Читать интересную книгу Обретение крыльев - Сью Кидд

Вечер за вечером я в одиночку сносила чванство этих девиц, презирая никчемность света, но все же, непонятно почему, стремясь стать одной из них.

Среди гостей сновали рабы с подносами пирожных. Также они придерживали двери, принимали у гостей пальто, помешивали угли в камине, но были словно невидимы. До чего же странно, что никто никогда о них не говорит, что слово «рабство» не принято в приличном обществе, а заменяется понятием «специфическая система».

Я резко повернулась, чтобы выйти из комнаты, и с размаха врезалась в раба, несущего хрустальный кувшин драгунского пунша. Раздался взрыв из чая, виски, рома, вишен, ломтиков апельсинов и лимонов и осколков стекла. Все это обрушилось на ковер, ливрею раба, мою юбку, а также брюки молодого человека, которого угораздило оказаться рядом.

Гости замерли в замешательстве, а молодой человек устремил на меня взгляд, и я неосознанно подняла руку к подбородку, желая прикрыться веером, но оный при столкновении уронила. Незнакомец улыбнулся мне, и зал тут же наполнился звуками, вздохами и тревожными вскриками. Меня успокоило самообладание юноши, и я улыбнулась в ответ, заметив у него на щеке крошечный кусочек апельсинной мякоти.

Появилась миссис Элстон, в шуршащем серебристо-сером платье и с непокрытой головой, если не считать небольшой диадемы с драгоценными камнями поверх кудряшек. Она важно осведомилась, не пострадал ли кто-нибудь, жестом руки отпустила оцепеневшего раба и позвала другого – прибраться. При этом хозяйка вечера не переставала негромко посмеиваться, чтобы разрядить обстановку.

Я собралась извиниться, но молодой человек меня опередил, он громко заговорил, обращаясь к гостям:

– Прошу меня извинить. Наверное, я похож на деревенщину.

– Но это не вы… – начала я.

Он перебил меня:

– Оплошность только моя.

– Прошу вас, забудьте об этом, – произнесла миссис Элстон. – Пойдемте со мной, надо привести вас в порядок.

Проводив в свою комнату, хозяйка оставила нас на попечении горничной, которая подсушила мне платье полотенцем. Молодой человек ждал своей очереди, и я не задумываясь протянула руку и смахнула с его щеки ошметок апельсина. Это было неприкрытой дерзостью, но я подумала о том лишь немного погодя.

– Мы подмокли на пару, – сказал он. – Позвольте представиться. Берк Уильямс.

– Сара Гримке.

Единственный джентльмен, когда-либо проявивший ко мне интерес, оказался непривлекательным парнем с выпуклым лбом и карими глазами. Будучи членом Жокейского клуба, он показал мне скаковой круг в Нью-Маркете на прошлогодней неделе скачек, после чего проводил на трибуны для дам и оставил наблюдать за лошадьми. С тех пор я его не видела.

Мистер Уильямс взял полотенце и промокнул свои брюки, потом спросил, не хочу ли я подышать свежим воздухом. Потрясенная, я кивнула. У него были белокурые волосы, напоминающие светлый песок на пляже острова Салливан, зеленоватые глаза, выступающая челюсть и худощавые щеки. Пока мы шли из гостиной к балкону, я поймала себя на том, что пялюсь на него как дурочка. Он заметил это. На его губах промелькнула улыбка, и я молча побранила себя за наивность, за оброненный драгоценный веер и за то, что иду на темный балкон с незнакомцем. Что я делаю?

Вечер выдался прохладным. Мы стояли у перил, украшенных венками из веток сосны, и смотрели на движущиеся за окнами фигуры. Сквозь оконные стекла доносилась музыка. Мысли мои витали где-то далеко. Налетел морской ветер, и меня пробрала дрожь. Почти год заикание не давало о себе знать, но прошлой зимой, накануне выхода в свет, вернулось и не отпускало весь сезон, превратив его в сплошные муки. И сейчас я дрожала не только от холода, но и из боязни, что мерзкий дефект все испортит.

– Вы замерзли. – Юноша снял с себя сюртук и по-джентельменски накинул мне на плечи. – Как вышло, что нас до сих пор не представили друг другу?

Уильямс. Фамилия мне незнакома. Вершину социальной пирамиды Чарльстона составляла плантаторская аристократия – Миддлтоны, Пинкни, Хейворды, Дрейтоны, Смиты, Мэниголты, Расселы, Элстоны, Гримке и так далее. За ними шел класс торговцев, который временами переезжал с места на место. Возможно, мистер Уильямс из второго яруса, а в свет попал благодаря счастливой возможности. Или он просто гость в городе.

– Вы приехали сюда погостить? – спросила я.

– Вовсе нет, наш дом находится в Вандерхерсте. Я знаю, о чем вы думаете. Оцениваете, из какой я семьи. «Уильямс, Уильямс, почему ты Уильямс?» – Он рассмеялся. – Вы, наверное, как и все прочие, гадаете: уж не мастеровой ли я, не рабочий ли или, хуже того, какой-нибудь честолюбец.

У меня перехватило дыхание.

– О-о, ничего подобного. Меня такие вещи не волнуют.

– Я пошутил. Вижу, вы не похожи на других. Если, конечно, вас не смущает, что моя семья владеет магазином серебряных изделий на Куин-стрит. Когда-нибудь я его унаследую.

– Вовсе нет, – заверила я, – мы с мамой были в вашем магазине.

Я не стала уточнять, что покупка серебра безмерно раздражала меня, как и прочая подготовка к роли жены. Ах, эти дни, когда мама повелевала поручить Нину Бине и сидеть с Мэри за рукоделием, натянуть на белые пяльца белую ткань и расшивать ее шерстью или вышивать крестиком. А если не рукоделие, то рисование, а если не рисование, то визиты, а если не визиты, то покупки в мрачных лавках серебряных дел мастеров, где моя мать и Мэри теряли голову от терки из серебра высшей пробы для мускатного ореха или чего-то подобного.

Я смутилась поворотом нашего разговора, замолчала и обернулась к саду, всматриваясь в неясные тени. Голые персиковые деревья раскинули ветви, словно спицы зонтика. Далеко в сумрак, к самой оконечности полуострова, уходили ровные ряды особняков, домов и вилл.

– Вижу, что обидел вас, – произнес мистер Уильямс. – Собирался очаровать, а вместо этого насмешничал. А все потому, что мой социальный статус для меня больная тема.

Я повернулась к нему удивленная. Как свободно он держится! Не доводилось знать юношу, который признался бы в своей уязвимости.

– Я не обиделась. Я очарована, как вы и хотели.

– В таком случае спасибо.

– Это я должна благодарить вас. Неловкость в гостиной – моя вина. А вы…

– Я мог бы сказать, что желал проявить галантность, но на самом деле пытался произвести на вас впечатление. Я уже давно наблюдаю за вами. Только собрался представиться, как вы бросились вперед и на нас пролился пунш.

Я рассмеялась, скорей испугавшись, чем развеселившись. Молодые люди обычно не замечали меня.

– Вы разыграли замечательный спектакль. Вам так не кажется?

Увы, мы взяли курс на подводные камни флирта. Я мало что в них смыслила.

– Да. Я… я стараюсь.

– И часто вы устраиваете подобные представления? – спросил он.

– Не очень.

– У вас хорошо получилось. Дамы в танцевальной зале так резво отпрыгнули в сторону, что я заволновался, как бы не слетел чей-нибудь тюрбан и не ушиб кого-то.

– Ах, но в причинении ущерба обвинили бы вас, а не меня. То есть это ведь вы взяли на себя ответственность за происшествие.

«Что я болтаю?»

Он поклонился, соглашаясь.

– Нам следует вернуться к гостям, – сказала я, снимая сюртук с плеч и желая закончить добродушное подшучивание на высокой ноте.

Кроме того, я волновалась, что нас могут хватиться.

– Если настаиваете. Но мне бы не хотелось делить вас с кем-либо. Вы самая привлекательная леди из всех, с кем я познакомился в этом сезоне.

Его слова показались несколько неуместными, и на миг я засомневалась в его искренности. Но почему я не могла показаться ему привлекательной? Наверное, парки передумали. Возможно, этому человеку неважна моя внешность и он разглядел за ней что-то более глубокое. Или я была не такой уж некрасивой.

– Можно мне навестить вас? – спросил он.

– Вы и правда этого хотите?

Он взял мою руку и поднес к губам. Не отводя взгляда от моих глаз, прижался к моей коже теплыми и гладкими губами. Лицо юноши казалось странно сосредоточенным, и я почувствовала, как тепло его губ струится прямо в мое сердце.

Подарочек

В день, когда матушка начала шить одеяло семейных преданий, мы трудились под деревом душ. Мы всегда здесь работали, когда нужно было подрубить край, пришить пуговицы, выполнить отделку или крошечные стежки, которые сложно делать в плохо освещенной комнате. В хорошую погоду, бывало, расстелем на земле одеяло и примемся орудовать иголками. Госпожа сердилась, боясь, что одежда испачкается.

– Для лучшего результата мне нужен свежий воздух, но я попытаюсь обойтись без него, – отвечала матушка.

Вскоре после этого доля ее работы сократилась. Новую одежду почти не изготавливали, и госпожа сказала: