А когда засмеется рассвет,
Зубоскаля сквозь щели ставней,
Приплетется другой поэт
С той же песней, знакомой и давней.
Ты от каждого долю возьмешь:
В этом — плач, в этом — смех, в этом — сила,
И когда, утомившись, умрешь, —
Не узнают, кого ты любила.
Мне до этого дела нет,
Строк цветистых слагать не буду.
Ты проходишь всю жизнь во сне,
Я — путями бессонных будней.
Разучился, влюбляясь, млеть
И в развалинах бредней рыться.
На горячей библейской земле
Я поденный батрак — не рыцарь.
Нет звезды у меня в руке —
Я ее потерял на дороге.
Помолчи о былой тоске
И словами память не трогай.
Слов туманных покинув склеп,
Сердце новое слово чует.
И любовь для себя, как хлеб,
Заработать трудом хочу я.
Чтоб не легким пухом плыла,
А, как сокол, была крылата,
И, как глыба руды, тяжела,
И верна, как предсмертная клятва.
Я здесь не был уж целый год.
Ничего обо мне ты не знаешь.
Ведь не тот я, совсем не тот,
За кого ты меня принимаешь...
1929
Перевод автора
НОЧИ ПОД НЕБОМ
1
И вновь, как серый змей, петляет мостовая,
Подошвы бередит по вечерам она.
И вновь привычный вид: над крышей застывая,
Блевотиной марает мир луна.
И вновь от фонарей обманчивою тенью
Презренье к голоду холодное ползет.
Весельем висельным у сердца в заточенье
Ускорен пульс тоски, безумный ритм. И вот
Передо мной причал. Дверь ляскает свирепо,
Глотая желтую тревогу горожан.
И вывеска кричит, как красный глаз вертепа:
«Кафе» и «Ресторан».
Здесь молоко рубах и пену дамских кружев
Взбивает ночь-жонглер, крича и хохоча.
Здесь гаснут головы, вися меж блюд и кружек,
И грешная душа здесь тает, как свеча.
Из Евы брызжет смех, стекает в рот Адама,
Но медь колоколов в нем но дрожит, звеня,
Гниющей падалью усопшего удава
Змий-искуситель лег меж этими двумя —
Труп страсти, изгнанный из райской кущи,
Благословенная, пылающая плоть,
Плоть, обреченная под нож секущий,
Как в чреве женском нежеланный плод.
Молчат бескровные скелеты, разливая
Улыбок судорожных ртуть, как письмена.
Здесь, как на плахе, голова любая
Ударом жизни с шеи снесена.
И чудится: тела сползли по водостокам,
Все лица растеклись, подобные воде,
И гаснут лампы глаз в узилище жестоком,
Коварно выданные светом темноте.
И я вхожу сюда... Я сердце сжал в ладони:
Наружу вырвалось — огня кровавый ком,
И вот оно уже в болоте страсти тонет,
Чтоб, как в чистилище, отмыться в нем.
2
Удушливого дыма след,
Как паутина, — за плечами.
В плащ равнодушия одет,
Не весел Homo, не печален,
И на соседа льет сосед
Свой осовелый взгляд в молчанье.
«Что ж, сдвинем рюмки! — Тусклый звон.
За ваше здравье и бездушье!
Я первобытной скуки стон
Вам опрокину прямо в уши.
Вы, сударь, возвратитесь в дом,
А мне куда, свиная туша?
Как мне смириться? Погляди —
Негодованьем горло сжато,
В ладонях сердце, а в груди
Блеск молнии, грозы раскаты.
Могу ль быть нежным, угодив
К вам — в царство желтое разврата?
Вино в бокале как желток.
И воздух желт, и стол, и стены,
Маг наших дней, электроток,
В глазах желтеет неизменно —
Знак блуда. Желтый плен жесток.
Как боль мне вызволить из плена?
Не бойся, братец, чужака.
Ты закажи себе, пожалуй,
Бифштекс из лучшего куска.
Вот сердце — крови сгусток алый.
Зачем на локоть пиджака
Ты никнешь черепахой вялой?
Жуй на здоровье ужин свой,
Перегрызай узлы аорты,
Потом, устав молчать, запой,
Как я заляжешь под забор ты:
Внизу — короста мостовой.
А сверху небеса простерты,
Что ж, мне без сердца веселей.
В твой дом войдя, усну, как дома,
А ты под небом коченей,
В ладонь уткнись. Что? Не знакомо?
Спи с милой, с Евочкой своей
Под плеск дождя, под грохот грома!»
Звон стеклопада... Господин
Вскочил, захлестнутый испугом.
Дверь нараспашку. Миг один —
И он нырнул за ближний угол.
Вновь пусто, вновь я нелюдим,
Ногами ночь пашу, как плугом.
3
Снова путь в ничто, и снова
Я презреньем атакован,
И гудит в мозгу, как овод,
Друг и спутник — тишина.
Ну куда мне в эту пору?
Где опять приткнусь к забору?
Где та кровля, под которой
Мне ловить касаток сна?
Слева вянут, справа тонут
Электричества бутоны,
В омут полночи бездонный
Погружаясь тут и там.
В чарах ночи осовелой
Шепот сдвоен — справа, слева,
И еще трепещет Ева
У тебя в руках, Адам.
Ночь и я. Луна бесстыже
Тень мою седлает. Вижу:
Скачет вслед мне дурой рыжей.
Ладно, глупая, скачи.
Кто навстречу? Призрак, что ли?
(Мрак хмельной, ты гуще смоли!)
Ясная летит по воле
Тень, одетая в лучи.
Одиночество стремится
К ней, к прозрачной, к светолицей:
Страсть моя, опохмелиться
Пьяному от грусти дай!
Кто ты? Что ты? Отвечай мне.
Ты — в сиянье, ты — в звучанье.
Жизнь — ты? Иль конец печальный?
Луч тепла? Мороза сталь?
Кто ты? Что ты? Обняла ты
Мир безмолвия бездонный,
Лебединой шеи мрамор
В ожерелье звезд ночных,
Льющих воск на кровель скаты.
Кто создал твой лик мадонны?
О приди! Я ждал упрямо
Твоего явленья миг.
Ты — свобода. Ты открыта,
Скрыта в крохотном мгновенье.
Ты — предтеча искупленья
Всем, живущим без жилья.
Мною выпитый напиток
Из ковша самозабвенья
Ставит сердце на колени
Пред тобой, мечта моя!
Я искал тебя по странам.
Где бы ни пришлось скитаться,
В самарийской топи серой,
В горьких днях, бредя без сил.
Кровь и слезы с духом пряным
Апельсиновых плантаций
Я, как виночерпий веры,
Для тебя цедил, цедил.
Ты моя! Резец мой создал
Лик твой в скалах Иудеи,
В плесени руин библейских.
Ты моя, моя, моя!
Я тебя вдыхал, как воздух.
От нежданных чувств пьянея.
Ты томилась в желтом блеске,
Этот плен разрушил я.
Жду тебя. Рассвет не скоро.
Вязнет в храпе этот город.
Безнадежен час, в который
Он восстанет ото сна.
День его темнее ночи,
Беспросветней и жесточе,
Ночь — кошмаров средоточье,
Словно Дантов ад, черна.
Погляди ты, как он рыщет,
Как он корку хлеба ищет,
Вырывает жизнь и пищу
Из чужого рта и рук.
Пусть храпит. Во мраке скрыта
Суть безжалостного быта.
Благо — спит он, как убитый.
Жрец твой — сон — царит вокруг.
Пусть у ног твоих однажды
Стих мой голову положит.
Дай словам спастись от жажды.
Не бросай меня, молю.
Плод фантазии отважной!
Для тебя одной, быть может,
Вел я по дороге каждой
Песнь бездомную мою.
Без тебя тревога мучат,
Жизнь моя — канат над кручей,
Всех созвучий лес дремучий,
Путь Язона за руном.
В отчий край вели исканья,
Здесь в меня швыряют камни.
Чем богат я? Ты дана мне,
Боль и мрак, забытый сном.
Но виденье прочь умчалось,
Тень безлюдья распласталась,
Вновь бездомность и усталость,
Вновь мой спутник — тишина...
Ну куда мне в эту пору?
Где опять приткнусь к забору?
Где та кровля, под которой
Мне ловить касаток она?
Каин, Каин, ты изгнанник,
Осужденный, вечный странник,
Обошедший мир в скитаньях,
Ты куда меня ведешь?..
Каин, Каин, быть нам вместе.
Упадем лавиной мести
На предавших нас бесчестью
Злобных бестий и святош!
Каин, зубы нам о камень
Наточить бы, чтоб клыками
Установленный веками
Грызть неравенства закон!..
Ни ответа, ни привета...
Пустота зевает где-то...
Каин — первый странник света —
Канул в океан времен...
По ущельям улиц снова
Я брожу, ищу укрытья,
Чтоб глаза смежить, как дома,
Чтобы ветра стих задор,
Чтоб затылок мог свинцовый
Хоть на камни приклонить я,