– Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь? – обратился к Александру император.
– Да, немного простужен.
– Надо полечиться. Нельзя запускать болезнь, – заметил отец.
И затем, обращаясь ко всем, сказал:
– А я сегодня видел сон, будто на меня натягивали узкий парчовый кафтан. Он был так тесен, что я проснулся. Что это значит – видеть во сне кафтан? – спросил он, глядя на сидевших перед ним.
Его глаза встретились с черными глазами фрейлины Кутузовой.
– Это к прибыли, ваше императорское величество, – смело ответила Прасковья.
– А вы откуда знаете?
– Мне бабушка говорила…
– Ну, как сказано: «Бабушка надвое говорила!» – улыбнулся Павел и принялся за еду.
Несколько минут длилось молчание. Потом император спросил у своего любимца, известного остряка, обер-гофмаршала Нарышкина, сидевшего напротив:
– Александр Львович, так как же ты сегодня ответил девяностолетнему князю Хилкову? Видите ли, – объяснил присутствующим император, – князь Хилков боится, что умрет от каменной болезни, и всем твердит об этом, а Александр Львович возьми и отрежь князю на это. Что ты там сказал? – весело смотрел на Нарышкина Павел.
– Ничего особенного, ваше императорское величество. Я сказал только: «Вам, князь, бояться нечего – деревянное строение на каменном фундаменте долго живет!»
Все заулыбались, а император смеялся, обнажая свои длинные, словно у зайца, некрасивые зубы.
Час ужина пролетел незаметно. Император был необычайно весел, внимателен к императрице и сыновьям, приветлив и прост с гостями.
В девять часов тридцать минут встали из-за стола.
Проходя мимо Кутузова, император остановился и попросил Михаила Илларионовича передать от него привет Екатерине Ильинишне. Потом глянул в зеркало, висевшее на стене, и сказал Кутузову:
– Как не умеют делать зеркала! Смотрите, Михайло Ларионович, я в нем кажусь со свернутой набок шеей!
И, напевая любимое:
Ельник мой, ельник,частый березник… —
быстро ушел к себе.
VIII
На следующий день, 12 марта, Кутузова подняли с постели чем свет. В седьмом часу утра к нему приехал офицер от петербургского генерал-губернатора графа Палена с извещением о том, что в десять часов утра надо явиться в Зимний дворец для присяги императору Александру Первому.
– А где же император Павел? Что с ним? – удивленно спросил Кутузов.
– Скончался апоплексическим ударом! – весело ответил офицер и заторопился к выходу: ему нужно было успеть оповестить еще стольких сановников!
Михаил Илларионович понял все: с императором Павлом случился такой же «апоплексический удар», как и с его папашей Петром III.
Услыхав ответ офицера, из спальни в халате выбежала к мужу Екатерина Ильинишна:
– Что случилось?
– Императора убили, – ответил Михаил Илларионович, в раздумье расхаживая по кабинету.
– О Боже! – всплеснула руками Екатерина Ильинишна. – Когда?
– Сегодня ночью.
– Кто убил?
– А вот скоро узнаем. Должно быть, гвардейцы, кто же больше?
Екатерина Ильинишна опустилась на стул. Сидела как в оцепенении. Не могла освоиться с такой новостью. Михаил Илларионович продолжал ходить по комнате.
Заговор против императора Павла как-то прошел мимо Михаила Илларионовича. Два последних года он почти не бывал в Петербурге – служил в Финляндии и Литве. И только с прошлогодних гатчинских маневров, с августа 1800 года, Кутузов восьмой месяц жил дома.
Он, как и все, видел недовольство придворной аристократии и дворянства Павлом, не раз слыхал, как в салонах и в кругу гвардейской молодежи высмеивались, порицались его странные нововведения и порядки.
Говорили, что в императоре средневековый рыцарь уживается с прусским капралом. Смеялись меткому выражению Чичагова, который прозвал Павла «курносый чухонец с движениями автомата».
В последние месяцы недовольство императором заметно усилилось, но никто не посвятил Михаила Илларионовича в готовящийся заговор. Произошло это, вероятно, потому, что все знали, как Павел благоволит к Бибиковым и из всех генералов особенно выделяет Кутузова.
– Кто же мог задумать заговор? – спросила мужа Екатерина Ильинишна. – Мне кажется, это дело рук братьев Зубовых: как волка ни корми, он в лес глядит!
– Да, вероятия много, что Зубовы принимали участие в убийстве. Но вообще, Катенька, все дело значительно глубже и тоньше, чем личные счеты. Видишь ли, Павел Петрович был человек с рыцарскими замашками. Австрия и Англия вероломно поступили с Россией, Павел и порвал с ними. Наложил эмбарго на английские суда, а это стоит денег. Затем он стал сближаться с первым консулом Бонапартом, с Францией. Вот Англия и расправилась с ним. Убийство императора Павла – дело Англии. Это меч на английской веревке. И тут, пожалуй, твое предположение насчет Зубовых имеет резон. Ведь английский посол Витворт до высылки его из России пребывал в нежнейших отношениях с их сестрицей Ольгой Александровной. Он подыскивал исполнителей, тех, кто будет непосредственно убивать. В этом деле братья Зубовы могли пригодиться…
– Как это Пален недоглядел? – спросила Екатерина Ильинишна.
Михаил Илларионович только хихикнул:
– Палена голыми руками не возьмешь: хитер. Еще неизвестно: то ли недоглядел заговора, то ли сам участвовал в нем. Павел Петрович зря уволил Аракчеева: тот был бы при нем как цепная собака!
– Бедный Павел Петрович! – вытирая слезы, сказала Екатерина Ильинишна. – Еще вчера передал мне привет… Еще и полсуток не прошло, как он был здоров и весел, а теперь – все кончено! Несчастный император!
– Родная мать была ему мачехой, а судьба оказалась злей мачехи! – согласился Михаил Илларионович.
Екатерина Ильинишна встала:
– И как в жизни бывает, подумать только! Мы спим спокойно, а в двух шагах от нас, только через Фонтанку, творится Бог знает какой ужас!
Екатерина Ильинишна махнула рукой и вышла из комнаты.
А Михаил Илларионович продолжал ходить из угла в угол, думая о случившемся.
IX
Еще не было девяти часов, а Михаил Илларионович, позавтракав и надев парадный мундир, направился в Зимний дворец. Он ехал заранее, чтобы разузнать подробности «апоплексического удара».
Выехав с набережной Невы на Царицын луг, Михаил Илларионович невольно взглянул на видневшуюся вдали кроваво-красную громаду Михайловского замка.
«Не помогли тебе, Павел Петрович, ни двенадцатифунтовые пушки, ни толстые стены, ни подъемные мосты, ни фридриховская муштра…» – подумал Кутузов.
К Зимнему дворцу со всех сторон спешили приглашенные и неприглашенные, в экипажах и пешком. Ехавшие уже не боялись, что встретят на улице «курносого».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});