губы, зато глаза с прищуром, и если не сутулиться… Романов вздрогнул, когда заметил в зеркале строгий взгляд Александрии Петровны.

– Синяки под глазами вам идут, – она презрительно оглядела его с головы до ног.

– Коробки, кажется, все, – он посмотрел по сторонам. – Хотите, я донесу вас на руках в знак примирения? – он сделал вид, что хватается за ножки кресла.

Александрия Петровна возмущенно вскочила на ноги.

«Так тебе, Ящер Щур ты великосветский. Пращур всего живого», – подумал Романов.

В подъезде было прохладно и пыльно, солнце лежало на ступеньках аккуратными квадратами, эхо от каблуков Александрии Петровны отлетало воздушными шариками высоко вверх.

В квартире Романову понравилось – окна с основательными подоконниками, щедрые трехметровые потолки и гостиная с размахом. Масштаб второй комнаты оценить не удалось – дверь была заперта.

– Итак, Дмитрий Сергеевич, вот основные пункты.

Я хочу, чтобы вы ознакомились и подписали этот документ, – услышал Романов голос старухи.

– Кровью? – улыбнулся он, высунув голову из кухни.

Хозяйка многозначительно молчала. Он выглянул в окно – возле булочной разгружали фургон с хлебом – и вернулся в комнату. Стараясь не поднимать глаз на Александрию Петровну, гордо стоявшую с поджатыми губами, Романов расправил плечи, нахмурил брови и приступил к чтению.

Помимо обычных пунктов о выплатах, электрическом счетчике и пожарной безопасности, из бумаг следовала странная вещь. В квартире нельзя было мыть окна. Романова, конечно, подмывало сострить, что он приехал сюда с исключительной целью вымыть окна, и что он категорически против таких бесчеловечных ограничений, но тут он увидел последний пункт: «Проживающий обязуется съехать по истечении трех месяцев со дня заселения, как бы ни сложились личные обстоятельства исполнения».

Романов опешил, но, незаметно вдохнув поглубже, спросил, ничем себя не выдав:

– Мне вот здесь непонятен последний пункт…

– Что именно вас смущает, голубчик? – Александрия Петровна подалась к листку, пытаясь заглянуть в него. – Вы что, не знали о сокращении срока?

– Да, я не знал об этом. И еще о том, что такое «исполнение», «личные обстоятельства», и почему я должен съезжать в принципе… – он почувствовал себя идиотом в регистратуре поликлиники или приемной, где, как обычно, что-то перепутали именно в его документах, поэтому к концу фразы для уверенности повысил голос.

– Дмитрий Сергеевич! В чем дело? – испуганно посмотрела на него Александрия Петровна.

– Вот и я хочу знать, в чем, собственно, дело, – заводясь, продолжал Романов.

– Вы вообще вставали на учет? Кто вас регистрировал? Вы от Милонаса? – Александрия Петровна с недоверием оглядывала Романова с ног до головы, как будто видела его впервые.

– Я от чего?! Никто меня не регистрировал! Я просто хотел снять квартиру! – почти закричал Романов.

– Это ошибка, к нам нельзя попасть без регистрации, тем более не встав на учет у Милонаса, – мгновенно успокоившись, стальным голосом произнесла Александрия Петровна, захлопнула папку с документами и направилась к двери.