Читать интересную книгу Битва за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— Времена изменились, Квинт Помпей, — вздыхал он, — я вынужден тратить слишком много! Да еще — как будто у меня и так мало неприятностей! — я подвергся нашествию мышей!

Таким образом, Квинт Помпей Руф отправился спать в комнату, которую помнил обставленной намного роскошнее; ныне же она оказалась не только более скудной, но и более холодной, поскольку проходившая мимо армия сорвала с ее окон ставни и пустила их на растопку. Долгое время младший консул не мог заснуть, прислушиваясь к беготне и писку мышей и размышляя о том, что происходит в Риме. Страх наполнял его душу, поскольку не в его силах было что-либо исправить. Он чувствовал, что Луций Корнелий зашел слишком далеко. Существовали такие вещи, с которыми нельзя было не считаться. Многие поколения народных трибунов, с важным видом выступавших на Римском Форуме от лица плебса, теперь были подвергнуты оскорблениям. Старший консул надежно защищен от того смятения, которое вносят в общество его законы. Но люди, подобные ему, Квинту Помпею Руфу, должны терпеть стыд и обвинения сограждан.

Помпей Руф поднялся на рассвете. В морозном воздухе изо рта поднимался пар. Младший консул, трясясь и клацая зубами, торопливо собирал свою одежду: пару коротких штанов до колен, теплую куртку с длинными рукавами, две теплые туники, одна на другую, носки из грубой шерсти. Но когда Квинт Помпей Руф поднял сандалии и сел на край постели, чтобы обуть ноги, он обнаружил, что за ночь мыши полностью сгрызли подошвы. Мурашки пошли по его коже, он ощущал их в сером свете наступающего дня. От переполнявшего его ужаса Помпей Руф затрясся всем телом. Он был суевернее, чем любой пицен, и знал, что означают съеденные мышами сандалии. Мыши были предвестниками смерти. Он должен погибнуть. Это было пророчество.

Слуга принес другую пару сандалий и, встав перед Помпеем Руфом на колени, обул его, а тот, встревоженный и молчаливый, все еще сидел на краю постели. Как и его господин, слуга хорошо понял предзнаменование и взмолился богам, прося их о том, чтобы это оказалось неправдой.

— Господин, не надо думать об этом, — сказал он.

— Мне суждено умереть, — отозвался Помпей Руф каким-то безжизненным голосом.

— Чушь! — в сердцах проговорил слуга, помогая своему господину подняться на ноги. — Я — грек! О богах подземного царства я знаю намного больше, чем римляне! Аполлон — бог жизни, света и здоровья, а ведь мыши считаются его священными животными! Нет, я думаю, предзнаменование означает, что именно на севере ты излечишься от всех своих бед.

— Это означает, что я скоро умру, — словно окаменев, повторил Помпей Руф.

Он въехал в лагерь Помпея Страбона через три дня, уже более или менее примирившись со своей судьбой, и нашел своего дальнего родственника в большом доме, напоминающем крестьянский.

— Вот так сюрприз! — сердечно произнес Помпей Страбон, протягивая правую руку. — Входи, входи!

— У меня с собой два письма, — сообщил Помпей Руф, садясь на стул и принимая чашу с прекрасным вином, лучше которого он не пробовал с тех пор, как покинул Рим. — Луций Корнелий просил, чтобы ты прочел его письмо первым. Второе — от Сената.

Помпея Страбона передернуло, когда младший консул упомянул Сенат, но вслух он ничего не сказал и ничем не выдал своих чувств. Он сломал печать Суллы.

Мне больно, Гней Помпей, что я обязан по требованию Сената послать к тебе твоего кузена Руфа при таких обстоятельствах. Никто так не признателен тебе за те услуги, которые ты оказал Риму, как я. И никто более меня не был бы тебе признателен еще за одну услугу, которая является самой важной для нашего общего будущего.

Наш общий коллега Квинт Помпей замкнулся в своей печали. С момента смерти его сына — моего зятя и отца двух моих внуков — наш бедный дорогой друг потерял душевное равновесие. Поскольку его присутствие создавало для меня серьезные затруднения, я вынужден был отослать его. Ты понимаешь, он не мог найти в себе сил, чтобы одобрить те меры, которые я был вынужден — я повторяю, вынужден! — принять, чтобы сохранить mos majorum.

Теперь я знаю, Гней Помпей, что ты полностью одобрил все мои действия, поскольку мы находились с тобой в постоянной переписке и я тебя обо всем регулярно информировал. Мое взвешенное мнение заключается в том, что Квинт Помпей испытывает срочную и отчаянную необходимость в очень длительном отдыхе. И я надеюсь, что он отдохнет с тобой в Умбрии.

Я также надеюсь, что ты простишь меня за то, что я сказал Квинту Помпею о твоем страстном желании избавиться от командования, прежде чем твои войска будут расформированы. Ему стало намного легче, когда он узнал, что ты обрадуешься его приезду.

Помпей Страбон отложил в сторону свиток Суллы и сломал официальную печать Сената. То, о чем он думал, пока читал, никак не отражалось на его лице. Читал он его слишком тихим и невнятным голосом, так что Помпей Руф мало что услышал, а затем, как и письмо Суллы, положил на стол и широко улыбнулся своему гостю.

— Ну, Квинт Помпей, могу только повторить, что я действительно рад твоему прибытию и буду счастлив избавиться от своих утомительных обязанностей.

Несмотря на уверения Суллы, Помпей Руф ожидал ярости, гнева, вспышки негодования, а потому был изумлен:

— Ты хочешь сказать, что Луций Корнелий был прав? Ты действительно рад этому? Честно?

— Почему бы и нет? Да я просто счастлив, — заявил Помпей Страбон, — ведь мой кошелек пуст.

— В самом деле?

— У меня десять легионов. Квинт Помпей, и больше половины из них я оплачиваю сам.

— Ты? Сам?

— Да, потому что Рим не может этого сделать. — Помпей Страбон поднялся из-за стола. — Настало время, чтобы те легионы, которые не являются моими собственными, были распущены, и я не хотел бы браться за эту работу. Мне нравится сражаться, а не заниматься писаниной. Тем более что для этого у меня слишком слабое зрение. Среди моих приближенных есть один отрок, который умеет писать просто великолепно. И главное — любит делать это! Ему все равно, что писать, лишь бы чиркать по папирусу. — Он обнял Помпея Руфа за плечи. — А теперь пойдем, я представлю тебе моих легатов и трибунов. Все эти люди долгое время служили под моим началом, а потому не станем обращать внимания, если вдруг они расстроятся. Я не хотел бы говорить им о своих намерениях.

Удивление и огорчение, которых не выказал Помпей Страбон, были ясно написаны на лицах Брута Дамасиппа и Геллия Попликолы, когда их бывший главнокомандующий сообщил им новости.

— Нет, нет, ребята, все превосходно! — вскричал Помпей Страбон. — Это заставит моего сына служить другим людям лучше, нежели его собственному отцу. Слишком долго не было никаких перемен в руководстве. Мы сделались благодушными. Новые веяния освежат всех нас.

На следующий день Помпей Страбон выстроил свою армию и пригласил нового полководца проинспектировать ее.

— Здесь только четыре легиона — мои собственные люди, — говорил он, сопровождая Помпея Руфа, когда они шли вдоль строя. — Остальные шесть находятся на своих местах, хандрят или бездельничают. Один в Камерине, один в Фане Фортуны, один в Анконе, один в Игувии, один в Арретии и один в Цингуле. Тебе придется довольно много путешествовать, пока ты будешь их увольнять. Видимо, не удастся свести их вместе в одном пункте только для того, чтобы предъявить твои бумаги.

— Путешествие меня не беспокоит, — ответил Помпей Руф, который почувствовал себя немного лучше. Возможно, его слуга был прав, и предзнаменование вовсе не означало его смерти.

Этой ночью Помпей Страбон давал небольшой пир в своем теплом и удобном доме. На нем присутствовали его очень привлекательный юный сын с некоторыми другими юношами, легаты Луций Юний Брут Дамассип и Луций Геллий Попликола, а также четыре военных трибуна.

— Я рад, что уже больше не консул и не обязан терпеть этих мужланов, — говорил Помпей Страбон, имея в виду вновь избранных военных трибунов. — Я слышал, как они отказались идти на Рим вместе с Луцием Корнелием. Безмозглые дубы! Раздулись от сознания своей важности!

— Ты действительно одобряешь поход на Рим? — немного недоверчиво спросил Помпей Руф.

— Действительно. А что еще оставалось делать Луцию Корнелию?

— Согласиться с решением народа.

— Незаконно сбросив с себя консульские полномочия? В данной ситуации вовсе не Луций Корнелий действовал нелегально, а плебейское собрание и это вероломное дерьмо Сульпиций. А также Гай Марий, жадный старый ворчун. Он уже стал историей, но ему не хватает здравого смысла, чтобы понять это. Почему-то ему позволялось действовать незаконно. И никто не говорил ни слова против, пока бедный Луций Корнелий отстаивал наши законы, отбиваясь от ударов со всех сторон!

— Народ никогда не любил Луция Корнелия и уж тем более не любит его теперь.