соперником подействовал целительно – горе и гнев из-за смерти бабушки перешли из его души в кончики пальцев и теперь направляли каждое его движение, придавая ему смысл и цель. Одиночество отступило. Он снова почувствовал себя живым, пустота в сердце исчезла.
Палка начала выскальзывать из рук, мокрая от пота и дождя, и он наконец остановился. Руки дрожали от усталости. Но это была хорошая, правильная усталость. Это было единственное в его жизни, что имело смысл.
Весь вымотанный и промокший, он повернулся, чтобы уйти, и с удивлением увидел Киззи. Она стояла у входа, небрежно привалившись к стене: портрет в раме подворотни. Монтего почувствовал, что его мокрые щеки вспыхивают.
– Привет, – сказал он.
– И тебе привет, – ответила она.
– Я… э-э-э… сегодня поздно. Только что пришел.
– Да? Я тоже. – Киззи окинула его равнодушным взглядом, но Монтего заметил веселый огонек в глубине ее холодных глаз. Да нет, показалось. Вряд ли она видела, как он выплясывал тут как дурак. Если бы видела, то, наверное, сказала бы ему. Или нет? А что, если все же видела и завтра разболтает Виктору и остальным? – Кстати, в дождь тренировок не бывает.
– Понял. А ты почему пришла?
Киззи попинала носком сапога грязную, растрескавшуюся плитку.
– Да так, в дождь все равно заняться нечем. Все дома сидят, как будто в жизни плохой погоды не видели. А ты ведь рассказывал о море, вот я и подумала, что, может, ты будешь здесь.
Монтего почувствовал, как дрогнул уголок его рта, чувство унижения исчезло.
– Так ты меня слушала?
– Почему нет?
– Никто никогда не слушает, что я говорю. Меня используют за силу, скорость и габариты, а когда я не нужен, на меня не обращают внимания.
Киззи пожала плечами:
– С нами та же история. Я про детей. Которые не члены семей-гильдий.
Монтего не знал, радоваться ему или нет.
– Я думал, ты в гильдии.
– Так говорят парни вроде Виктора, – сказала Киззи, пренебрежительно махнув рукой, – но это сложно. Я ношу фамилию, но я не член клуба. С привилегиями тоже сложности и все такое. Не знаю. Не люблю говорить об этом.
Она шмыгнула носом и склонила голову, стряхивая капли дождя с черных волос. Откинув их за плечи, она поправила прядку, прилипшую ко лбу. В ее движениях было столько непринужденной уверенности в себе, что это понравилось Монтего.
– Ты когда-нибудь видел труп? – вдруг спросила она.
Монтего приподнял бровь:
– Да.
– Хочешь еще взглянуть?
Вообще-то, он не хотел, но понял, что она приглашает его провести время вместе.
– Хочу, – ответил он.
5
– Ты правда подопечный Граппо? – спросила Киззи, пока они шли вдоль огромных канав, вода в которых с грохотом неслась к Тьену. Монтего приходилось напрягать слух, чтобы расслышать голосок Киззи. Он был удивлен тем, как смело она шагала по узкому каменному парапету: один неверный шаг мог стоить падения в клокочущую реку, которая унесла бы ее неведомо куда. – То есть ты знаешь Демира и Адриану?
– Я бы не сказал, что знаю их, – ответил Монтего. Сколько раз он говорил с Демиром? Всего ничего. А сколько членораздельных ответов получил? Пальцев на одной руке хватит для подсчета. Адриана поужинала с мальчиками всего один раз, но даже спокойное семейное времяпровождение не помешало ей просматривать официальные бумаги. – Да и Демиру я, кажется, не нравлюсь.
Киззи добралась до конца парапета и спрыгнула на землю. Монтего, которому тоже очень хотелось произвести впечатление на девочку, шел быстрее, чем мог: его пошатывало после недавних упражнений. Но он все же вскарабкался на парапет и, пользуясь бабушкиной палкой как балансиром, дошел до места, где стояла Киззи, не упав и не разбившись. Над ними шумела оживленная улица, под ними текла река, а прямо на уровне их глаз из трубы ливневой канализации с ревом вырывалась вода, которая низвергалась во взбаламученные грязные воды.
Киззи наклонилась и крикнула Монтего прямо в ухо:
– Не принимай это на свой счет! Демиру сейчас никто не нравится.
– Сейчас? – эхом отозвался Монтего.
– Да. Раньше он был веселее всех в городе. Часто прогуливал уроки, тайком бродил ночами по городу. А один раз… – Она ненадолго умолкла, ее лицо осветилось от воспоминания, и она, смеясь, продолжила: – Один раз он устроил набег на кондитерскую старого Кристофа Пейджа, рядом с Уотерсайд-парком. Он собрал банду из двадцати ребятишек, и мы штурмовали кондитерскую, как провинциальную крепость. Одни вошли внутрь через двери, другие – через окна, кое-кто даже залез на крышу. Средь бела дня мы вынесли из кондитерской все дочиста, и никого из нас не поймали.
– Не может быть, – недоверчиво сказал Монтего. Сам он никогда не крал, но знал рыбаков, которые в межсезонье промышляли карманными кражами в больших городах, а то и разбоем на дорогах. Они всегда говорили, что нельзя доверять никому, кроме себя, и что чем больше людей в банде, тем больше вероятность, что солдаты провинциальной армии постучатся в твою дверь. Неужели из двадцати детей никто не похвастался, никто никого не выдал? – Я не верю.
– Это правда! – заявила Киззи. Она огляделась, убеждаясь, что они одни, и заговорщицки добавила: – Самое приятное, что устроить это ему помог сам старина Кристоф. Дети думали, что участвуют в настоящем ограблении, а на самом деле все было оплачено заранее. Вот такой веселый розыгрыш. Об этом до сих пор знаем только я и Кристоф, а ты, – она сильно ткнула Монтего в живот, – лучше держи язык за зубами. Демир, может, и стал угрюмым, но он все еще хороший парень, хотя и наглец. Я не хочу портить ему репутацию.
– Я никому не скажу, – пообещал Монтего. – Но откуда ты знаешь?
Киззи уверенно обошла по парапету маленькую смотровую площадку, раскинув в стороны руки для равновесия.
– Потому что я была его правой рукой. Надо же кому-то доверять, а? Эй, смотри!
У Монтего была еще дюжина вопросов, но он забыл о них, глядя туда, куда показывала Киззи: вперед и вниз, на второй ряд водосливных труб, примерно в сотне ярдов от них. Вода из этих труб текла не так бурно, поскольку падала не с такой большой высоты, а еще путь потоку преграждали валуны, установленные там, казалось, именно для этой цели. В водовороте за одним из валунов подпрыгивало что-то яркое.
– Пошли, – скомандовала Киззи и двинулась вперед по неширокой полосе парапета, нырявшего под трубы водостоков.
Монтего сначала думал, что не уместится на нем, но скоро уже шел вперед, огибая препятствия в виде выступающих камней и балансируя на краю обрыва. Стараясь