Читать интересную книгу Невеста вечности - Татьяна Степанова

Катя уткнулась в свою тарелку с жарким. Ох, он сейчас напьется… Вот оно… Сколько надо выпить такому здоровяку?

– Исходя из данных осмотра дома, у нас два следа – оба женских. – Страшилин вытер губы салфеткой. – Кроме старухи Глазовой, обнаружившей труп, еще одна женщина входила в тот дом. От этого факта никуда не деться нам. И от надписи на полу тоже. И вы на возраст Уфимцева не кивайте. С возрастом ой-ой-ой какие фантазии порой в голову мужику лезут, какие картины рисуются.

Катя чинно, молча ела. Мясо на углях в этом пивбаре действительно славно приготовлено. Только вот жирное это блюдо на ночь.

От пива Страшилин совсем раскраснелся.

– Кофе заказать? – спросил он.

– Нет, спасибо, я вечером кофе пью, если только надо работать, – отказалась Катя, – а сегодняшний рабочий день закончен. Извините, я отлучусь на минуту.

Она пошла в туалет. Вымыв руки, долго смотрела на себя в зеркало. Ладно, поужинали, теперь надо чесать домой. Коллегу стоит оставить здесь, в баре, – пусть заканчивает вечер, как хочет.

Но не тут-то было!

Катя плохо знала Андрея Аркадьевича Страшилина.

Вернувшись в зал, она узрела его у барной стойки – он уже расплатился с официантом и теперь…

Четыре рюмки стояли перед ним на стойке, и он одну за другой опрокидывал лихо, по-молодецки.

Катя замерла – вот так в считаные минуты дойти до кондиции способен только алкоголик!

– Андрей Аркадьевич, мне пора, спасибо.

– Все, все, иду, – Страшилин отвернулся от стойки, – сейчас, сейчас…

– Андрей Аркадьевич…

– Сейчас, сейчас, сейчас…

Его уже здорово вело. Он карабкался по ступенькам лестницы, выводящей из пивбара, следом за Катей, которая почти бегом…

– Катя, подождите, я вас домой… от-ве-зу…

«Форд» пикнул сигнализацией и…

Катя похолодела – как же это? Как он поедет в таком состоянии, даже если она вот сейчас даст деру от него стремглав? Еще в аварию попадет. А если не в аварию – гаишники просто остановят пьяного, узнают, кто он, доложат на службу и…

– Андрей Аркадьевич, дайте мне ключи от машины.

– Что? Сади-тесь…

– Это вы садитесь, а мне дайте ключи. Ну, быстро! Вы не можете ехать в таком состоянии. Вы пьяны! Я вас сама отвезу.

Страшилин двумя пальцами протянул ей ключи от «Форда».

Катя скрепя сердце села за руль. Он плюхнулся рядом.

– Куда вас? Адрес какой?

– Таганка. Дом мой родной Таганка. Умеете водить?

– Плохо. Но вам я в таком виде сесть за руль не позволю.

«Форд» завелся мягко. И Катя осторожно, медленно, с великим бережением тронулась.

Поехали из Просвирина переулка через весь центр на Таганку – по ночному городу.

Страшилин всю дорогу смотрел на Катю, не отрываясь. Катя, напротив, – смотрела упорно только на дорогу – на светофоры.

Только к одиннадцати они доехали до Большого Рогожского переулка – хоть название родных мест Страшилин помнил, и на том спасибо. Катя въехала во двор – дом пятидесятых годов с тремя подъездами, дом-монолит.

– Ну все, вот вы и дома, машину я припаркую вот тут. – Катя кое-как нашла во дворе, где приткнуться. – Вот ключи, кладу вам в карман плаща.

– А вы как же доберетесь?

– Да не волнуйтесь вы за меня.

– Нет, бери машину, – сказал Страшилин, – оххххх, так не пойдет.

Катя запихала ему ключи от машины в карман пиджака.

– Доброй ночи, – сказала она и, повернувшись, почти побежала вон из тихого московского дворика – ноги, ноги, ноги делаем скорее отсюда…

Однако…

Пробежав немного весьма прытко, она обернулась – как он там? Ушел домой или нет?

Нет! Страшилин все стоял у двери в подъезд и тщетно сражался с домофоном – тыкал в панель, пытаясь открыть.

Катя секунду колебалась. Вот мрак-то! Потом повернула назад.

– Что тут у вас еще?

– Поз-за-закрывалиссссссь…

– Андрей Аркадьевич, какой код домофона?

– Три, три, два… нет, два, три, три, пять…

Катя быстренько набрала код на панели – дверь пискнула – нет проблем.

– Какой этаж? Где ключи от квартиры?

– Эти.

– Это от машины, от вашей квартиры?

Страшилин шарил по карманам, пока они входили в подъезд и ждали лифт.

Катя решила – черт с ним – доведу его до квартиры, нельзя, чтобы соседи видели следователя по особо важным делам в таком свинском состоянии!

– Пятый… клятый… ссссссюда, – Страшилин ткнул в сторону двери.

Он протянул Кате ключи на открытой ладони – на, бери.

Катя открыла верхний замок – тьма в передней. Она буквально втолкнула Страшилина внутрь, и он шлепнул рукой по выключателю на стене. В прихожей вспыхнул неяркий свет.

– Все, все, вы дома…

И тут что-то зашуршало, затрепыхалось, зашумело, рассекая воздух крыльями. Катя чуть не упала со страха – ей показалось, что в открытое окно квартиры попала летучая мышь. Но…

– Андрррррррррюшаааа кррррррррасавец! Опять нажжжррррррралсяяяя!

Голос – скрипучий, нечеловеческий, ехидный.

Катя увидела, как на комод у зеркала в прихожей приземлился попугай, взявшийся неизвестно откуда, из этой квартирной темноты пустых холостяцких комнат.

– Андрей Аркадьевич, ой… Птица… Ну я пошла, все, до свидани…

– Подожди, я провожу… ночь уже. – Страшилин внезапно крепко сжал ее руку.

– Никаких проблем, я сама доберусь, пустите.

– Ручку… ручку дай поцелую… не бросила, не оставила… п-п-позволь руку эту нежную поцеловать…

– Ой, да пойдите вы к черту! – В ярости Катя вырвала руку из его сильной горячей ладони. – Пойди проспись!

Она вылетела из квартиры, как пушечное ядро.

– Андрррррюшаааа кррррррррасавец! Не ррррробей! – орал полоумный попугай.

Катя захлопнула дверь. Ее душили, разрывали на части гнев и смех.

Глава 21

Евсевия

Настоятельница Высоко-Кесарийского монастыря игуменья Евсевия находилась на обследовании в институте сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева.

После анализов и исследований лечащий врач сообщил ей, что в скором времени назначит консилиум ведущих кардиохирургов. Игуменья Евсевия восприняла это внешне спокойно, но сразу же из врачебного кабинета отправилась в часовню, построенную при кардиоцентре, и погрузилась сосредоточенно в молитву.

Она горячо, истово молилась о процветании и благополучии вверенного ее заботам монастыря.

А еще она молилась о здравии. О своем здоровье.

Пожилая, очень тучная – с каждым прожитым годом, с каждым месяцем она чувствовала, как дряхлеет тело. То, что раньше казалось таким привычным, обыденным – подъем по ступенькам, прогулка, долгое стояние во время церковной службы, теперь дается с трудом и сопровождается слабостью, одышкой, болями за грудиной.

Проблемы с сердцем начались несколько лет назад. Она сделала шунтирование, однако не слишком удачно – после него относительно спокойных выпало всего-то четыре года. И вот снова встал вопрос об операции. Но теперь прибавились осложнения – не только возраст, но и диабет.

Игуменья Евсевия молилась о здоровье, о том, чтобы будущий консилиум прошел успешно и не приговорил бы ее к чему-то худшему.

Одна в пустой больничной часовне она молилась, молилась. Чтобы стало хоть чуточку полегче, чтобы сердце не прокалывало острой иглой, предупреждая о новом приступе, чтобы одышка хоть немного ослабела.

Игуменья Евсевия была очень тучной вовсе не из-за неумеренности в еде. Нет. Во время монастырских трапез с сестрами она ела всегда почти одно и то же – кашу и тушеные овощи. Всегда ограничивала себя в пище. Но вес становился все больше и больше. И виной тому была скапливающаяся в теле, в тканях, вода. Сердце работало плохо, и от этого ноги распухали, как кувалды.

Почти каждый месяц игуменья вынуждена была ездить к врачу и делать уколы лазекса, которые выгоняли избыток воды из тела.

Плоть дряхлела, старость наступала семимильными шагами.

Прожитая жизнь оставалась где-то там…

Но порой, как вот сейчас, прошлое напоминало о себе даже в молитвах. Пробивалось сквозь жаркие слова долгих молитв, как трава сквозь асфальт…

Красная ковровая дорожка, из тех, которые когда-то назывались кремлевскими…

Ноги в изящных туфлях на невысоком каблуке, такие стройные ноги с тонкими щиколотками… Никаких отеков, никаких распухших уродливых лодыжек – прекрасные ноги. Это она идет, быстро ступая по красной ковровой дорожке…

Запах духов. Это «Poison»… тогда, в восьмидесятые, этот парфюм сводил с ума…

Дверь в кабинет, обитая темной кожей, – приемная пуста, следующая дверь – и просторный кабинет.

Он стоит у окна и не слышит, как она тихо появляется на пороге.

Нет, конечно же, слышит, потому что ждет. Оттого и услан секретарь куда-то с бумагами…

Она подходит, и он заключает ее в объятия. И она обвивает его шею руками. Они уже не молоды… Да, даже в то время они уже не молоды – взрослые, солидные люди, но чувства…

Тот их поцелуй у окна в кабинете…

Красная кремлевская дорожка уходит из-под ног…