бы ответить зверек, но сил у него не осталось даже на дыхание: «Не уходи от меня, не бросай среди грязи и кустов, я потерплю боль и холод, но одиночество не вынесу никогда».
Неловкими движениями окостенелых от холода пальцев, человеку всё же удалось замотать его обратно в лохмотья, и он поднёс его ко рту, пытаясь отогреть оставшимся внутри него теплом.
«Больно, холодно … хочется …»
«Еда!» — стрельнуло в его голове. В отчаянной попытке сохранить жизнь зверьку, не щадя себя, он даже и не подумал, сколько времени ничего горячего не насыщало маленькое брюшко создания. Сам он и не мог подумать о крепкой похлебке, но отнимать мечту у другого? Полуслепым взглядом и худощавыми руками, он забегал по листве. Что-нибудь, плод, ягода что угодно! Покормиться от земли и двигаться дальше!
Ему удалось нащупать нечто круглое, хоть и твердое. Он поднёс плод к лицу, но сломанный нос, забитый сгустками крови, не пропускал внутрь запахов. Он попытался расковырять его пальцами, но ногтей давно не было. Земля была слишком сырой, и единственный плод попросту бы утонул в ней, словно в смертельном болоте.
Парень смог нащупать камень, об который споткнулся, и принялся стучать плодом, что было сил. Каждый удар забирал последние крупицы жизни из его тела, но ему было всё равно. Он знал, что при каждом движении рвутся мышцы, стонут сухожилия, а кости стирают друг друга в труху. Расколоть, достать, накормить! Всё что он мог думать.
Наконец крепкий корпус поддался, и он услышал, как изнутри под звон посыпалась сердцевина. Она в три легких прыжка нырнула в мокрую почву, скрываясь от цепких рук человека. «Где? Куда?»
Он ощутил, как пальцы вновь задрожали. Он не мог потерять единственное, что могло накормить маленького зверька. Он закрыл глаза и, медленно выдохнув, больше не ориентировался на свой взгляд. Когда-то это спасло ему жизнь, быть может, в этот раз спасет жизнь кому-нибудь другому. Удар, прыжок, второй, третий. Шлепок о грязь. Ему удалось нащупать орешек. Слишком твёрдый. Человек вытер его о собственное тело, и прогнал в сухом рту, слизывая всю грязь, затем сорвав лист, положил внутрь орешек, и свернув в кулёк, ударил по нему камнем.
Он лег рядом со зверьком, завернутым в лохмотья, и обмакивая палец в пыль, приоткрывал ему рот, и водил по маленькому язычку. Тот, почувствовав привкус, медленно и болезненно задвигал челюстью.
Вдруг послышался голосок. На глазах показались слезы, однако в этот раз это были слезы радости. Они лежали в высокой траве, посреди мёртвой долины. Оба на грани смерти. Изнеможенные, больше мертвые, чем живые. Они лежали в высокой траве, и оба боялись одиночества.
Когда последние крошки пропали, парень вновь крепко прижал его к груди и закрыв глаза понял, что наконец дождался. Он не покажет ему больше слез и не оставит его одного никогда.
Ярик, пригнувшись, нашептывал под нос: «Тихо, тихо, тихо». Он короткой перебежкой оказался за одним из грузовых контейнеров. Вне стен полисов они никогда не встречались и увидеть железные контейнеры с полисовскими маркировками, было крайне удивительно. Он успел заметить, что многие из них носили на себе названия известных корпораций, отелей с высоким статусом и публичных рынков.
Всё это помещение выглядело как огромный торговый и погрузочный склад. Десятки громоздких контейнеров, наставленные особым образом, они образовывали своего рода лабиринт, ориентироваться в котором было практически невозможно. Отовсюду были слышны голоса местных рабочих. Некоторые из них говорили с МидСхвальским и непонятным Ярику акцентом. Мужчина присел на корточки, и нырнув рукой внутрь штанов, достал сложенный кусок бумаги.
— Пс-с, Ярик! — послышалось сверху. Сырник сбежал с контейнера и осматриваясь по сторонам сел напротив человека.
— Нашел чего? Как там вид сверху?
Сырник задумчиво причмокнул, обнажая тоненький клык и покачав головой, ответил:
— Как я и говорил, это погрузочный склад. Таких вот штук наставлено повсюду, я наметил путь, но он ведет через патрули.
— Много их там?
— С оружием-то? Хватает, остальные простые грузчики… грузят всякое. Если меня кто спросил бы, то они планируют если не всё, то большую часть контейнеров вывезти, а значит скоро доберутся и до нас. У меня идея, давай заныкаемся в одном из них, а потом под шумок сбежим, а?
Ярик с умным выражением лица обвел указательным пальцем в воздухе и произнес:
— Была такая мысль, только куда нас вывезут? Вдруг сенсоры у них есть, я-то понизил свой дух, как ты и сказал, только вот кто ищет, тот всегда найдет, да и ты аури.
— И что, что я аури? — насупился Сырник.
— А то, что пасет от тебя иначенски, не как от людей, меридинцев и прочих.
Сырник хотел возразить, но Ярик был прав. Как бы он не скрывал свой дух, аури всегда выделяются на общей картине, особенно для тех, у кого развито восприятие.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Да я вот всё думаю об этом, — Ярик покачал свертком бумаги.
— Думаешь тот засранец мелкий соврал?
— Вряд ли, слишком уж убедительно он Балдура описал, прям как живого, вырисовал. Помнишь, как он твердил о рисунке на его плаще? Однако странно это. Балдур обычно как пёс сторожевой с красным концом наружу, всегда начеку