Читать интересную книгу Обретение крыльев - Сью Кидд

– Для лучшего результата мне нужен свежий воздух, но я попытаюсь обойтись без него, – отвечала матушка.

Вскоре после этого доля ее работы сократилась. Новую одежду почти не изготавливали, и госпожа сказала:

– Ладно, шейте на улице, только смотрите не пачкайте ткани.

Стояла ранняя весна, и на деревьях распускались почки. В те дни на душе у меня было тревожно. Я наблюдала, как мисс Сара выходит в свет, как надевает пышные наряды и ездит на званые вечера. Она хотела скорей найти себе мужа и уехать. Перед ней распахивался весь мир, а передо мной двери закрылись – верней, никогда не открывались. Взрослея, я стала понимать, что и не откроются.

Госпожа продолжала таскать нас в столовую для молитв.

– Будьте довольны своей долей, ибо она от Господа.

Меня так и подмывало ответить: «А ты засунь свою долю куда-нибудь подальше».

Еще была маленькая Нина, сестра мисс Сары, ставшая для нее почти дочерью. Я тоже любила Нину, не любить ее было невозможно, но она завладела сердцем мисс Сары. Это правильно, но в моей душе поселилась пустота.

В тот день мы с матушкой разложили на корнях дерева все наши швейные принадлежности – нитки, мешочки с иглами, подушечки для булавок, ножницы и маленькую жестянку пчелиного воска для игл. Смазанная воском игла без усилий входит в ткань, к тому же я не любила шить, если не чувствовала запаха воска. С латунным наперстком на пальце, я заканчивала салфетку для туалетного столика из спальни госпожи, вышивая по краям виноградные лозы. Матушка говорила, что я превзошла ее в шитье я не пользовалась разметочным колесиком, но у меня всякий раз получались идеальные швы.

За два года до этого, когда мне исполнилось пятнадцать, госпожа сказала:

– Назначаю тебя помощницей швеи, Хетти. Ты должна всему обучиться и участвовать в работе.

Я начала учиться, поначалу едва иглу держала, но теперь стала официальной швеей, и на меня возложили часть матушкиных обязанностей.

Рядом с матушкой лежала деревянная шкатулка с лоскутами и стопка только что вырезанных красных и коричневых квадратов. Порывшись в шкатулке, она вытащила обрывок черной ткани. Я смотрела, как она на глаз вырезает три фигуры. Без всякого колебания, в этом фокус. Потом приколола фигуры на красный квадрат и начала пришивать. Матушка сидела ссутулившись, вытянув ноги перед собой, а руки ритмично двигались у груди.

Когда мы создали дерево духов, я сшила для нас по мешочку из старого тика. Мамин, набитый кусочками дерева, сейчас высовывался из-под воротника платья. Я похлопала по своему. Помимо амулетов из дерева, в нем хранилась пуговица мисс Сары.

– И какое одеяло ты сейчас шьешь? – спросила я.

– Одеяло нашей истории.

Я впервые слышала о подобном. Матушка сказала, что ее мать шила такое и мать матери. Вся ее родня в Африке, весь народ фон хранил свою историю на лоскутных одеялах.

Я оставила вышивку и стала рассматривать фигурки, которые пришивала мама, – мужчина, женщина и маленькая девочка между ними. Они держались за руки.

– Кто это?

– Закончу и расскажу тебе историю квадрат за квадратом.

Она улыбнулась, показывая редкие зубы.

Прикрепив фигурки людей, матушка вырезала маленькое лоскутное одеяльце с черными треугольниками и пришила его у ног девочки. Вырезала крошечные кандалы и цепи для их ног, а потом разбросала вокруг фигурок звезды. Некоторые были со светлыми шлейфами, другие лежали на земле. Это был рассказ о ночи, когда продали ее мать, мою бабушку, и с неба упали звезды.

Матушка торопилась, чтобы скорей перейти к истории, но чем больше она вырезала и пришивала, тем печальней становилась. Через некоторое время отложила работу в сторону:

– Пожалуй, надо подождать.

Потом взяла неоконченное одеяло – молочно-белое с розовыми цветами – наверняка для продажи. Матушка трудилась над ним без воодушевления. Солнечный свет заливал листву над головами, и я смотрела, как над ней играют тени.

Мне захотелось посплетничать.

– На званом вечере мисс Сара познакомилась с парнем и теперь говорит только о нем.

– У меня тоже есть кто-то в этом роде, – сказала мама.

Я взглянула на нее как на умалишенную, отложила в сторону пяльцы с вышивкой, и белая салфетка для столика угодила в грязь.

– И кто же он, откуда взялся?

– Когда в следующий раз пойдем на рынок, я тебе покажу его. Скажу только: он свободный чернокожий и он просто необыкновенный.

Мне не понравилось, что у нее от меня тайны.

– Ты собираешься замуж за этого необыкновенного свободного чернокожего? – резко спросила я.

– Нет, он уже женат.

Разумеется!

Мама выждала, пока я не успокоюсь:

– У него появились деньги, и он купил себе свободу. Стоил целое состояние, но у хозяина был карточный долг, и он заплатил за себя только пятьсот долларов. На оставшиеся деньги купил дом на Булл-стрит, двадцать, в трех кварталах от особняка губернатора.

– Откуда у него взялись все эти деньги?

– Выиграл в лотерею на Ист-Бей-стрит.

Я расхохоталась:

– Он так тебе сказал? Пожалуй, твой избранник самый счастливый раб из живущих на свете.

– Он выиграл десять лет назад, и все об этом знают. Купил билет, и ему повезло. Так бывает.

Контора лотереи находилась неподалеку от рынка, у доков. Я как-то проходила мимо нее, когда матушка учила меня делать покупки. Там всегда толпился народ – корабельные капитаны, городская стража, белые рабочие, свободные чернокожие, рабы, мулаты и креолы. Часто можно было увидеть двух-трех мужчин с шелковыми шейными платками и ожидающими экипажами за углом.

– Почему же ты не купила билет?

– Зачем попусту тратить деньги?

Последние пять лет матушка бросала все силы, оставшиеся после шитья для госпожи, на накопление векселей. Все эти годы она работала по найму, но уже не тайком – спасибо доброму Иисусу. Из-за ее поддельного жетона и тайных вылазок я начала седеть. Бывало, выдерну белый волос из головы и покажу ей:

– Посмотри, что ты со мной делаешь.

А она только отмахивалась:

– Я тут деньги зарабатываю, чтобы купить нам свободу, а ты беспокоишься о волосах.

Когда мне минуло тринадцать, госпожа наконец сдалась и разрешила матушке работать по найму. Не знаю почему. Возможно, устала твердить «нет». Может, нуждалась в деньгах, ведь матушка пополняла карман госпожи на сто долларов в год… И конечно же, сшитое матушкой в тот год лоскутное одеяло – подарок к Рождеству – пришлось очень кстати. Оно состояло из квадратов, каждый из которых был сшит из лоскутков одежды детей госпожи.

– Знаю, это не бог весть что, – сказала матушка, – но я сшила вам одеяло для воспоминаний о вашей семье. Когда дети разъедутся, вы сможете им укрываться.

Госпожа прикоснулась к каждому квадрату:

– Ах, это из платья, которое Мэри надела для первого выхода в свет… Это крестильное одеяльце Чарльза… Боже правый, первая рубашка Томаса для верховой езды.

Матушка не теряла времени даром, сразу же попросила госпожу разрешить ей работать по найму. Месяц спустя ее легально наняла женщина с Трэд-стрит. Мама оставляла себе двадцать центов с каждого доллара. Остальное доставалось госпоже, но я знала, что матушка продает на сторону капоры с рюшами, махровые покрывала, лоскутные одеяла – все, что не требовало примерки.

Она заставляла меня регулярно подсчитывать деньги. Дошло до ста девяноста долларов. Мне не хотелось говорить маме, что, узнав про такую кучу денег, госпожа рассердится, однако вряд ли нас продаст.

– Мы слишком хорошие швеи, чтобы госпожа нас отпустила, – задумчиво сказала я.

– Если откажет, станем шить очень плохо и очень быстро.

– А почему ты думаешь, что она не продаст нас кому-нибудь назло?

Матушка перестала работать, казалось, задор ее иссяк. Выглядела она уставшей.

– Этим шансом надо воспользоваться, или мы кончим, как Снежок.

Бедняга умер ночью прошлым летом. Споткнулся в уборной. Тетка подвязала ему челюсть, чтобы душа не вылетела, и, перед тем как положить в гроб, его на двое суток поместили на охлаждающую плиту в кухонном корпусе. Этот человек всю жизнь возил Гримке по городу. Место кучера занял Сейб, и еще хозяева взяли с плантации нового паренька на должность лакея. Его звали Гудис, он косил на один глаз и часто поглядывал на меня.

– Парень заприметил тебя, – улыбнулась матушка.

– Не хочу, чтобы меня запримечали.

– И ладно, – сказала она. – Я смогу купить свободу себе и тебе. Если заведешь мужа, пусть сам освобождается.

Я завязала узелок и переместила пяльцы с вышивкой, говоря себе: «Не хочу никакого мужа и не собираюсь кончить жизнь, как Снежок, на холодной плите в кухонном корпусе».

– Сколько будет стоить выкупить нас обеих? – спросила я.