Мгновение он крепко сжимал ее.
— Не сердишься, Грейс? — спросил он.
У нее был комок в горле. «Не уходи, — хотелось ей сказать ему. — Не оставляй меня здесь, возьми меня с собой». Она сглотнула и весело улыбнулась:
— Не сержусь.
9
Грейс вернулась в «Святую Катерину», но никаких новых раненых здесь уже не принимали, палаты постепенно опустели, и сама Грейс была отпущена еще до Рождества. Когда она уезжала, к ней подошла сестра Фортитьюд.
— Если ты получишь соответствующую подготовку в одном из больших лондонских госпиталей, мы можем взять тебя как медсестру, — сказала она. Это был своего рода единственный комплимент, который сестра Ф. когда-либо делала, и хотя Грейс понимала, что такая работа — не по ней, она была польщена.
Отец встретил ее на челтенхэмском вокзале. Он выглядел постаревшим и похудевшим, этаким хилым вытянутым старичком-папашкой. Одежда на нем болталась, словно была на несколько номеров больше, волосы болезненно поредели, но глаза при виде ее загорелись.
— Ой, да ты просто расцвела и превратилась в милую молодую женщину, — проговорил он и поспешил ей навстречу. — Подойди и обними своего старенького отца.
— Я так рада снова тебя видеть, папочка, — отозвалась Грейс.
Он взял ее чемодан и направился к выходу, непрестанно разговаривая.
— Мать будет так рада тебя видеть. Она не смогла прийти со мной, хотела приготовить ради встречи что-нибудь особенное. Она уверена, что ты до смерти истощена на этой ужасной больничной пище, о которой ты писала, но я вижу, что она не принесла тебе особого вреда. Мама считала деньки до твоего возвращения. Конечно, ей без тебя было очень одиноко, я ведь постоянно занят переводами. Я не говорил тебе, что перевожу псалмы с ивритского оригинала? Восхитительно, совершенно восхитительно, но отнимает у меня массу времени. Твоя мать — это столп, истинная соль земли. Она взяла на свои плечи все повседневные заботы прихода, так что я целиком могу сосредоточиться на переводах. Она совершенно извелась, но ты ведь ее знаешь. Ты будешь для нее большим утешением. У нас будет такое веселое Рождество, правда?
Грейс нежно глянула на отца, с радостью отмечая проблески того несколько рассеянного папочки своего детства, а не молчаливого, замкнутого человека, которым он стал после смерти Гарри. У вокзала была припаркована старенькая, разбитая машина.
— Продвигаемся в мире, Грейс, — проговорил отец, открывая багажник для ее чемодана. — Для нынешних священников нет больше велосипедов. Помнишь нашу милую старую мисс Хампри? Она оставила мне эту машину в своем завещании. Должен сознаться, что я до сих пор не совсем овладел этим механизмом. Мать, конечно же, овладела им в совершенстве. Правит, как старый профессионал, и критикует меня, когда у твоего папы случается что-то не так. — Он улыбнулся Грейс, и она ответила ему тем же.
— Как славно, что ты снова здесь, — в который уже раз повторил он.
Они покинули элегантный городок Челтенхэм с его широкими эспланадами и георгианскими зданиями и поехали по узким проселочным дорогам. Когда машина проезжала совсем близко от пасущихся овец, они с блеянием разбегались. В лощинах ютились желтые каменные деревеньки. Солнце заходило, и небо казалось располосованным кровью. Над дымоходами коттеджей начали виться дымки. Машина миновала почту со складом. Ничего не изменилось с тех пор, как Грейс последний раз видела это место: ряд коттеджей у деревенских зеленей, прудик с белыми утками и вязы перед квадратной башней серенькой церкви.
— Ну вот, наконец мы и дома, — проговорил отец, свернув на гравийную дорожку, ведущую к заросшему плющом каменному дому священника.
Когда они шагнули внутрь, дом показался сырым и холодным.
— Ну, мать, вот и дочь наша — жива и здорова, — прогудел отец.
Мать вышла с кухни с пятном муки на носу. Она тоже, казалось, усохла, и Грейс удивлялась, как это она когда-то подчинялась ей.
— Привет, ма, — проговорила она, делая неуверенный шаг к матери.
Глаза миссис Притчард перебегали с мужа на дочь и обратно.
— Хорошо ли доехали? — спросила она. — Я думаю, что тебе надо пообедать… — и, не дожидаясь ответа, продолжала говорить без умолку. — Эти поезда теперь ходят постоянно, как мне говорили, хотя я ими уже не пользовалась больше года… Какой смысл ездить в Лондон, если предполагается, что все мы должны экономить… Раздевайтесь и проходите… Осталось только сделать подливку… И мне удалось приготовить твое любимое блюдо, хотя при всех нынешних нехватках продуктов сейчас трудно придумать что-нибудь приличное…
Мать не делала попыток обнять ее. Грейс проследовала за отцом в гостиную с высоким потолком, где за решеткой мерцал небольшой камин, который никак не мог рассеять холод.
— Что случилось с Куком? — спросила Грейс, как только они оказались вне пределов слышимости.
— Ушел на военный завод, — ответил преподобный Притчард, потирая руки перед камином. — Теперь с прислугой очень сложно — все хотят работать на заводах. Конечно, у нас все еще осталась миссис Страт. Она приходит, чтобы прибраться здесь, но вся кухня теперь на твоей матери. — Он налил наперсточные рюмки коньяку. — По особому случаю, — пояснил он, и они уселись, чтобы немножко поболтать, пока их не позовут в столовую.
— Ну как? Лучше, чем в больнице? — проговорил отец, когда мать принесла жалостно маленькую ножку барашка.
— Мне удалось получить прямо с фермы Хокинза. Конечно, это не совсем законно, но Хокинз хотел, чтобы я получила, раз уж я съездила к его отцу. Как давно ты не видела хорошего мяса, Грейс? — спросила она, отрезая ей три тонких ломтика и ставя тарелку перед ней.
Грейс, думая о роскошном пиршестве в Эктон-Барнетте, вежливо проговорила:
— Выглядит восхитительно. У нас в госпитале никогда не бывало жареного мяса.
— Наверное, ты стала вполне квалифицированной медсестрой после такой долгой практики, — сказала мать. — Надо думать, теперь ты не упадешь в обморок при виде крови, как когда-то, будучи еще девочкой.
— Конечно, мамочка, я теперь вполне профессиональна, — с трудом выдавила Грейс.
— Правда, ты имела дело только с выздоравливающими, — продолжила мать. — Но и такие знания в нашем округе — дар божий. У миссис Олленби на ногах такие язвы… Когда я переодеваю ее, то, вероятно, доставляю ей массу мучений. Бедняга никогда не жалуется, но я-то знаю, что у меня руки неуклюжие. Ты бы запросто справилась…
— Уверен, что Грейс не хочет говорить об уходе за больными в свой первый вечер дома, — проговорил преподобный Притчард, подмигивая Грейс. — Она, наверное, рада, что разделалась с госпиталем. Если только там не было особых случаев… Каких-нибудь молодых красавчиков среди пациентов. Кто, дочка, может постучать в нашу дверь?