легионер. – Проследим, чтобы никто за ней не прошел. Никто не прокрался.
Девочка прикусила губу, повернулась от Гвенны к открытой двери и снова к Гвенне.
– Мы не слишком задержимся, – пообещал Киль. – Должны вернуться до сумерек.
– Вернись, – сказала Крыса.
– Все будет хорошо. – Гвенна пригладила ей волосы.
Крыса отмахнулась от ее руки.
– Ничего не хорошо. – Она наставила тощий грязный палец в грудь Гвенне. – Вернись.
– У тебя есть дело, – сказала Гвенна. – Стеречь дверь. Справишься?
Крыса, распрямившись, коснулась ножа за поясом и серьезно кивнула:
– Все, что входит, убить на хер.
– Убить на хер, – согласилась Гвенна.
* * *
Крепость, хоть бы и возведенная кшештрим, была устроена без лишних затей. Короткий переход вывел от преддверия к винтовой лестнице, которая вилась сквозь камень вверх и вверх, на сотню шагов, на две сотни. Ни площадок, ни дверей. Они словно карабкались из глубоченного колодца, разве что наверху не было ни просвета, ни воздуха, ни свободы – конца не видно.
Поднимаясь, Гвенна вела сражение с ядом.
Все было похоже на болезнь, накрывшую их в джунглях: то же возбуждение, тот же голод, то же чувство, что мир не вполне реален, – только хуже. Та, прежняя, проникала в нее постепенно, день за днем, залетала внутрь с каждым вздохом, впитывалась в кожу с каждым прикосновением, а эта пробирала огнем насквозь, пожирала кости и кровь, охватывала горячкой мозг.
«Борись, – твердила она себе. – Борись и не сдавайся».
Произнесенные под огромной чашей неба, эти слова показались ей здравыми и разумными. А теперь, в тесноте лестничного колодца, она начала забывать, с чем ей надо бороться. Внизу были люди. Она еще слышала слабое эхо голосов. Люди называли себя ее друзьями, но как только люди себя не называют. Их четверо, вооруженные, но кеттрал среди них нет, и нет… таких, какой стала она.
Гвенна, одного за другим, воображала их перед собой.
Чо Лу силен, быстр, но действует необдуманно. Паттик медлит там, где медлить нельзя. Бхума Дхар стар. Крыса еще ребенок.
Последнее видение на миг привело ее в себя.
– Вы должны меня убить, – тихо сказала Гвенна.
Киль не задержал шага.
Она чувствовала заливший лицо пот, чувствовала, как ее трясет. Руки требовали сперва клинков, потом – вцепиться в глотку историку, давить, пока не посинеют губы, не выкатятся глаза, пока он не перестанет дышать.
– Если не найдем, – прохрипела она. – Если лекарства здесь нет, убейте меня.
– Я сделаю, что следует, – кивнул он.
Гвенна схватила его за плечо. Не хотела, а схватила. И медленно, с болью разжала пальцы.
– Вы не поняли. Если не убьете меня сейчас, потом не сможете убить.
– Я понял, – ответил историк и показал вверх по лестнице. – Уже недалеко.
Прошла целая вечность, пока они достигли площадки.
Киль напел им путь за следующую дверь – ноты в этот раз были новые, но тоже на три голоса, и историк тянул их так, как не смог бы ни один смертный.
Коридор за этой дверью был шире оставшегося внизу, и по обе стороны от него открывались комнаты. Гвенна вытянула из чехла на поясе нож, бросила взгляд спутнику. Тот кивнул, поднял копье, и они бок о бок двинулись по проходу.
У первой двери – металлической, блестевшей, как начищенная сталь, – Гвенна прижалась спиной к стене.
– Не здесь. – Киль кивнул вперед по проходу. – Дальше.
Она медлила. Предусмотрительность требовала проверять комнату за комнатой – не затаился ли кто внутри, выжидая случая ударить в спину. Впрочем, пахло здесь – не считая камня и, возможно, отполированной стали – только ею и Килем. И слышала она два сердца: его (медленное и размеренное биение) и ее (безумный галоп). Что бы ни затаилось в засаде, ничто не могло быть опаснее той, в кого превращалась она.
Они прошли еще пять дверей из того же блестящего металла, закрытые, без окошек. Словно тюрьму осматривали, только в тюрьмах бывает темно и сыро, все ржавое, грязное. А здесь – в Засидке, как назвал ее Киль, – совершенно пусто и чисто, словно кто-то каждое утро подметал, намывал длинный коридор, стирал пыль… Сквозь не-стеклянные вставки в потолке сочился тот же серебристо-голубой свет. Ей бы радоваться, что не пришлось тащить в руке факел и шарахаться от каждой тени, а Гвенна вместо того скалила зубы и с излишней силой сжимала оружие.
Наконец Киль задержался перед одной из дверей, провел пальцами по вставленному в створку устройству наподобие рычажка.
– Замок? – спросила она.
Историк кивнул и медленно повернул рычаг. Звякнуло, будто металл задел камень, повеяло сквозняком. Дверь чуть отошла наружу.
– Хорошо. – Она судорожно вздохнула.
– Хорошо, – кивнул Киль.
С мечом в одной руке и ножом в другой она скользнула в щель.
В мозгу «звездочкой» взорвалась мысль: «Как я обманулась!»
Ее обмануло чутье. Обманул слух. Обманула уверенность в безопасности. Засидка вовсе не была необитаемой. И безопасной. Она кишела жуткими пауками. Твари расселись рядами на блестящих металлических столах, подогнув хрупкие суставчатые лапы длиной в ее руку, изготовившись к прыжку. Другие уже тянули к ней острые как бритва когти.
Гвенна отступила на шаг, подняв клинки. В жилах кипела кровь. Но пауки не бросились на нее – сидели неподвижно, словно окаменев в движении. И теперь она разглядела, что никакие это не габбья. Длинные членистые лапы не хитиновые – стальные или из того, что в Засидке заменяло сталь, и не сидели они на этих блестящих столах, а составляли с ними единое целое, врастали в поверхность.
– Они не представляют опасности, – сказал вошедший вслед за ней Киль. – Просто старые инструменты.
Пауки не казались старыми и уж точно не походили на известные ей инструменты, хотя одни лапы заканчивались лезвиями, другие вроде бы пинцетами, булавками, линзами.
– Для чего инструменты? – проворчала Гвенна, пытаясь усмирить бешеный галоп сердца.
Все столы были привинчены к полу, каждый доходил ей до пояса и позволял удобно улечься самому рослому мужчине. Удобно, если тот рослый мужчина не прочь полежать на холодном металле.
– Для исследований, – ответил историк.
Он прошел к стене, заставленной шкафчиками, полками, ящиками из стекла и стали. Одни полки были пусты, на других стояли стеклянные сосудики странной формы, для питья слишком мелкие. Тут же висели на крючках другие инструменты: ножницы, бритвы, металлические линейки с невразумительными значками.
Киля все это не интересовало. Узловатым пальцем он сдвинул защелку шкафчика. Внутри обнаружились выдвижные ящики глубиной всего в несколько пальцев. Под рукой историка, выдвигавшего их один за другим и задвигавшего на место, ящички отзывались шепотом. Гвенна успела заметить мотки тонкой материи вроде шелка или муслина; инструменты, похожие