и отчасти для того, чтобы защитить себя. С кораблей, огибающих полуостров Сконе, часто высылались отряды мародёров: весной — пополнить запасы свежего мяса для набегов на запад, зимой же они высаживались на берег, если возвращались с пустыми руками из неудачных походов. Когда грабители намеревались высадиться на берег, всю ночь трубили в рога, дабы соседи могли собраться и помочь отбить их натиск.
Но люди гордые и состоятельные, у которых были свои собственные корабли, считали жизнь с соседями докучливой и предпочитали селиться отдельно. Даже уходя в море, они могли защитить свои дома с помощью тех доблестных воинов, которые за деньги жили на берегу и охраняли их. В местности Холмы было много зажиточных поселенцев такого рода, а богатые бонды (крестьяне) этой области пользовались репутацией самых гордых во всём Датском королевстве. Когда они оставались дома, они охотно напрашивались на ссору со своими соседями, несмотря даже на то, что их усадьбы лежали в большом отдалении. Но обычно они были в морских походах; они с детства привыкли рыскать по морю и считать, что это их собственное частное владение, а если кто-нибудь нарушал его границы, ему пришлось бы отвечать за это.
В этих краях жил могучий бонд по имени Тости. Он был очень известным человеком, великим мореплавателем, и, хотя достиг преклонных лет, он всё ещё командовал своим кораблём и каждое лето отправлялся в плавание к чужим берегам. У него был родич в Лимерике в Ирландии, из числа тех викингов, что поселились там. Каждый год Тости плыл на запад, чтобы поторговать с ними, а заодно и помочь их предводителю, потомку Рагнара Кожаные Штаны, собрать дань с мирных жителей, монастырей и церквей. Однако с некоторых пор жизнь викингов в Ирландии пошла заметно хуже, особенно с тех пор, когда король Мюиркьяртан Кожаный Плащ, обошёл весь остров и вышел к морю с щитом в руке в знак неповиновения. Местные жители уже не были такими беззащитными, как прежде, ибо теперь они охотно подчинялись своему королю, и вымогать с них дань стало трудным и опасным делом. Даже церкви и монастыри, которые всегда легко было ограбить, построили башни из высоких камней, где ни огонь, ни меч не могли настичь священников. Поэтому многие соратники Тости считали, что более прибыльно совершать набеги на Англию или Францию, где с меньшими усилиями можно было достичь большего. Но Тости предпочитал делать то, что он привык делать, думая, что он уже слишком стар для походов в неведомые ему земли.
Жена его звалась Аса. Она была родом из приграничного леса и, обладая вспыльчивым нравом, была часто невоздержанна на язык. Но она была умелой домохозяйкой и хорошо заботилась о поместье, когда Тости не было дома. Она родила ему пятерых сыновей и трёх дочерей, но судьба их сыновей сложилась не очень удачно. Со старшим случилась беда прямо на свадьбе, где он, напившись пива, попытался оседлать быка. Следующего сына смыло за борт во время его первого похода. Но самым неудачливым из всех был их четвёртый сын, которого звали Ари. Однажды летом, когда ему было девятнадцать, он сошёлся с двумя соседскими жёнами, чьи мужья были в отлучке, и они понесли от него. Дело грозило большими неприятностями для Тости и повлекло за собой значительные расходы. Эта история повергла Ари в уныние, и он сделался очень робок и застенчив. Позже он убил человека, который всё время подшучивал над его «сноровкой», и должен был бежать из страны. Ходили слухи, что он нанялся на корабль к шведским купцам, плавал с ними на восток, и всё для того, чтобы не встретить людей, знающих о его несчастьях. С тех пор о нём ничего не было слышно. Но Асе однажды приснился сон о чёрном коне, у которого была кровь на лопатках, и тогда она поняла, что он умер.
После этого у Асы и Тости осталось двое сыновей. Старший из них звался Одд. Он был молод, грубо сложён и кривоног, у него были сильные, мозолистые руки и угрюмый нрав. Вскоре он стал сопровождать Тости в его походах и показал себя как искусный мореплаватель и умелый воин. Дома же он вёл себя часто совершенно иначе, длинные зимы ему казались скучными, и он постоянно пререкался с Асой. Он поговаривал, что лучше бы он ел прогорклую солонину на корабле, чем на праздник Йоль[1] дома. Аса отвечала ему на это, что она не видела, чтобы он хоть раз взял меньше еды, чем кто-нибудь другой за столом. Он часто дремал днём, жалуясь, что плохо спит ночью, и, как он говорил, ему ничто не помогает, даже если он берёт с собой в постель одну из служанок. Асе было не по душе, что он спит с её служанками: она считала, что они могут возгордиться и начать дерзить своей хозяйке, поэтому лучше было бы Одду позаботиться о жене. Но Одд отвечал, что не спешит с этим, в любом случае женщины, которые приходятся ему по вкусу, живут в Ирландии и вряд ли он смог бы привезти их с собой. Если бы он поступил так, то Аса вскоре перессорилась бы с каждой из них по очереди. Аса гневалась на такие речи, спрашивала — кто послал ей такого сына? — и говорила, что желала бы поскорее умереть. На всё это Одд возражал, что она может сама выбирать: жить ей или умирать, он, дескать, не осмеливается ей советовать, но со смирением принимает любое её решение.
Хотя речи его были очень медлительны, Асе не всегда удавалось вставить последнее словечко, но при удобном случае она говорила, что истинная беда выпала на её долю — потерять трёх прекрасных сыновей и остаться с таким сыном, которого она вряд ли и оплакивала бы.
Одд лучше ладил с отцом, и, как только наступала весна и запах смолы начинал доноситься из корабельного сарая на пристань, его настроение улучшалось, и он даже пробовал, при малых своих способностях, сочинить один-другой стишок. В них говорилось либо, что луг гагарок ещё не созрел для вспашки, либо что кони моря отнесут его скоро в летние страны.
Но как скальд он не достиг славы среди дочерей соседних бондов, и мало кто поворачивал голову, наблюдая за ним, когда он уплывал из страны.
Его брат был