Читать интересную книгу И снова этот Баранкин, или Великая погоня - Валерий Медведев

— А суперфосфат перестанет быть супером! — сказал Юра,

— Он ещё и слово компост знает! — сказал Алик.

— А как же, — сказал Юра, ямы для обеда деревьев, на первое суп-пер, на второе — фосфат, на третье сладкий компост из гнилых фруктов!

— И про суперфосфат тоже всё знают! — сказал Венька Смирнов.

— И про компост!..

— Про что не надо они всё знают, а про что надо — ни бум-бум!..

— Не исправите, смотрите, тогда Михал Михалыч годовую двойку выведет вам!

— Подумаешь, чем испугали, — сказал Юра.

— Зиночка, сказала Эра Кузякина, — да хватит нам с ними поодиночке церемониться, давайте возьмём их в оборот всем классом!..

— Придётся, — согласилась с Эрой Фокина и скомандовала: Три-четыре!

И весь класс хором произнес:

Костя — Юра, слово массам,

Мы проводим вас всем классом,

Мимо сада, мимо тира,

До Баранкинской квартиры,

И за стол без споров лишних

Сядьте с Яковлевым Мишей

И займитесь с ним учебой,

В результате были б чтобы

Чтобы две печальных двойки

Вы исправили на тройки,

Ну, а честно вам сказать

Лучше, если бы на пять!

Нам отпор не нужен ваш!

Встать! И к цели шагом марш!

Вероятно, вот точно такое же впечатление производил древнегреческий хор в своих древнегреческих спектаклях на своих древнегреческих зрителей, какое впечатление произвёл на Баранкина и Малинина хор своих одноклассников.

— Ну, знаете, — после большой паузы сказал, первый раз в жизни вроде бы растерявшийся Баранкин, — это уже как в «Чапаеве» получается!.. Это уже какая-то психическая атака, — Баранкин знал, что лучше всего на стихи было бы ответить стихами и пока отвечал прозой одновременно готовил ответ в рифму. И приготовил… — А за ваш хор мы вас с Малининым лично ставим «неуд».

— Три-четыре! — скомандовала Фокина. — Это почему «неуд»? дружным хором спросил снова класс Баранкина и Малинина.

Баранкин что-то пошептал на ухо Малинину и они в один голос громко произнесли:

— Сразу видно, что не Пушкин написал эти частушки!..

Двухголосый ответ, да ещё в рифму, да ещё в довольно складную вообще-то, произвел на ребят некоторое впечатление, но Фокина не унималась и снова скомандовала: "Три-четыре!.."

— А за такой экспромт вам Пушкин.

Дал бы с Костей по макушке!.. — ответил снова хором весь класс. И здесь Баранкин понял, что пока сопротивляться классу бесполезно. Если первые стихи были, конечно, подготовлены заранее Зиной Фокиной или Эрой Кузякиной, то второй стихийный ответ класса в стихах поверг Баранкина в недоумение, в бессилие и в полное подчинение классу. Последнее слабое сопротивление, которое он попытался оказать одноклассникам, было произнесено жалкой, по сравнению со стихами, прозой и не имело никакого эффекта. Юра Баранкин сказал, обращаясь лично к Веньке Смирнову:

— Смирнов, ты-то что орешь, да ещё хором. У тебя у самого двоек навалом!

— Навалом, — согласился Смирнов, хихикая, — но ни одной из них нет ни самой первой, ни самой последней!.. У меня они все серединные.

В этом была своя логика, и после этого Баранкин и Малинин как бы внутренне сказали "Сдаёмся!.." и как бы тоже внутренне подняли вверх руки.

Юра Баранкин и Костя Малинин шли под окружением школьного конвоя домой. Погода была прекрасная. В такую погоду лифтерша в Юрином доме всегда, смеясь, говорила: "Погода шепчет — бери расчёт…" На вовсю зазеленевших деревьях и на газонах бездельничали и вообще вели себя как на большой перемене воробьи и не каких-нибудь там двадцать минут, как все школьники, а уме с самого утра. И будут бездельничать до вечера. И всю жизнь с утра до вечера. Над клумбами как хотят и куда хотят порхали бабочки. Сразу было видно, что все они как одна бессознательные и неорганизованные. Какая-то тайная смутная мысль, похожая на желание, в который раз шевельнулась в душе Юры Баранкина, мысль, похожая на строчки из какого-то стихотворения, которое он то ли где-то прочитал, не то он их сам придумал: "…я уверен без забот воробей живет!.." Баранкин в который раз присмотрелся к воробьям и подумал, что нельзя себе было и представить, чтобы кто-то из воробьёв кого-то куда-то бы поволок силой против его желания. Занятий у них нет, значит, и репетиторов у них таких противных, как этот отличник Мишка Яковлев, тоже нет, и вообще никто не делит воробьёв и бабочек на отличников, хорошистов и двоечников. И не призывает "Будь воробьём! Или бабочкой!" Все они просто воробьи и бабочки. Просто!.. И всё!.. А тут… Вон, что творится!.. Сплошное насилие над личностью!..

Окруженные тесным кольцом одноклассников, Баранкин и Малинин продолжали приближаться к Юриному дому. Малинин оглянулся и сначала сказал:

— Правильно в русской народной песне поётся, — а затем запел довольно приятным голосом: "любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца…"

— Малинин, — спросила его Кузякина, — а почему бы тебе не участвовать в школьном хоре? С таким приятным голосом, как у тебя — это вполне реально.

— Потому что есть такой школьный юмор, — ответил Малинин Кузякиной, — примерно такой ученик, как Венька Смирнов… — Венька Смирнов тут же навострил уши — приходит домой и показывает дневник, в котором одни двойки и только по пению пять… Отец, просмотрев дневник, говорит: "С такими отметками и ты ещё поёшь?.. А ну, снимай штаны!.."

— А почему это такой ученик, как я, а не такой, как ты? взъерепенился Смирнов.

На этот вопрос Малинин ответить не успел, потому что школьное оцепление довело их до Баранкинской квартиры.

— Баранкин, будь человеком! — произнес школьный хор на прощание.

— А что я пятикантроп, что ли? — спросил на прощание Баранкин.

— В лучшем случае, — ответила Фокина, — ты шестикантроп и то с большой натяжкой…

Все засмеялись, а Баранкин в который раз пожалел, что Оля Тихонова перестала быть старостой класса. Уж у неё то на такой ответ просто не хватило бы здоровья…

— Счастливо оставаться! — произнёс весь класс, воздев приветственно вверх руки.

— Общий — сказали в один голос Баранкин и Малинин.

Но на фоне школьного хора два голоса Юры и Кости опять прозвучали весьма неубедительно. Юра, Костя и Миша Яковлев подошли уже к входной двери подъезда, когда из-за кустов, разукрашенных весенними зелеными листиками сирени, выскочил Венька Смирнов и протявкал:

— Счастливо оставаться!..

СОБЫТИЕ САМОЕ ВТОРОЕ. Бег ради бегства

Юра Баранкин достал из почтового ящика «Вечёрку» и заглянул в неё.

— Ребята! — воскликнул он, — сегодня же день бегуна!..

— Ну и что? — спросил Малинин.

— Символично! — Баранкин протянул газету Малинину и приказал: — между делом изучи маршрут!..

После этого все трое стали подниматься по лестнице.

Миша Яковлев никогда не был в гостях у Юры Баранкина, хотя между одноклассниками о его комнате ходили легенды и сочинялись целые сказки.

Но всё сводилось к одному: что всё у Баранкина не так, как у людей, а "что всё не так как у людей" сводилось к следующему образному заключению, что пол у него похож на потолок, а потолок похож на пол. Миша Яковлев с нетерпением ждал, когда откроется дверь в этот, как сказали бы взрослые, парадокс.

Наконец, кончив возиться в прихожей, Баранкин распахнул дверь и Миша Яковлев с опаской вытянув шею, которая и без того у него была длиннее, чем у других мальчишек его возраста, сначала повертел ею в разные стороны, затем, перешагнул через порог таким образом, каким входит неопытный купальщик в холодную воду. То, что он увидел, его несколько, интеллигентно говоря, ошеломило, а если выразиться попроще, то ошарашило…

Прямо против входа в комнату висела цветная репродукция с картины художника Решетникова "Снова двойка". На этой картине, кто её видел, то помнит, что изображено: мальчик с портфелем в руках, получивший двойку. Мама с укоризной глядящая на сына, младший брат на велосипеде с выражением на лице: "Ну тебе сейчас мама задаст!" И собака, положившая передние лапы на грудь мальчика, как бы говоря: "Да ладно! Не расстраивайся! Не в пятёрках счастье!"

Сама комната походила на стройплощадку чего-то непонятного и даже таинственного, тем более, что это определялось и подчёркивалось железной табличкой, которой украшают заборы, за которыми что-нибудь строят: "Не пускайте детей на стройплощадку! Это опасно для жизни!".

Вняв табличке, Яковлев снова закивал головой теперь то вверх, то вниз. Баранкин сказал:

— Если не боишься за свою жизнь, то проходи!..

Яковлев вошёл в комнату окончательно, задрав голову. На потолке висел плакат: "Можно ли всему, в том числе математике, учиться, во сне?.." На этот вопрос ответа не было. Но наследующем плакате на вопрос: "Можно ли отвечать на вопросы Михал Михалыча во сне?.." был дан ответ: "Можно! Если Михал Михалыч в это время тоже будет спать рядом!" "Можно ли расти быстрее?.." Этот вопрос тоже был без ответа, "Можно ли, чтобы деревья росли так быстро, как взрыв от снаряда?.." Ответа на этот вопрос тоже не было… На вопрос: "Можно ли переделать двойку на пятерку?" был дан ответ: "Можно, но будет заметно!.." На многие другие вопросы ответов не было. Например, рядом висел лист, на котором было написано: "А что, если взять, да…" Ниже было написано: "А если не брать, тогда что?.."