Услышать ответ Энея Билл ему не дал, снова забрал комм.
— Прекрасно. Теперь, если вы желаете еще раз услышать пастырское слово из уст отца… так как вас зовут?
Пленник криво усмехнулся. Билл глянул на экран второго комма.
— Из уст отца Константина — поезжайте в Шарлоттенлунн на ипподром. Что-то подсказывает мне, что тамошней публике понравится песня «Эль Марьячи». По крайней мере, она должна понравиться одному человеку, который ждет вас там. Пользоваться вашим транспортом я вам запрещаю. Через сорок пять минут я жду начала концерта — или отпевать вашего священника будет некому.
— А как насчет того, чтобы заключить мир? — быстро сказал Эней. — Мы убили Ветку, вы — одного из наших. Можно сказать — в расчете. Вы отпускаете капеллана, мы уходим.
— Нет, господин Савин. Для таких предложений слишком поздно. Вам следовало прикончить меня без предупреждения, как Ветку. А теперь я буду делать с вами что хочу. И я хочу, чтобы вы пели. До свидания, — он захлопнул крышку-панель комма, отключив связь.
* * *
Новому ипподрому было 250 лет. Во всяком случае, так гласила английская надпись на табличке. Глядя на серый, проеденный временем деревянный палисадник и на трибуну, где могло уместиться едва полторы сотни человек, в это можно было поверить. Четверо музыкантов — трое белых парней и один чернокожий — расположились как раз под исторической табличкой и завели что-то совершенно не по погоде зажигательно-латиноамериканское. И хорошо завели, дождик дождиком, а не захочешь — остановишься.
Прохожие смотрели на них без удивления: ребята из Кристиании[86] решили подзаработать. Или просто людей в дождливый день порадовать. Что из Кристиании, так тут и спрашивать не надо. И играют слишком хорошо для обычных уличных музыкантов, а если какие-то сомнения есть, то во-он под стеночкой стоят же три «кристерских» мопеда со здоровенными красными багажниками.
Мопеды украли для страховки. Билл запретил им пользоваться своим транспортом, а вот про чужой он ничего не говорил. Идея принадлежала Энею. Это он сказал, что если они станут следовать инструкциям слишком точно, не пытаясь выяснить, где проходят рамки, Билл может решить, что дело неладно, и занервничать.
Затея была хорошей, Игорь не мог не признать этого. Билл даже посоветоваться им времени не оставил: чтобы найти в Сети, сыграть и спеть с листа незнакомую песню, слова которой знал только немой Десперадо, пришлось потратить все двенадцать минут, оставшихся между поездкой и контрольным временем.
Вокал Энея был неожиданно хорош — то ли потому что испанская фонетика ближе к русской, чем английская, то ли потому что в крови бурлил адреналин — самое подходящее настроение латиноамериканских песен. Вокал Антона оказался хорош вполне ожидаемо — в отличие от Игоря, мальчик в свое время прошёл полный курс пытки сольфеджио. Антон единственный не достиг ещё точки кипения. Эней пребывал в бешенстве от того, что Билл сделал из него уличного фигляра. Мэй тоже была в ярости. А Десперадо, наверное, перед тем как убить Билла, превратит свою гитару в «испанский галстук» — жаль, гитара хорошая. Им всем, подумал Игорь, стоило бы подзанять чувства юмора у Антона.
И место Билл выбрал грамотно: сканировать здешнюю толпу было тяжко. Тем более, Игорь толком не знал, что ловить — злорадное веселье? Или прохладное профессиональное удовлетворение?
Кроме того, ребятам должны передать весть о следующей остановке.
Концерт оказался коротким — допев всего одну песню, музыканты принялись собирать инструменты, а самый младший пошёл по кругу со своим кепи. Игорь незаметно переместился к кругу ближе и «нарезал обороты» в противоположную сторону: если передача информации состоится, то сейчас. Кто же? Кто?
Глухо. Глухо, как в танке.
Игорь снова отошёл от ребят на три десятка шагов. В кармане завибрировал комм — три толчка. Значит, пришло текстовое сообщение. Говорить нельзя — наблюдатель мог увидеть, кто держит комм одновременно с человеком из группы Энея. Игорь отошёл подальше и откинул экран-панель.
«Говорить не можем. Передали буклет зоо».
Стоящий рядом человек заговорил с ним по-датски. Игорь ничего не разобрал, кроме слова «фру». Улыбнулся и ответил по-английски бархатным баритоном:
— Вы уверены, что я вашем вкусе?
— Унскууль, — уличный ловелас отвалил, и весьма поспешно. Игорь поправил волосы и накладную грудь. В Копенгагене столько разноформатных искателей приключений, что первым вопросом знакомства давно должно было стать: пардон, а вы мужчина или женщина? Но почему-то не стало.
От Антона пришло новое текстовое сообщение:
«Зоо, 40 минут, фотокабинка у львов».
И следом — «Чёрт».
Нечистый относился к тому обстоятельству, что вольер со львами в копенгагенском зоопарке было три. Собственно львиная, большой загон типа «сафари» и — гордость зоопарка — павильон с восстановленными наконец по генетическому материалу берберскими львами.
Да, на профессиональные качества начальника боевой жаловаться не приходилось.
Игорь нырнул в ипподромный туалет (мужской), смыл косметику, вынул из-за пазухи силикон, засунул вместе с шелковым шарфиком в сумочку и бросил всё это дело в мусорный бачок. В зоопарке, значит. У львов, значит. Царей пустыни дикой.
У другого входа на ипподром была запаркована верная «Полония». Игорь сверился с навигатором и рванул в зоопарк.
Времени оставалось мало, и нужно было еще нанести очередной грим — мало ли, кто будет наблюдать за площадкой, вдруг признают в Игоре воскресшего покойничка.
Зачем, — думал Игорь, — зачем он это делает? Сейчас он нас гоняет, чтобы мы не убили его. Но раз уж мы на свету, то самый простой способ обезопасить себя — отстрелить нас. А чего нет, того нет.
На свету. Мы — на свету… он ждет темноты. Он украл Костю и ждёт темноты… он хочет стравить нас с варками, чтобы посмотреть, на что мы способны…
Так. Так. Попробуем думать как Билл. Наверняка Эней уже попробовал — одна организация, одна школа, в конце концов. С того момента как мы не появились на точке сбора, Эней начеку. А уж с момента звонка — тем более. Назначь Билл встречу где-нибудь в пустынном месте — Эней поймет, что к чему, и явится во всеоружии. А вот на людях мы все-таки вынуждены блюсти кодекс подполья — перестрелку затевать нельзя. Меня пристрелили экспромтом, напугалась тётка. Больше такого не повторится — они сами же и не допустят. Зная Ростбифа и Каспера, Билл, наверное, склонен нас переоценивать. Значит, на свой человеческий состав он полностью полагаться не может — и, скорее всего, этот человеческий состав где-то трудится в поте всех своих морд, подготавливая площадку для финального рандеву, которое произойдет после наступления темноты. Потому что ударная сила у Билла на этот раз — варки. Он хочет избежать людских потерь, вот в чем дело. Он хочет разделать нас «вчистую», без единого трупа со своей стороны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});