class="p1">– Торакс? – переспросил он.
Она слабой рукой указала на свою грудь:
– Туловище.
Женщина поспешно поднялась, на шатких ногах отошла подальше по мосткам и повернулась, заслонившись мечом от того, что на них надвигалось.
Акйил открыл рот для вопроса, но прикусил язык. Та тварь была совсем рядом, скрежетала по камню, жадно, нетерпеливо скулила. Бывает время для разговора, а бывает время засунуть язык в жопу, и он отлично понимал, что сейчас второй случай.
Кивнув женщине, он снова воспроизвел в памяти движение меча, вообразил, как клинок врезается в плоть, и тут пришло время бить.
Ворвавшееся в дверь существо он мог описать только как «чудовище». Никакое другое слово не подходило для этих выпуклых фасетчатых глаз, для прозрачного панциря, под которым пульсировала светящаяся жидкость. Можно было бы назвать его насекомым, не будь оно вдвое больше Акйила и не будь его подрагивающие конечности ледяными или стеклянными на вид – прозрачными. Сквозь скорлупу просвечивало красноватое сияние ярче голубого света с потолка. Видно было движение внутренностей, словно что-то переваривавших. И нити наподобие сосудов или нервов испускали собственный маслянистый свет.
– Вот, – сказала женщина; сказала буднично, почти равнодушно.
Тварь повернулась, дрогнула. Усики, похожие на бледный папоротник, дернулись и замерли.
Женщина подняла меч, приготовившись защищаться. В движении не было ни страха, ни вызова. С таким видом берутся за скучную и сложную работу, результат которой работнику безразличен.
Веточки усов снова зашевелились, и тварь изогнула тонкую осиную талию, задрала переднюю половину тела, испустила вопль, который, взлетая все выше и выше, ушел за пределы человеческого слуха – словно безумный арфист перетянул струну, а потом и вовсе полоснул по ней ножом. Тварь разогнула хрупкие лапы – каждая заканчивалась зазубренным когтем – и медленно двинулась на женщину.
– Хвост ядовит, – хладнокровно предупредила та, не сводя с чудовища глаз. – И внутренние жидкости тоже. После удара держись на расстоянии. Выжди, пока оно не приблизится ко мне.
Кивнув, Акйил заставил себя бесшумно подойти на два, на три шага…
Когда чудовище сделало рывок, он рванулся следом, настиг его, и кшештримский меч, описав широкую сверкающую дугу, вошел в узкую щель точно позади жучиной головы.
Другой, державший меч больше пары раз, мог бы кончить дело одним ударом. В неумелой руке Акйила оружие вывернулось, едва войдя в тело. В лицо плеснула красная жижа. Чудовище, вместо того чтобы рухнуть замертво, снова взвизгнуло, судорожно извернулось и обратилось против него. Большие, с кулак, глаза, будто составленные из тысяч граненых рубинов, сверкали красным. В разинутой пасти завивалась спираль плоских зубов. Из-за этих зубов в него плюнуло густой вязкой жидкостью. Только звериное чутье спасло ему лицо: Акйил непроизвольно присел, и плевок прошел над головой. Он, неумело стиснув меч, отшатнулся в сторону.
Тварь наступала на него, выпуская и втягивая тонкие когти.
Ударить ее со спины и то было трудно. Спереди казалось – невозможно. Каждая лапа превосходила длиной его клинок и двигалась, несмотря на огромную величину, быстро. Он едва успел отвести в сторону один коготь, как к нему устремился второй, выбил из стиснутых пальцев меч, с плеском отбросил его в тихую воду.
Акйил, едва удержавшись на ногах, отшатнулся назад. Прямо за ним открылся проход к лестничному колодцу. Он полжизни провел, носясь вверх-вниз по горам у монастыря. Опередить чудовище хоть на два шага – и он доберется до кента. А тварь, упустив верткую добычу, вполне возможно, вернется к раненой, даст ему время уйти.
Бросив взгляд мимо уродливой жучиной головы, Акйил увидел, что женщина подступает сзади. Она сумела удержать меч – и явно лучше него умела с ним обращаться, – а вот шагала неровно, оступалась, будто была на грани обморока. Самое время бежать, но он не побежал. Вместо того упал на колени. Если уж отвлекать чудовище на себя, так нечего останавливаться на полпути. Акйил широко развел руки, запрокинул голову, подставляя грудь и горло. Тварь потянулась к нему, и Акйил решил уже, что просчитался, что сейчас этот зазубренный коготь вопьется ему в шею, вырвет гортань и сожрет.
Чудовище нависло прямо над ним, когда тошнотворно хрустнул проломленный сталью панцирь. Тварь дернулась, извергла на каменный пол струю ядовитой жижи. Шипя, исходя паром, она пыталась развернуться навстречу врагу, но женщина поворачивалась вместе с ней и все глубже, глубже вгоняла меч. Испустив тонкий воющий визг, тварь повалилась, проскребла панцирем по камню. Передние лапы в судороге протянулись к Акйилу и тут же сложились. Усы-папоротники еще дергались. Сквозь бритвы зубов сочилась темная пахучая слюна. Красное свечение в брюхе померкло и совсем погасло, оставив всю картину в холодным голубом сиянии.
Дрожащий Акйил поднялся и, стараясь не наступать в вонючие лужи, обошел чудовищную тушу. Женщина лежала навзничь, тяжело дышала. Кровь проступила сквозь ткань на груди, запачкала левую штанину. Внутри у нее хрипело и хлюпало. Она привстала, но не удержалась и, обмякнув, выпустила засевший в жестком панцире меч.
Акйил постоял у двери, заглянул в проем. Драка вышла шумной. Если в крепости есть кто-то – или что-то, – кроме них, должны были услышать. И может быть, уже на подходе. Самое благоразумное теперь – бежать, выбираться на свободу.
«Благоразумному, – угрюмо сказал он себе, – здесь делать нечего».
Выждав десяток ударов сердца и ничего не услышав, он отвернулся от тихой лестницы к распростертой на камне женщине.
Та темными глазами смотрела на него. Во взгляде не было ужаса, не было гнева, не было вызова, не отражалось страдание истерзанного тела. Даже вблизи он не взялся бы определить ее возраст. На первый взгляд молодая: ни одного седого волоса, гладкая, нежная кожа, но было в ней что-то неуловимое, нашептывающее о старости. Удерживая его взглядом, женщина попыталась заговорить, задохнулась, сплюнула кровью.
– Монах хин, – выговорила она.
– Как узнала? – вскинул брови Акйил.
– Одежда. – Она, указывая, приподняла подбородок. – Глаза.
– Ты кто?
– Не важно. Возьми семя. – Она с трудом протянула к нему ладонь, разжала окровавленные пальцы.
В ладони лежало… что-то. Что-то темное, с большой орех, но не орех. Как будто в мире пробили дыру прямо в ночное небо. Акйил видел по ту сторону звезды, десятки сверкающих звезд в такой тесноте… Голова у него поплыла. Закрыв глаза, он осторожно подышал. Со второго вздоха головокружение унялось.
Снова открыв глаза, Акйил заметил, что женщина наклонила ладонь, и стало понятно, что лежащее на ней «семя» – не дыра, а что-то наподобие гладкого камушка неправильной формы. Женщина слабой рукой кинула семя ему. Акйил машинально поймал, не дал упасть на пол.
– Что это? – в своем вопросе ему послышался голос Гелты