Читать интересную книгу Андские рассказы – 2. Юля - Павел Саксонов

Авенида де ла Культура – действительно длинный, самый длинный в Куско, проспект, автомобильное движение по которому разделено: где-то – газоном с растущими на нем деревьями, где-то – высоким бордюром, где-то – бетонными кадками со всякой всячиной. Скрыться по ней в неизвестном направлении – дело безнадежное. Даже если свернуть в сторону, никуда, по большому счету, не денешься. Достаточно перекрыть лишь несколько самых значимых улиц, чтобы полностью заблокировать примыкающие к авениде кварталы. Можно, конечно, загнать автомобиль в какой-нибудь гараж, но на какое время? При существующей ориентировке на поиск его все равно найдут: не сегодня, так завтра; не завтра, так послезавтра – как только он снова окажется на дорогах. Правда, грабежи на собственных автомобилях – явление в Перу исключительное, хотя грабежи на машинах вообще – наоборот, достаточно распространенное. Настолько распространенное, что Министерство внутренних дел в свое время протолкнуло закон о запрете бесконтрольной тонировки автомобильных стекол. Чтобы их затонировать, необходимо получить разрешение. Прийти в полицию, написать заявление, объяснить причину, толкающую тебя на этот шаг (ты, например, публичная личность и не хочешь, чтобы на тебя все пялились, когда ты стоишь на светофоре), а потом каждые два года продлевать разрешение, всякий раз принося в полицию фотографии машины. Система хлопотная и обременительная по времени. К тому же нет никакой гарантии того, что разрешение будет выдано или продлено. Поэтому перуанцы в массе своей не очень заморачиваются тонировкой. Точнее, не заморачивались: с нового, 2017, года все то же Министерство внутренних дел разработало облегченные правила. Карлос Басомбри́о (Carlos Basombrío), действующий министр, объяснил это просто: как раз тем, что львиная доля грабежей с применением автомобилей осуществляется не на собственных, а на угнанных машинах, а значит, нет смысла осложнять жизнь законопослушным гражданам. С этой логикой можно поспорить, но журналист El Diario Imperial, идя по авениде, думал немножко о другом. Он думал о том, что стекла в Ярисе не были затонированными. То есть машину, скорее всего, не угнали. На эту же мысль наводила и ложь потерпевшего о регистрационных номерах: зачем было врать, если, во-первых, грабители не были ему знакомы и, во-вторых, поджидали его на краденом автомобиле? А еще – странное поведение самого потерпевшего сразу же после ограбления. Журналист вспомнил о том, как этот человек явно растерялся, когда ему предложили обратиться в полицию. Может, он и не собирался в нее обращаться? Но почему? Если его на самом деле ограбили? Или не ограбили? Но если не ограбили, зачем было устраивать этот спектакль?

Журналист шел, его голова пухла от мыслей, а между тем город вокруг менялся. День миновал, наступил вечер, стемнело. Журналист осмотрелся и хихикнул: как раз самое время для того, чтобы и самому подвергнутся нападению! Конечно, авенида де ла Культура – не лучшее место для грабежей, особенно с применением автомобилей, но мало ли? El Diario Imperial частенько публикует заметки о вот таких – нелепых – грабежах. Идет себе человек, ворон считает. К нему подходит кто-нибудь решительного вида, отбирает кошелек, мобильник и документы и скрывается. Вернее, думает, что скрылся. На деле-то всё иначе: косканская полиция знает город как свои пять пальцев, ее, полиции, много, достаточно быстро позвать на помощь, чтобы ударившийся в бегство грабитель был оперативно задержан. Сама география приходит на помощь как полиции, так и жертвам: затеряться в Куско, зажатом горами в сравнительно узкой долине, не так-то просто. Направлений для бегства немного. Но преступников, преимущественно неопытную молодежь, это соображение не останавливает. Когда в кармане – шаром покати, а вокруг – изобилие дискотек и баров, разум поневоле отступает на задний план, давая место шальным идеям. К тому же есть шанс, что ограбленный окажется туристом, а пока турист сообразит, что нужно делать; пока, не зная что к чему, внятно обо всем расскажет, пройдет немало времени. Время же в таких делах – в буквальном смысле деньги. Разумеется, нельзя сказать, что Куско кишит разбойниками и ворами. Разбойников и воров на душу населения в Куско ничуть не больше, чем где-то еще, а раскрываемость в нем по горячим следам – не в пример и к стыду каким-нибудь Нью-Йорку, Лондону или Парижу. Однако здравый смысл – всегда здравый смысл. А в данном конкретном случае здравый смысл подсказывал журналисту, что лучше взять такси и на нем доехать до редакции, где еще предстояла работа над завтрашним выпуском номера. Так он и поступил.

Работа, однако, сразу не заладилась. Для начала журналист рассказал коллегам о своем приключении, что вызвало бурное обсуждение: не каждый день добычей уличных грабителей становится такая сумма – тридцать тысяч долларов. А потом, когда все-таки пришлось заняться вычиткой и версткой всякой нудной чепухи (номер получался на редкость без огонька), коллектив El Diario Imperial нет-нет да возвращался к обсуждению произошедшего. Само отсутствие чего-то более интересного провоцировало на это. Ведь El Diario Imperial славится не занудством, не псевдоинформативностью, не тем, что в этой газете тупо перепечатывают чужие новости или послушно сообщают о принятых в муниципалитете решениях, каковому муниципалитету газета и принадлежит. Нет. El Diario Imperial – это, прежде всего, принципиальная честность. А принципиальная честность – такая штука, от которой до времени седеют алькальды, лысеют губернаторы и давятся кофе коррехидоры. El Diario Imperial – поле битвы между простыми горожанами и властью. Коллектив же газеты, начиная с главного редактора (колоритного мужчины, запросто появляющегося на публике в красных пиджаках и заправленных в ботинки оранжевых брюках свободного покроя) – коллектив газеты всегда на стороне читателей. Если, к примеру, алькальд обещает каждый день высаживать по дереву, но слово не держит, в El Diario Imperial появляется язвительная заметка. А в заметке городскому голове припоминается не только обещание сажать деревья. Ему припоминается и то, что он поступает ровно наоборот: устраивает древоцид. Однажды так и было написано: древоцид. По аналогии с геноцидом. Словечко – arboricidio – прижилось и еще не раз с удовольствием использовалось: коллектив, представляя лицо алькальда, читающего свежий выпуск, покатывался со смеху. Recordemos el arboricidio cuando de forma abrupta y sin ninguna consideración esta gestion decidió, no sabemos el por qué, sacar completamente los árboles, pero eso no importó, a pesar de que dichas plantas ya estaban en época de florecimiento5. Вот так: не столько страшен древоцид, сколько то, что он был учинен над уже цветущими растениями! Говорят, алькальд, прочитав такое, и в самом деле чуть не захлебнулся кофе. Увы, но тот выпуск, над которым теперь работал коллектив, оставлял желать лучшего. В том смысле, что ни алькальд, ни губернатор, ни какие-то другие чиновники не дали повода написать о них что-нибудь этакое. Да и в городе, равно как и во всем регионе Куско, не происходило ничего интересного. Никто из властей предержащих не передрался между собой. Никакой из многочисленных профсоюзов не учинил леденящий душу скандал. В Веласко Астете6 не задержали какого-нибудь матерого контрабандиста с «чемоданом красного цвета на колесиках, в котором обнаружились двадцать пять черно-белых перьев кондора, каждое длиной тридцать восемь сантиметров, и головная повязка длиной пятьдесят сантиметров – из перьев гуакамайо7». На Пласа де Армас не нашли забытый каким-то растеряхой чемодан и поэтому не пришлось вызывать саперов, чтобы извлечь из чемодана («пластикового, белого цвета, с выдвижной ручкой») початую бутылку писко8 и недоеденную папайю. Не было вообще ничего интересного или хотя бы способного вызвать интерес подачей. Неудивительно, что дневное происшествие с ограблением на тридцать тысяч долларов не давало коллективу покоя. К сожалению, не было возможности пустить в номер это ограбление так, каким оно представлялось на данный момент: это могло помешать следствию. Уж очень странным оно, ограбление, оказалось!

Часы показывали восемь вечера, когда в редакцию позвонил тот самый полицейский, который днем записывал показания. В его голосе слышалась растерянность, а начал он с того, что припомнил взявшему трубку журналисту «уверенность в том, что дело представляет интерес». Вернее, полицейский выразился иначе: «Черт бы вас побрал! Накаркали!» Громкая связь была включена, только что помиравший от скуки коллектив оживился.

«Что случилось? – спросил журналист. – У вас появилась новая информация?» «Это как посмотреть! Может, новая, а может, и старая!» «То есть?» «Вы помните Хесику Паукартамбо?» В Перу очень популярны англосаксонские имена; всевозможных Элвисов, Джонни, Джессик и так далее в стране больше, чем, возможно, в самих Англии и США вместе взятых, только произносятся эти имена не всегда на англосаксонский лад. Если имя начинается с испанской «хота» (J, «джей» в английском алфавите), звучать для непривычного уха оно может весьма своеобразно. Но журналист, услышав «Хесика» вместо «Джессика», не удивился. Он удивился другому: тому, что полицейский заговорил об этой женщине – Джессике Паукартамбо.