Три силы нашли свое место, чтобы образовать более сложное единство, первое воплощение силы Ассоциации: Атом. С этого момента энергия превратилась в материю.
Это был первый эволюционный скачок.
Однако эта материя мечтала перейти на более высокий уровень. Тогда появилась Жизнь.
Жизнь была новым опытом Вселенной, и она вписала в ее сердце следы трех сил (Ассоциация, Деление, Нейтральность), составляющих все живое, указав их инициалы: A.D.N.[1]
Эдмонд Уэллс,
«Энциклопедия относительного
и абсолютного знания», том 5
6. ВО ПЛОТИ
Как трудно вновь стать материальным существом после того, как ты был чистым духом.
Это тяжело. Я это забыл.
Внутри тела я ощущаю сгустки нервов, трубки, булькающие мешки. Я чувствую, как бьется сердце, как слюна освежает горло. Я сглатываю. Я закашливаюсь так, что чуть не выплевываю новенькие зубы. Снова кашляю.
Трогаю челюсть. Ощупываю себя. Да, у меня есть тело, такое же, как когда я был смертным на Земле. И я слышу ушами, а не душой.
Не в состоянии лететь, я плыву. Плавание, какой унизительный способ передвижения! Медленный и изнуряющий.
Наконец вдали я вижу остров.
7. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: В НАЧАЛЕ (окончание)
...Но Жизнь не стала завершением опыта этой новорожденной Вселенной. Жизнь сама мечтала перейти на более высокий уровень. Она размножалась, становилась все более разнообразной, экспериментировала с формами, цветами, температурами и поведением. До того момента, как, действуя наугад, не нашла идеальную колыбель для продолжения развития. Человека.
Стоящий на вертикальном остове, который состоит из двухсот восьми костей, Человек был снабжен слоем жира, кровеносной системой и мускулами, завернутыми в толстую и эластичную кожу. Кроме того, в верхней части Человека имелась чрезвычайно эффективная центральная нервная система, подключенная к визуальным, слуховым, осязательным, вкусовым и обонятельным датчикам.
Благодаря Человеку Жизнь могла обнаружить способность мыслить. Человек рос, размножался, сталкивался с другими животными и с себе подобными.
Он их любил. (А)[2]
Он их угнетал. (Д)[3]
Он ими пренебрегал. (В)[4]
Однако Жизнь мечтала достичь более высокого уровня развития. С этого момента мог начаться новый опыт: сознание.
Который, как и всегда, питался тремя первоначальными энергиями:
Любовь. (А)
Доминирование. (Д)
Нейтральность. (Н)
Эдмонд Уэллс,
«Энциклопедия относительного
и абсолютного знания», том 5
8. ОСТРОВ
Я выбираюсь на песчаный берег. У меня все болит. Все кости. Все мускулы. Все сухожилия. Я падаю, истощенный долгим плаванием. Мне холодно, я кашляю. Я поднимаю голову и осматриваюсь. Я на пляже из белого мелкого песка, вокруг густой туман, через него просматриваются стволы кокосовых пальм. Дальше видны отвесные скалы, о которые разбивается морской прибой. Я чувствую себя слабым и потерянным, меня бьет дрожь. И мучительный вопрос, сопровождавший меня всю жизнь, возвращается: «Действительно, что я здесь делаю?»
Неожиданно до меня доходят запахи моря и фруктов. Я забыл, что их можно чувствовать носом. Тысячи ароматов обволакивают меня. Теплый воздух пахнет йодом, цветами, пыльцой, травами и морской пеной. А также кокосами, ванилью и бананами. К этому добавляется сладкая нотка, возможно, это лакрица.
Я широко раскрываю глаза. Я нахожусь на острове, на незнакомой планете. Никакой другой земли до горизонта не видно. А есть ли здесь другая форма жизни, кроме растительной?
Муравей отвечает на мой вопрос, карабкаясь на палец ноги. Он один. Я беру его на палец и подношу к глазам. Он шевелит усиками, чтобы понять, что происходит, но я знаю, что он различает только что-то гигантское и розовое.
– Где мы?
Его усики становятся торчком на звук моего голоса. Для муравья я большая теплая гора, дыхание которой приводит в смятение его обонятельные рецепторы.
Я возвращаю муравья на песок, и он убегает зигзагами. Мой учитель Эдмонд Уэллс был специалистом по этим насекомым. Он, наверное, смог бы научить меня общаться с ними. Но я здесь один.
В этот момент воздух разрывает вопль. Человеческий вопль.
9. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Больше всего человека пугает неизвестность. Как только эта неизвестность, пусть даже враждебная, идентифицирована, он чувствует облегчение. Незнание включает процесс воображения. Тогда в каждом появляется его внутренний демон, его «худшее личное». И думая, что столкивается с тьмой, он встречает фантасмагорических монстров собственного подсознания. Однако именно в тот момент, когда человеческое существо сталкивается с новым неидентифицированным феноменом, его сознание работает наиболее эффективно. Он внимателен. Он начеку. Всеми чувствами он пытается понять неизвестность, чтобы устранить страх. Он обнаруживает в себе таланты, о которых и не подозревал. Неизвестность возбуждает и завораживает его одновременно. Он ее боится и в то же время ожидает, что его мозг сможет найти правильные решения и приспособиться к ней. Пока вещь не названа, она являет собой вызов человечеству.
Эдмонд Уэллс,
«Энциклопедия относительного
и абсолютного знания», том 5
10. ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА
Крик раздался с вершины скалы. Я бегу туда, напуганный тем, что могло вызвать этот вопль, и одновременно успокоенный человеческим присутствием. Я стараюсь изо всех сил, лезу наверх, и, задыхаясь, взбираюсь на каменистую вершину.
Там на животе лежит человек. Это мужчина в белой тоге. Я подхожу и переворачиваю его. На боку еще дымится ожог. У него морщинистое лицо и густая белая борода. Этот образ меня заинтриговывает, лицо мне знакомо. Я уже видел его в книгах, справочниках, энциклопедиях. И вдруг я вспоминаю, кто это. Жюль Верн.
Мне приходится сглотнуть несколько раз, чтобы слюна смочила горло и я смог говорить.
– Вы...
У меня першит в горле.
Человек хватает меня за руку, его взгляд безумен.
– ГЛАВНОЕ... не ходить... ТУДА!
– Куда не нужно ходить?
Он с трудом приподнимается и указывает пальцем в направлении проступающих сквозь туман очертаний горы.
– НЕ ХОДИТЬ ТУДА!
Он дрожит. Его пальцы сжимаются у меня на запястье. Он смотрит мне прямо в глаза, а потом на какую-то точку за моим плечом. На лице появляется непреодолимый страх.
Я оборачиваюсь, но не вижу ничего, кроме кокосовых пальм, наполовину скрытых в тумане и слегка колышимых ветерком. Внезапно, как будто огромная опасность придала ему силы, Жюль Верн вскакивает, бежит к краю обрыва и собирается прыгнуть в пустоту. Я бросаюсь к нему и хватаю как раз в тот момент, когда его тело уже наклонилось вниз.
Он отбивается и даже кусает меня, чтобы вырваться. Но я, как мне кажется, держу крепко, для верности вцепляюсь еще и в тогу. Он смотрит на меня какое-то мгновение, удивленный моим упорством, потом грустно улыбается. Белая тога безжалостно рвется. Я хочу ухватиться покрепче, но уже слышу глухой удар тела о мокрый песок. Только кусок ткани остается в моей сжатой ладони.
Жюль Верн лежит, как разбитая кукла.
Я медленно выпрямляюсь и внимательно вглядываюсь в окружающий пейзаж, который его так напугал. Напрасно. Видны лишь стволы пальм, колеблемые ветром и окутанные туманом, да силуэт горы.