уступавшие роскошью тому, что я видел в Багряном дворце в покоях Глории. Одну из них нам и предоставил третий камергер при ее величестве Глории. Он важно открыл дверь, повернув начищенную до сияния ручку, и произнес:
— Прошу, господин и милейшая госпожа! Это ваше до прилета в столицу. Здесь же ванная, туалет и небольшая библиотека. Если какие-то вопросы или надобности, то сразу по говорителю.
— Благодарю, Эрест Павлович! — Ковалевская первая вошла в каюту, подошла к большому иллюминатору, отодвинув штору, бросив быстрый взгляд на проплывающую внизу Атлантику.
— Как тебе нравится? — спросил я княгиню, когда камергер оставил нас наедине.
— Саш, ты же знаешь, я не люблю напыщенную роскошь. Правда, — Ольга подняла взгляд к потолку, расписанному сценами из истории Небесных, глянула на мебель, украшенную богатой резьбой, инкрустированную золотом, яшмой и ониксом. — У меня к подобному с детства отторжение. Все это мне кажется излишним и даже глупым.
— Ладно, но кровать-то здесь хороша, — став позади Ковалевской, я обнял свою невесту, обращая ее внимание на великолепное ложе под бордовым с золотыми блестками балдахином. — И нам предстоит кувыркаться на ней всю ночь, — прошептал я Ольге Борисовне на ухо.
— У меня нет с собой таблеток, — напомнила она.
— И это хорошо. Освоишь в совершенстве искусство минета. Еще и в попу надо попробовать. Я спрошу насчет крема у Эреста Павловича, — пошутил я.
— Дурак еще! — вспыхнула Ковалевская, резко повернувшись ко мне. Ее лицо раскраснелось, при этом я видел, как она за возмущением едва сдерживает смех.
— Оль, теперь о серьезном… — я поймал ее руку и притянул к себе.
— Ах, это оказывается была такая шутка! — съязвила она.
— Надо чтоб ты Борису Егоровичу наговорила сообщение. Мы не знаем, что ему известно по произошедшему и очень желательно, чтобы он все это узнал от тебя. Главное, чтобы он не волновался, знал, что с тобой все хорошо и ты на пути к дому, — сказал я.
— Елецкий, уж поверь, сама я точно бы догадалась это сделать! Осмотрюсь здесь немного и этим займусь. Увы, сообщение к нему попадет лишь когда мы будем в зоне нашей имперской связи, что, увы, нескоро. Холодненького что-нибудь хочу, — княгиня подошла к бару с охлаждаемой секцией и извлекла бутылку тульского кваса.
— Оль, это не все. Еще нужно чтобы ты сказала отцу насчет моего эйхоса и таблиц — они то ли остались на столе номере, то ли в ящике стола, — я подробно рассказал о своих опасениях. — И еще, продолжил я: было бы не плохо, если бы разыскали эту Дашу, которая вовсе не Кузьмина и доставили в Москву.
— Ты обнаглел, Елецкий! Зачем она тебе? — Ольга нахмурилась, наливая тонкой струйкой квас в высокий хрустальный бокал. — Зачем⁈ — повторила она вопрос в то время, как я замялся. — Трахнуть ее хочешь?
— Оль, она много чего такого знает по работе ацтеков и бритишей на острове. С ней должна хорошо поработать наша имперская безопасность, при чем в Москве, на не на Карибах. После твоего похищения и всего что обнаружилось попутно, уже понятно, что все руководство там надо менять немедленно, — я тоже взял бокал, но квасу предпочел холодное пиво.
— Но разве это твое дело, Саш? Этим без сомнений займутся те, кто должен этим заниматься, — подняв бокал, княгиня проницательно посмотрела на меня. — Вот чувствую, что дело не только во всякой имперской безопасности.
— Она очень сильный маг-менталист. В этой области она во многих аспектах сильнее меня. Мне она интересна как маг, — я налил половину бокала, понимая, что Ольга в данную минуту понимает меня лучше, чем я сам. Это я себе говорю, что она интересна только как маг, в то время как мое тело помнит, что было тогда на пляже между мной и Хитлалли, и оно нашептывает такое, чего не хотелось бы говорить вслух.
— Интересно, здесь есть серебряные ножи? — Ковалевская выдвинула ящик буфета и зазвенела столовыми приборами.
— Зачем тебе? — не понял я.
— Затем, что ты — вампир! Ты пьешь мою кровь! — взяв нож с округлым кончиком, княгиня подошла ко мне и прижала лезвие к моему горлу.
— Оль, это не серебро. Просто сталь, — я поднял голову, чтобы ей было удобнее резать.
— Признавайся, хочешь ее трахнуть? — Ковалевская нажала ножом сильнее.
— Да, — горестно выдохнул я.
— Елецкий, вот бывают шлюхи… Бывают падшие женщины, а ты — падший мужчина! При чем падший низко-низко! Неужели это не понимает Артемида? Что за ненормальное у тебя желание кого-нибудь дрыгнуть? Я позволила тебе Ленскую! Я смирилась, приняла ее! Потом я позволила тебе миссис Барнс. Думала, утешить тебя ей взамен уходящей Ленской. Так оказывается Ленская никуда не уходит, и твоя англичанка просто добавилась — стала третьей! Мне это очень не нравится! Имей в виду, я не потерплю никакую Дашу, будь она трижды великолепный маг! Тебе ясно⁈
— Да, моя прелесть, — без особого желания согласился я. — Ты как всегда беспримерно добра. Не режь, пожалуйста, мне горло, мне им еще пиво пить. И пойми меня правильно: каждый мужчина, он в душе охотник. Ему иногда надо на кого-нибудь поохотиться. Без этого мужчина не может быть настоящим мужчиной. Оль, дорогая… — если бы она не держала нож у моего горла, то я бы ее расцеловал, — Ты же лучше всех других понимаешь меня. А раз так, то ты и только ты знаешь, насколько мне трудно: жизнь будто теряет прежний вкус…
— Елецкий, не смотри на меня так жалобно, а то я зарыдаю, и рука с ножом дрогнет. Охотник он! — Ольга Борисовна опустила свое оружие и вернулась к бокалу с квасом. — В общем так, если тебе без этого прямо жизнь не мила, то разрешаю тебе удовлетворить любопытство с ментальным магом один раз. Слышишь, один раз! Застрели ее там своим членом. Но только один раз! Считай, что я тебе как охотнику выписала разовую лицензию. И на этом все, чтобы больше не было никаких Даш и прочей дичи. Хватит с тебя Элизабет и Ленской. И в первую очередь меня!
— Спасибо, моя прелесть! О такой как ты я мог только мечтать!