— Ты не ревновала меня, Рене?
В панике от того что услышала сама от себя, я тем не менее взяла где-то силы поднять на нее взгляд. О боже! Что я несу! Но глаза наши уже были на одной прямой. Мы замерли, полностью утратив ощущение времени. Сейчас мы обе знали о чем я спросила, и обе знали, что смотрим друг другу в самое сердце, где спряталось все то, о чем никогда не решимся заговорить вслух. С ужасом я осознала, как много может узнать сейчас обо мне Рене, но было уже поздно. Я впустила ее сама… И она наверняка прочитала то, о чем мне самой предстояло еще только узнать. Губы Рене слегка дрогнули в улыбке, но она их сдержала.
— А с чего это я должна тебя ревновать? — Настырно вопросила она, спасая нас обеих этим непонимающе-пустым тоном. И тут же засуетилась: — Ладно, Клер, мне надо исчезнуть ненадолго, а то Поль задницу надерет. Потом поболтаем.
Она как-то слишком поспешно поднялась и, сделав мне ручкой, потопала к выходу.
Я, как каменное изваяние, продолжала пялиться на то место, где она сидела.
Уже спустившись со ступеньки беседки, Рене вдруг остановилась, будто увидела что-то интересное у себя под ногами и пробормотала едва слышно:
— Я никогда не ревную к сексу, это глупо.
Потом посмотрела на меня из-за плеча, озарив на секунду ясным солнечным светом и добавила:
— К тому же ты была со мной. Ты что, так и не поняла?
4
Кажется, это была суббота. Какого-то месяца, какого-то года. Какого-то тысячелетия. Я уже давно потеряла счет времени, и только яркое солнце и зелень деревьев напоминали о том, что прошло не так уж много тысячелетий — лето в наших краях длится лишь пару месяцев. Впрочем, в Изумруде могло быть вечное лето.
Могло быть все что угодно. А ведь на самом деле мне стоило бы запомнить этот
день! Записать красными буквами на стене, и каждый год отмечать этот день
бутылкой дешевой водки. Даже название я этому празднику придумала уже — День
Тупой Беспросветной Дуры! Но вот досада-то! Не догадалась я запомнить сию
знаменательную дату. Как ни стараюсь — вспомнить не могу. Но вот то, что это
была суббота — уверена на все сто!
По субботам в Изумруде всегда что-то праздновалось. Парк вокруг Большого Дома
украшали блестящими фонариками, столы в баре сдвигались, откуда-то извлекалась
гора разноцветных новогодних хлопушек, а повар превосходил себя, балуя нас
чем-нибудь вовсе уж экзотическим. И вот судя по тому, что в тот день Изумруд с
самого утра стоял на ушах, я и поняла, что была суббота. К тому же это был день
рождения Джула.
Рене суетилась больше всех. Неожиданно появлялась то здесь то там, давала ценные
указания, задиралась, по-детски злилась, громко хохотала и так же внезапно
исчезала. Для меня отсутствие ее бдительного контроля было прекрасным поводом к
тому, чтобы найти в этом водовороте обнаженных и немного одетых тел Чака и
поболтать по душам, но не так проста была Рене. Не успела я начать охоту, как
была бесцеремонно схвачена моей подружкой, усажена на самую просматриваемую
полянку возле Большого Дома и задействована в самом архиважном занятии. Даже не знаю, как Рене удалось убедить меня в том, что тупое вырезание кружочков конфетти из фольги — «дело жизни и смерти», и что если Джулиусу на его день рождения не вывалить на голову ведро(!) конфетти, непременно наструганного моей рукой, праздник будет безнадежно испорчен. Короче, убедила она меня. И тут же испарилась вместе с черным Джамбо где-то во внутреннем дворике Большого Дома. А я усердно принялась за конфетти. Занятие не очень пыльное и напряженное, поэтому у меня хватало времени еще и время от времени пялиться в сторону бара и бассейна, где мог появиться Чак. В баре Лио и Дин возились с электрическими гирляндами — делали вид, что умеют делать что-то
помимо фрикционных движений. Бедные гирлянды… Впрочем, наблюдать за парнями
было приятно. Пару раз я даже щелкнула ножницами по пальцам, но грязные мои
мыслишки были такими сладкими, что я даже не почувствовала боли от порезов.
Внезапно, когда грезы мои достигли совсем уж непотребных границ, мне на плечи
опустились чьи-то руки.
— Привет, Диана-охотница! — Обжег мое ухо голос Поля. Электрический заряд от
макушки до пяток. Обычное дело — должно быть на завтрак Поль лакомится живыми
электрическими угрями. Я едва сдержала свой женский инстинкт переворачивания на
спину. Нет, ну это же неприлично. Кстати, а где он пропадал целую неделю? Я не
видела его с тех пор, как он спугнул меня в Большом Доме (хотя может все-таки
приснилось?). Наверное сейчас он скажет мне пару недобрых слов по этому поводу.
Или вообще попросит освободить изумрудное пространство. Да нет же, глупости все
это. Мужчина, которого я так отчаянно хочу, не станет выбрасывать меня как
собачонку. Должна же быть в нем элементарная жалость!
Поль сел на траву напротив меня и забрал из моих ослабевших лапок ножницы (такие
здоровенные! Наверное, Рени подсунула мне секатор. На всякий случай не забыть
пересчитать пальцы). Некоторое время он недоуменно смотрел на мои
окровавленные руки, а я смотрела на его обнаженную грудь в вороте гавайки, и
боялась поднять глаза выше. Если бы я все-таки решилась встретиться с ним
взглядом, то непременно попросила бы его сделать что-нибудь нехорошее.
Поцеловать меня для начала. Фу, какая пошлость просить об этом…
— Ты зачем это делаешь? — Спросил он, заметив горку блестящих кружочков у моих
ног.
— Рене сказала, что надо конфетти, — пропищала я отвратным детским голоском.
Он тихо засмеялся. Ох, лучше бы ему этого не делать! Я едва не застонала.
— Рене пошутила. У нас полно конфетти, Клер.
— Пошутила?! — Слабо возмутилась я. Игра плохого актера. Плевать мне на
«пошутила» и на все на свете. Я взглядом пожирала его небритый подбородок,
представляя как… Черт, я бы отдала пару десятков лет своей юной жизни только
что бы прижаться губами к этому подбородку. На губы я уже боялась смотреть.
Столько жизни у меня, наверное, нет. Да, странная форма одержимости — я совсем
не думала о Поле когда он не был рядом, не страдала, не мечтала, но стоило ему
оказаться поблизости, как я тут же превращалась похотливое животное, готовое
следовать за ним на край света и слепо выполнять любое его желание. Кто бы
научил, как бороться с этим…
— Не сердись на Рене, — попросил Поль, — шутки у нее глупые бывают, но это ребячество. Хотя ее иногда трудно понять.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});