колени. Я хочу еще этого густого, сладкого меда, хочу забыться у нее между ног на долгие часы. Мужчины моего племени говорят, что нет вкуса слаще, чем вкус резонансной пары, и они совершенно правы. Раньше я их не понимал. А теперь до конца моих дней хочу пробовать на вкус лишь ее одну.
Ее вагина станет моей пищей. Все остальное недостойно внимания.
Я снова опускаю голову. Лиз нравится, когда я лижу ее. Разве она не прижимала свои скользкие, влажные лепестки к моему лицу всего несколько минут назад, требуя большего? Я дам ей больше. Мой член твердый, как камень в наконечнике моего копья. Я жажду погрузиться в нее, но сначала хочу еще раз ощутить ее на своем языке.
Она гневно рычит и бьет меня маленьким кулачком в глаз. Затем вскрикивает от боли и трясет рукой.
– Будь ты проклят! Почему у тебя голова как камень?
Это привлекает мое внимание. Моя пара поранилась. Я сажусь и беру ее маленькую ручку в свою, пока она снова не пытается меня ударить.
– Не трогай меня! – кричит она мне прямо в ухо. – Я чертовски зла на тебя! Ты говоришь по-английски!
– Говорю. – Я ловлю ее руку, которой она замахнулась. Дело не в том, что ее удары причиняют боль, а в том, что она может повредить свои мягкие маленькие человеческие ручки. Мой лоб покрыт защитной пластиной, а ее крошечные кулачки так слабы.
– Ты лгал мне!
Это выводит меня из себя. Она думает, что я намеренно обманул ее? С какой целью?
– Каким образом?
– Ты не сказал, что говоришь по-английски!
– Ты никогда не спрашивала, – возражаю я. Мое раздражение нарастает. – Ты болтаешь без умолку, предполагая, что я тебя не понимаю. Тебе никогда не приходило в голову спросить меня.
Ее раскрасневшееся лицо становится пунцовым. Она тяжело дышит, и ее дыхание паром вырывается на холодный воздух.
– Ты придурок.
– Я не знаю, что означает это слово.
– О, правда? – в ее голосе слышна насмешка. – А я думала, ты эксперт по человеческому языку.
– Некоторые из слов, которые ты произносишь, мне непонятны.
– Забавно. Мне казалось, что «придурок» идеально подходит вашему племени.
Я хмуро смотрю на нее сверху вниз.
– Я не знаю такого слова. Я – са-кхуйи так же, как и мое племя.
Она закатывает глаза и толкает меня в грудь.
– Это называется сарказм.
– Я не знаю, что такое «сарказм»…
– Проехали, – рычит Лиз, явно злясь на меня. – Господи!
Она сердится на меня? Я спас ее. Если бы она упала в воду, рыбы в одно мгновение содрали бы плоть с ее костей. Мысль о ее страданиях и смерти наполняет меня необъяснимым гневом. Я выпрямляюсь и смотрю на нее. Она, все еще хмурясь, сидит в снегу, наполовину обнаженная, и только это помогает сопротивляться ее красоте.
– Тебе не следовало убегать из пещеры.
– Убегать? Я не убегала.
Она может лгать себе, но не мне. Делаю шаг вперед и хватаю ее за тунику, а затем поднимаю на ноги. Она влепляет мне пощечину, а затем, грозно хмурясь, одергивает подол туники. Я наклоняюсь к ней. Ее запах заставляет мое кхуйи резонировать от голода. Я ничего так не хочу, как соединиться с ней, прижавшись к ее губам.
Но не сейчас, когда она смотрит на меня так, как будто я грязь под ногтями. Мое сердце сжимается, и я наклоняюсь к ней.
– Ты принадлежишь мне, женщина.
Она сердито бьет меня в плечо.
– Я никому не принадлежу.
– Нет такого места, куда бы ты смогла сбежать, и где бы я не смог тебя найти и вернуть.
Она не понимает, что с каждым днем, пока игнорирует зов своего кхуйи, ситуация будет становиться все хуже. С ним невозможно договориться или переубедить. Оно просто хочет того, чего хочет.
Кхуйи хочет, чтобы Лиз была моей парой.
Я тоже этого хочу. Она моя, и я намерен заявить на нее права.
– Боже, да ты маньяк, – бормочет она, скрещивая руки на груди. – Если хочешь знать, я искала материал, чтобы сделать лук.
– Лук, – повторяю я. Это слово я знаю, но вещь, которая приходит на ум, незнакома. – Это оружие, да?
– Да, – она смотрит вызывающим взглядом. Ее подбородок приподнят. – Я знаю, как стрелять из лука. Я тоже умею охотиться.
Я ворчу. С одной стороны, я рад, что она хочет охотиться, но с другой стороны, сильно обеспокоен. Женщин в нашем племени так мало, что они не участвуют в охотничьих походах. Они держатся неподалеку от пещер, потому что за последние несколько лет мы и так потеряли многих соплеменников, и если потеряем еще больше, то прекратим свое существование. Но я вижу решимость на лице Лиз и заранее знаю, что такой ответ ей не понравится.
Поэтому… я просто ворчу.
– Что ты хочешь этим сказать? – Она подходит ближе и пытается дотянуться до одного из моих рогов, без сомнения, чтобы, притянув мою голову, стать со мной одного роста. Моя Лиз храбрая. Я отношусь к этому с уважением, даже если это приводит меня в бешенство.
Я встаю во весь рост, чтобы она не могла дергать меня за волосы или рога.
– Ты принадлежишь мне. Если тебе что-то понадобится, скажи об этом. Моя работа – обеспечивать тебя.
– Что ж, отлично, – раздраженно отвечает она. – Как насчет того, чтобы ты обеспечил меня друзьями, а?
Я делаю вид, что не слышу. Я не верну ее обратно, пока мы не станем парой. Вместо этого направляюсь к рыбе-лицееду, которую убил. Если рыба нужна ей для лука, она ее получит.
– Пойдем. Тебе нужно вернуться в пещеру. Твоя человеческая плоть все еще слаба, несмотря на кхуйи.
– Вот это новость. Ты не думал о том, что я слаба, когда схватил меня и сорвал штаны.
Я поворачиваюсь, чтобы окинуть ее уничтожающим взглядом. Она притворялась, что ей нравятся мои прикосновения? У нее ярко-розовые щеки, что любопытно. Рассматриваю ее еще мгновение, и она неловко ерзает под моим пытливым взглядом.
– Кажется, ты не была против.
Ее лицо заливается краской.
– Вот как, подкалываешь меня этим.
Я не понимаю смысл ее слов, но румянец на щеках говорит о многом. Она смущена. Я нахожу это очаровательным, в особенности когда она прикрывает руками крошечный пучок волос между ног, чтобы скрыть его от моего взгляда. Она всерьез думает, что это поможет? Я только что вылизал каждый сантиметр ее тела. Обращаю внимание на ее голые бедра и ноги в моих ботинкам. Моим ногам не холодно, но я вижу, как мороз