Читать интересную книгу Журнал «Вокруг Света» №06 за 1987 год - Вокруг Света

Кругосветный вояж, в котором корабль 467 дней находился под парусами, пройдя свыше 44 тысяч миль, закончился. Встречающих «Або» несказанно подивило мрачное, подавленное настроение экипажа, вернувшегося на родину после столь долгого отсутствия.— Обведя взглядом присутствующих, Алексей Иванович сказал: — Вы все помните, что в начале нашей кампании я распорядился питаться всем из общего котла. Это была не прихоть, а насущная необходимость, подсказанная мне условиями того архитрудного вояжа. Когда вскрывался очередной бочонок с солониной и она, основательно промытая, вывешивалась на баке провялиться, то я первым подходил и отрезал изрядный ломоть, затем у всех на глазах, старательно очистив с него червей, съедал...

Да, они все понимали, для чего это делалось. Но не догадывались, что в том злополучном плавании, о котором рассказывал лейтенант, такой кусок солонины почитался за лакомство! Да и во всем остальном дело обстояло не лучшим образом. Не тяжелейшие условия, а гнуснейшее поведение командира корабля определило тогда настроение экипажа. По прибытии Карл Юнкер незамедлительно подал рапорт, в котором обвинил всех офицеров во главе с Бутаковым в заговоре. Началось следствие, и офицеров транспорта поодиночке стали вызывать к Главному командиру Кронштадтского порта. И первым, естественно, Бутакова.

Следственной комиссии во главе с Беллинсгаузеном Бутаков откровенно и прямо заявил: «Капитан наш оказался подлецом в высшей степени, который ухнул тысяч 50 или 60 казенных денег, переморил 20 человек команды из 60 и бесчестил русский мундир во всех частях света... А между тем его отстаивают, потому что нельзя же показать князю, что он ошибся в выборе...» Все офицеры транспорта «Або» единодушно поддержали Бутакова. Но такое резкое обличительное выступление для него имело самые печальные последствия. В наградах, обычно выдававшихся после завершения кругосветных плаваний, экипажу транспорта «Або» отказали. Офицеры получили назначения в самые отдаленные места — на Каспий, Черное море. В отношении же командира транспорта «Або» Меншиков распорядился иначе. Все его долги, сделанные в заграничных портах, отнесли за казенный счет, а шнуровые книги «Або» без исправлений и поправок сдали в архив...»

Алексей Иванович выбил трубку и стал прочищать ее бронзовой булавкой.

— Мы предполагаем, а бог располагает,— сказал он, усмехнувшись.— В данном случае богом был добрейший Фаддей Фаддеевич, который очень остро переживал допущенную по отношению к нам несправедливость. Да, надо полагать, и старому адмиралу не давала покоя мысль об исследовании Арала. И он стал ходатайствовать о моем назначении начальником экспедиции по промеру и съемке Аральского моря. Когда же проект приказа принесли Меншикову на подпись, тот только ухмыльнулся, дескать, «в глушь, в Саратов...», и подписал. Так что, Тарас Григорьевич,— развел руками Бутаков,— мы с вами, можно сказать, одного поля ягоды.

В конце января 1849 года с очередной почтой на Косарал Бутаков получил диплом об избрании его в действительные члены Российского императорского географического общества. Это было заслуженное признание самоотверженного исследовательского труда Алексея Бутакова отечественными учеными и путешественниками. Одновременно пришел и указ о производстве Бутакова в чин капитан-лейтенанта.

Алексей Иванович принялся за подготовку нового плавания по своенравному Аралу. В предстоящую навигацию необходимо было выполнить опись всего восточного побережья моря и многочисленных островов, произвести астрономические наблюдения, закончить промеры глубин и съемку обследованной части Арала. Дабы успешно завершить исследование, Бутаков решил разделить экспедицию на две партии. Он поручил прапорщику Поспелову произвести опись восточного берега Арала, выделив ему шхуну «Николай» и лучших матросов. На свою долю Бутаков оставил окончательную съемку, промер глубин и берегов Арала и определение астрономических пунктов. Оставшись без штурмана, Алексей Иванович начал готовить фельдшера Истомина и произведенного в унтер-офицеры Томаша Вернера к самостоятельному исполнению обязанностей вахтенных офицеров. Пришлось идти и на большой риск: ушедших с Поспеловым специалистов-матросов он заменил пехотинцами и занялся обучением их морскому делу.

Утром 8 мая 1849 года шхуны «Константин» и «Николай» вышли из устья Сырдарьи. Преодолевая жестокие штормы, нехватку пресной воды, капитан Бутаков и «пехотная» команда шхуны успешно осуществили задуманные исследования сначала в южной, а затем и в северной частях Арала. Справилась со своей задачей и партия прапорщика Поспелова. В это лето Бутаков открыл пять островов. Три из них он назвал именами знаменитых соотечественников: Беллинсгаузена, Лазарева, Ермолова.

Закончив работы, «Константин» 19 сентября бросил якорь в устье Сырдарьи. 22 сентября торжественно был спущен вымпел — экспедиция для съемки и промера Аральского моря закончилась.

Итогом двух кампаний стал написанный Алексеем Ивановичем Бутаковым полный отчет научно-исследовательской деятельности экспедиции.

А. Гумбольдт, труды которого по Средней Азии впервые навели Бутакова на мысль об изучении Арала, получив в дар от автора два экземпляра его монографии, писал Алексею Ивановичу:

«...Я не могу, при тесной сфере моей собственной опытности, не гордиться тою доверительностью, которой меня удостаивает мореходец, с отважностью и с благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия, почти сам строивший суда, на которых должен был совершить свое плавание и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу... Это истинные открытия в географии».

К отчетным материалам Бутаков приложил альбом с видами Аральского моря, превосходно выполненными Тарасом Шевченко. На генерала Обручева эти рисунки произвели особое впечатление. Пользуясь таким обстоятельством, капитан-лейтенант Бутаков подал официальное ходатайство о производстве рядового Шевченко в унтер-офицеры, что в значительной степени облегчило бы положение ссыльного. Владимир Афанасьевич скрепил своей подписью ходатайство, и оно легло в сумку фельдъегеря. Но по иронии судьбы — рядом с доносом о том, что вопреки повелению императора ссыльному политическому преступнику, бывшему студенту Петербургской Академии художеств Тарасу Шевченко было разрешено рисовать, вести переписку и даже ходить «в партикулярном платье».

Николай I, только что наградивший капитан-лейтенанта Бутакова орденом Владимира 4-й степени и ежегодной денежной рентой, приказал подвергнуть офицера строгому дисциплинарному взысканию. За Бутаковым был установлен негласный надзор.

Опала закрыла для Алексея Ивановича двери столичных ученых аудиторий. Лишь спустя три года руководитель экспедиции смог наконец сделать краткое сообщение в Географическом обществе. А статья Бутакова увидела свет в «Вестнике» общества только в 1853 году.

Открывая на Арале неизвестные мысы, острова, мели, заливы, Бутаков, по врожденной скромности, ни одному географическому открытию не пожелал дать свое имя, полагая, что успехи экспедиции обеспечены «...при неутомимом, исполненном самоотвержения, усердии всех наших сподвижников. Вообще говоря, для подобных экспедиций никто не может сравниться с русским человеком: он сметлив, расторопен, послушен, терпелив и любит приключения — мудрено обескуражить его, он смеется над лишениями, и опасности имеют в глазах его особенную прелесть».

Лишь в начале XX века по предложению президента Географического общества академика Льва Семеновича Берга именем Бутакова назван южный мыс острова Барсакельмес, а в 1961 году — залив на Малом Арале.

П. Веселов

Узелок для памяти

Широкой шестирядной лентой шоссе вырывается из рижских окраин, уходя в сторону Елгавы. Этой широте и стремительности я предпочел бы сейчас глухой проселок с не примятой колесами травой, цепляющей за днище, с нависшими над дорогой ветвями — ведь едем мы в мир старых обычаев, сказаний и преданий. Наша цель — найти новые подтверждения существованию в Латвии вплоть до XX века узелкового письма. Да, того древнего, загадочного, до конца не расшифрованного письма, которым пользовались в давние времена инки, эскимосы, полинезийцы и о существовании которого в Европе, у прибалтийских народов, мало кто знает...

Отрывочные сведения об этом встречаются в научной литературе. Так, историк академик П. Страдынь писал:

«Много еще от этих старушек — народных врачевательниц — можно узнать любопытных вещей. Для нас была непонятна народная песенка, в которой молодая жена, отправляясь в чужую волость, говорит, что берет с собой клубок песен... Никто не мог себе представить, как это песни можно свить в клубок. Но вот нам приносят клубок шерсти и говорят, что это письмо хозяина и хозяйки, что они приглашают через три недели соседа своего — хозяина и хозяйку, старшего сына и дочь — на крестины своего третьего сына. Такие древние письмена в виде клубков шерсти с узелками, стало быть, сохранились и по сие время, а когда-то при их помощи, возможно, передавались и врачебные приемы».