Зубов громко, видимо кончая беседу, сказал:
– Да, жаркое было дело!
Михаил Илларионович наслушался разных рассказов о вчерашней ночи. Даже те, кто ничего не знал о готовящемся заговоре, теперь старались уверить, что они были в курсе всех приготовлений и помогали заговорщикам. А те из заговорщиков, которые были с войсками ночью у Михайловского замка, но не попали в царские покои, рассказывали о своих подвигах, выставляя себя чуть не главными участниками убийства тирана. Если послушать таких, то можно было подумать, что, не будь их, Павел остался бы жив.
И все, конечно, рассказывали, как кричали вороны и галки в Михайловском саду, когда заговорщики шли к замку.
В десять часов пошли в дворцовую церковь присягать императору Александру I.
После присяги никто не уходил из Зимнего дворца – ждали, что выйдет император.
Через некоторое время Александр вышел к собравшимся. Он прошел гостиную, угловую комнату и мраморную залу, принимая поздравления.
Император был невесел. Сегодня он как-то еще больше вытягивал вперед шею, чем обычно.
Когда Александр проходил мимо группы сановников, где стоял Михаил Илларионович, он только мельком скользнул глазами по их лицам и прошел дальше. Он словно совестился прямо глянуть в глаза, зная, что всем известно его участие в убийстве отца.
«Остатки совести у Александра еще сохранились, но с годами он избавится и от этого непосильного груза», – подумал Михаил Илларионович, склонив голову перед новым, двадцатитрехлетним императором.
X
Властитель слабый и лукавый,Плешивый щеголь, враг труда,Нечаянно пригретый славой,Над нами царствовал тогда.
Пушкин
Мелочность – несомненный знак не только узкого ума, но еще и низкой души…
Кардинал Ретц
В радужных надеждах и неумеренном восторге пролетел в Петербурге первый день нового царствования.
Придворная знать, дворянство и гвардия – ликовали.
Не было особняка, в котором не веселились бы до поздней ночи.
Пили и пели:
После бури, бури преужасной,Днесь настал нам день прекрасной…
Даже кое-кто из ремесленников и чиновничьей мелкоты тоже загулял; но мелкота гуляла не потому, что ждала каких-либо улучшений в своей серенькой жизни, а просто из привычки пить по любому поводу.
Простой народ не веселился; он не предвидел для себя никаких благоприятных перемен.
Петербург стал неузнаваем.
Еще два дня тому назад никто без особой нужды не выезжал из дому, боясь встречи с «курносым». С девяти часов вечера жизнь в столице вообще замирала: у шлагбаумов пропускали только повивальных бабок да фельдъегерей.
А сегодня весь день до глубокой ночи по петербургским улицам сновали кареты, коляски, мчались всадники. Днем какой-то шалый гусар въехал на тротуар Невской набережной на коне, радостно крича:
– Теперь все позволено!
В петербургских салонах, в гостиных – всюду главной темой разговоров оставалась одна: будет так, как при матушке Екатерине!
Михаил Илларионович только улыбнулся, когда впервые услыхал эти слова. Он по житейскому опыту знал, что никогда не бывает так, как было, никогда не возвращается то, что прошло. Нельзя войти дважды в одну и ту же текущую воду!
И уже утро следующего дня показало, что кое-что уцелеет и от Павла.
12 марта, разумеется, было не до вахтпарада, но 13 марта он состоялся на площади у Зимнего дворца, как прежде: Александр и его брат Константин на всю жизнь оказались отравленными прусской муштрой. Но все, кто смотрел на Александра как на преемника Екатерины II, постарались сделать вид, что не заметили этого возрождения павловского детища. Тем более что александровский вахтпарад не грозил никакой опасностью для дворянства. А что взбалмошный князь Константин Павлович во время вахтпарада издевался над солдатами, это никого из офицеров и знати не беспокоило.
Все ждали дальнейших шагов нового императора.
И дворянство не обманулось: следующие дни доставили ему полное удовлетворение.
Александр снял запрещение на ввоз в Россию товаров и на вывоз за границу русского хлеба. Ржи и пшеницы у помещиков было предостаточно, они не думали о хлебе насущном, а мечтали о ланкаширском сукне, о голландском полотне, о фарфоре и бронзе, которые можно было получить из Англии за русский хлеб.
Затем Александр разрешил ввоз книг и нот из-за границы. Это распоряжение было очень живо принято в столичных гостиных…
Подумать только: четыре года не знать о новых парижских песенках, не прочесть нового романа госпожи Радклиф!
2 апреля Александр уничтожил страшную Тайную экспедицию. Из Петропавловской крепости были освобождены сто пятьдесят три человека, но кроме них по всей России томилось в крепостях и монастырских тюрьмах, бедствовало в ссылке в Сибири и разных городах и деревнях около семисот человек, невинно арестованных.
В указах первых месяцев чаще всего повторялось «отменить» и «простить».
В мае Александр снял эмбарго с английских судов. Россия снова восстанавливала добрые отношения с Англией. Пока что все шло, как и надеялись заговорщики, в духе Екатерины II.
Однако в июне молодой император поразил столицу одним своим необычным шагом. По неожиданности, внезапности это в первый момент очень напоминало указы его отца.
Но как ни были нелепы, дики распоряжения Павла, в них никто не мог бы найти вероломства. При всей своей неуравновешенности Павел все-таки оставался порядочным человеком.
А здесь налицо было самое неприкрытое вероломство: Александр не только уволил от службы, но и выслал навсегда из столицы своего благодетеля графа Палена. «Ливонский визирь», который расчистил Александру путь к трону, был в одно мгновение уничтожен.
На его удалении настояла Мария Федоровна. Она не могла примириться с тем, что убийца ее мужа не только занимает столь важный пост, но и стремится быть правой рукой императора.
– Покуда Пален в Петербурге, моей ноги там не будет! – заявила она в Гатчине сыну.
Тщеславная Мария Федоровна сама хотела управлять всем, не зная, с кем имеет дело.
С виду ласковый и кроткий, ее любимый сынок не был податлив. Александр не собирался делиться властью ни с кем. Он сам уже тяготился Паленом. Пален сделал свое дело и больше был не нужен Александру; Пален служил немым укором, тяжелым напоминанием об 11 марта.
Александр сделал вид, что исполняет волю матери, и разделался с Паленом.
В этом сказалась вся двуличная натура Александра I.
Когда-то Екатерина II постаралась привлечь для воспитания внука Александра лучших педагогов, но дворцовые интриги, разврат, лицемерие и обман оказали на Александра большее влияние, чем знаменитые Паллас и Лагарп.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});