Не в силах скрыть свое раздражение, Генри разжал руки Маргарет, которые словно тиски сжимали Уильяма.
— Осторожней, Маргарет. Разве ты не видишь, он повредил руку?
Маргарет посмотрела на руку Уильяма и на повязку, и по ее лицу стало понятно, что она даже не заметила этого.
— Ой! Я сделала тебе больно? Я просто не смогла сдержаться. Увидела тебя, и больше не могла думать ни о чем, только о твоих объятиях.
Уильям потянулся к своему поврежденному плечу, и осторожно дотронулся до него.
— Все… все в порядке. Просто очень больно, и лучше руку не трогать.
Маргарет отступила на шаг и посмотрела на его ослабленную руку в повязке.
— Что с ней?
— Доктор Пол, не сказал ничего точного. Завтра я пойду на прием, поэтому только тогда станет ясно.
— И как долго ты пробудешь в этой повязке? Не так я себе представляла, нашу свадьбу. Это, — сказала она, прикоснувшись к ткани с отвращением, — не подойдет.
Уильям вздохнул и закрыл глаза. Ему едва хватало сил, чтобы стоять на ногах, и спорить с Маргарет об их свадьбе совсем не входило в его планы. Он открыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Послушай, Маргарет. Мы можем..?
Генри оборвал его на полуслове:
— Маргарет, он пытается сказать, что едва жив после того, как на него обрушились огромные бревна. Я уверен, меньше всего в этот момент его волнует, как это повлияет на свадьбу.
Дар речи Маргарет теряла очень редко. Она открыла рот, но очевидно передумала отвечать, и закрыла его.
Уильям положил свободную руку на плечо отцу.
— Все в порядке, пап, — посмотрев на Маргарет, он глубоко вздохнул и сказал, — Слушай, давай решать все постепенно. Мы еще ничего не знаем. Ладно? — Разговор был утомительным, во всех смыслах.
Маргарет поджала губы и коротко кивнула.
— Хорошо, — Уильям начинал чувствовать слабость, и просто хотел оказаться дома в своей постели. Он наклонился и поцеловал Маргарет в щеку. — Я сообщу тебе, что завтра скажет доктор, хорошо?
— Завтра? — запротестовала Маргарет. — Почему я не могу навестить тебя сегодня?
— Не сегодня. Мне нужно отправиться домой и отдохнуть.
Маргарет обиженно надула губки, но ей хватило ума, чтобы прекратить спор.
— Ладно, завтра так завтра, — она приблизилась к нему и прижалась к нему губами. Когда она, наконец, разорвала их связь, она добавила, — Хочу чтобы ты знал, что не представляю, чтобы со мной стало без тебя.
Уильям слабо ей улыбнулся и развернулся к отцу.
— Идем, мне нужно прилечь.
Генри кивнул, и Уильям обхватил его за плечи. Если бы он не стоял так долго, то возможно добрался бы до грузовика сам. Но сейчас, был рад, что отец оказался ему опорой, а его ангел хранитель не оставил его сегодня.
Глава 2
Яркий свет так ослеплял Сару, что ей пришлось зажмуриться. Несмотря на то, что ее глаза не успели привыкнуть к свету, ей очень хотелось их открыть. Спутанные мысли не давали покоя, и ей пришлось заставить себя снова открыть глаза. Очнувшись, и едва приоткрыв глаза, она не могла разобрать, где она находилась, и все ее силы — ментальные и физические — ушли на то, чтобы вновь не закрыть веки. Они были такими тяжелыми, что ей захотелось поднести руки к лицу и приоткрыть глаза кончиками пальцев, но ее руки казались еще тяжелей, чем веки.
Все ее мысли разбежались, пытаясь отыскать ответ. Но ее разум был таким затуманенным и не ясным, что даже если бы там и были ответы, она не смогла бы их распознать.
Но в кое-чем она была все-таки уверена. Она лежала, но не в своей постели. Так как свет был искусственным и слишком ярким, она поняла, что находится не в своем доме.
Она почувствовала, что может моргать, хотя и вяло. Словно медленно поднявшийся занавес, туманность рассеялась, и она посмотрела прямо перед собой. Первое что попалось ей на глаза, оказались яркие флуоресцентные лампы. Прищурившись, Сара приподняла голову, пытаясь лучше рассмотреть помещение.
Не смотря на свое желание и необходимость узнать, что происходит, от того что предстало перед ее глазами, у нее появилось еще больше вопросов, чем ответов, что ей захотелось снова закрыть их и начать все сначала, но на этот раз очнутся дома, на ранчо, где угодно лишь бы в знакомом и безопасном месте.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Белые стены, белая фарфоровая раковина, розовая занавеска на серебряной гардине, задвинутая с одной стороны ее кровати. Она резко втянула воздух, поняв, что это совсем не ее постель, и это место совсем не придавало ей ощущения безопасности. Она в больнице? Этот вопрос крутился у нее в голове снова и снова, до тех пор, пока она не подумала, что сходит с ума.
Но, как только сознание прояснилось, у нее началась паника, и она заметила, как быстро заколотилось ее сердце. Вопросы всплывали так быстро, что на этот раз, Сара закрыла глаза, пытаясь принять пугающую неизвестность, которая теперь была ее реальностью.
Она попыталась поднять плечи с кровати, но обнаружила, что это непосильная задача для ее тела. Боль пронзила тело, и Сара, поморщившись, тяжело упала обратно на подушку.
Оглушающая боль начинала колоть каждый дюйм ее тела, и она с трудом заставила себя поднять руку, которая весила как целая наковальня, ко лбу, чтобы успокоить боль. Но прикоснувшись ко лбу, она испытала очередную вспышку боли. Онемевшими пальцами, она прощупала свой лоб. Осторожно ведя вдоль бровей, она обнаружила несколько торчащих нитей на своей коже. Не желая усиливать и без того пронзительную боль, она спустилась пальцами к щеке. Там она не нащупала новых нитей, но все лицо болело. Она представила свое лицо, покрытое синими и фиолетовыми пятнами, так как только такие цвета свойственны столь болезненным повреждениям. Сара опустила руку вдоль лица обратно на постель.
Ей нужно позвать помощь. Но ужасная мысль постигла ее, прежде чем она смогла подумать о чем-нибудь еще. Голос. Мысль о том, чтобы заговорить, или закричать, казалась ничем не легче, чем попытка пошевелится. Сара боялась даже попытаться, и не могла игнорировать тот страх, который окутал ее. Сможет ли она вообще заговорить?
Сделав глубокий вдох, глубже, чем позволяли ее поврежденные ребра, она понимала, что ей нужно попытаться. Боясь, того что может услышать, или не услышать вовсе, она постепенно расслабила челюсть, и слегка раздвинула губы. Во рту все пересохло, но, тем не менее, Сара облизнула свои потрескавшиеся губы. Через силу приоткрыв рот еще больше, она собрала всю волю в кулак.
— П-п-п… помогите? — ломаный шепот заполнил тишину. Она не узнавала звук своего голоса. Казалось, что кто-то открыл крышку старого пыльного чемодана, который в течении десятилетий хранился на чердаке.
Слабовато, но хоть что-то. Сара испытала такое облегчение, что на мгновение прикрыла глаза и насладилась моментом своей маленькой победы. Она может говорить, у нее есть голос, и у нее хватает сил, чтобы воспользоваться им. Почувствовав проблеск надежды, она тяжело сглотнула, и попыталась снова.
— П-п… помогите, — хоть на этот раз получилось не на много громче, чем в первый раз, Саре все же казалось, что так и было, и она продолжила с большим рвением. — П…помогите! Кто-нибудь… помогите?
Утомившись, Сара замолчала, чтобы отдышаться. Она повернула голову в сторону тихого звука приближающихся шагов.
— Святые небеса, ты очнулась.
Сара наблюдала, как высокая, стройная женщина в очках с черной оправой, что сидели на кончике ее носа и в белом халате медсестры, достала папку с боку у кровати, и начала вносить записи. Когда женщина закончила, она убрала папку на место, и тепло улыбнулась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Здравствуй, моя дорогая. Приятно видеть твои красивые глаза. Вижу, что ты напугана, но я сестра Тилли, и ты в больнице, — она так улыбнулась ей, что Саре вспомнилась ее бабушка и как она всегда на нее смотрела. Этот взгляд выражал заботу и милосердие. Сара изо всех силы пыталась сдержать свою панику, и чем дольше она смотрел в добрые глаза сестры Тилли, тем больше задавалась вопросом, могла ли она знать ее.