- Ну да, - смутился Уинстон.
- У вас в фирму партийных берут?
- Не знаю. Я первый раз.
- Охренеть ты дурак.
- Что такого-то?
- Да иди ты.
Вестхэмовцы совершенно демотивировались и спокойно прошли мимо Уинстона и Бонни в сторону стадиона. Надо полагать, в поисках других жертв.
- У меня никогда не было мужчины, который бы дрался за меня, - сказала Бонни, сворачивая шарф.
Вполне возможно, - подумал Уинстон, - Ее мужчины это богачи, а у них не принято бить людей своими руками, если есть риск получить в ответ. Он тоже свернул шарф и сунул в карман.
- Что у тебя в сумочке? – спросил он.
- Будильник, - засмеялась Бонни и вытащила большой будильник в стальном корпусе с двумя звонкими чашечками сверху.
- Зачем?
- На всякий случай. Школу вспомнила, – как бы спокойно ответила Бонни, хотя ее губы дрожали.
Похоже, и в женской «овечьей лиге» есть боевые рейтинги, - подумал Уинстон.
- Пойдем домой. Нас ждет пятичасовой чай, - как бы невозмутимо сказал он, хотя не надевал плащ, потому что руки дрожали.
Она обняла его и подняла голову.
- Рыцарь спас Даму от чудовищ, и Дама награждает его поцелуем, - сказала она.
Поцелуй затянулся, зато руки перестали дрожать. Уинстон не надел плащ, поэтому синий комбинезон, возможно, спас их от продолжения боевых действий в метро. А потом наступило время для чаепития с джемом, конфетами, мятным ликером и далеко идущими продолжениями.
- Обожаю тебя. Ты лучший мужчина в мире, - сказала Бонни, прижавшись к Уинстону и положив голову ему на грудь.
- Не надо мне делать комплименты. Я старый и некрасивый, - сказал Уинстон, лежа на спине и глядя в потолок.
- Просто выйди на улицу и поищи людей красивее тебя.
- Думаешь, не найду?
- Может быть, и найдешь, но очень немного. Люди в массе некрасивы.
- Если я симпатичнее уродов, то это не показатель.
- Конечно, ты не идеал красоты…
- Вот-вот.
- …Среди студентов-спортсменов или среди молодых морских офицеров, - продолжила Бонни, - Ты ведь до сих пор сравниваешь себя с другими парнями из далекого прошлого?
- Наверное, - на самом деле Уинстон вообще ни с кем себя не сравнивал и не задумывался над объективной оценкой своей внешности.
- Но в нашем с тобой кругу в твои скромные сорок лет ты не можешь сказать, что относишься к старшему поколению. Ты мужчина в самом расцвете сил и в отличной форме для своего возраста.
- Не уверен.
- Парням, которых ты считал красавцами двадцать лет назад, сейчас тоже сорок. У них лысины ничуть не меньше твоей, красные от выпивки носы, дурацкие очки поверх красных носов, гнилые желтые зубы, бульдожьи щеки. Кто был высоким, стал сутулым. Кто был мускулистым, стал толстым. А ты стройный и даже очков не носишь. И бьешь морды молодым хулиганам.
- Вообще-то, я ношу очки.
- Когда читаешь?
- Да. А видела бы ты меня пару лет назад…
- У всех бывают сложные времена. Настоящий ты, это тот, который сейчас. Не тот, который когда-то был больной и слабый. Бывал больной и слабый. Тот, который сейчас красивый, здоровый, обаятельный и в отличной форме. Которого ценят и уважают.
В понедельник настоящий Уинстон получил выговор на работе за неподобающий внешний вид. Синяк на глазу так и не удалось замаскировать. Хотя он и не пытался. Решил, что в состоящей в основном из пролов и преступников теневой экономике не очень высокие требования к поведению на досуге и внешнему виду.
- Молодежь ничего не понимает ни в правилах приличия, ни в деловом этикете, - распалялся Плезенс, когда подчиненный стоял навытяжку перед его столом, - Откуда у Вас такое украшение лица?
- Сходил на футбол, сэр, - старорежимное «сэр» производило впечатление на стариков. Лучше, чем «товарищ».
- На какой еще футбол?
- Миллуолл – Вест Хэм, сэр.
- За кого болели?
- Миллуолл, сэр.
- Молодежь ничего не понимает даже в футболе. И сами по мячу пнуть не могут, и болеют за таких же косоногих. Разве может понимающий в футболе англичанин болеть за Миллуолл или Вест Хэм, которые известны только своими фирмами, а не форвардами и голкиперами? Тем более, лондонец!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Уинстон вздохнул. Ответ «может, сэр» не подходил к ситуации, равно как и «не может, сэр».
- Все нормальные люди болеют за Арсенал! – закончил Плезенс, - Если Вам так уж неймется за кого-то гонять, то я замолвлю словечко в «Стаде». Но лучше бы Вам в Вашем возрасте выбрать себе более спокойное хобби. Уж футбол-то всегда можно и по телекрану посмотреть.
- Да, сэр, - искренне согласился Уинстон, - Я позавчера пришел к тому же выводу.
- Завтра Вы должны закончить по пороховому заводу. Идите и не грешите.
- Да, сэр.
Вечером на тренировке его сразу же в раздевалке попытался отчитать еще и Барт.
- Ты куда подевался? Мы с пацанами и «Интер-Сити» побили, и полицию, а ты где был?
- Это ты где был? – ответил Уинстон, - Обещал защищать Бонни, а в итоге я один отдувался. Девушка в шарфе Миллуолл лакомая добыча.
- Она не сняла шарф? – Барту это определенно понравилось.
- А ты бы снял?
- То я.
- А мы, что не люди? Весь матч орем за Миллуолл, а потом в кусты?
- Бонни в порядке? – Барт забеспокоился.
- Оставила себе шарфик. Просила передать, что будет надевать его, смотря футбол по телекрану.
- Оставила? С вас, что, шарфы не сорвали?
- С джентльмена при леди шарф сорвут только вместе с головой, - Уинстон достал свой шарф из кармана плаща. То есть, сначала достал свой, а трофейный зацепился за него и выпал.
- Ну ты даешь, - Барт расплылся в улыбке, - Будешь за нас гонять?
- Извини, Барт, не могу.
- Что так? Зассал?
- Уволят меня. Я же партийный. И начальник в молодости за Арсенал гонял.
- Вот дерьмо! – Барт искренне огорчился, - Таких, как я, в одном месте уволили, в другом приняли и все дела. А ты партийный. Вас и отменить могут, если что.
Потом все пошли в зал околачивать груши и друг друга.
Уинстон с неделю думал, что это с ним случилось, а потом понял. С ним произошло настоящее Приключение. Он, как древний рыцарь, спасал Принцессу, участвовал в Битве, дрался на Дуэли, вел переговоры с сидящим на золоте Драконом и вступал в союз с Огром, не соблазнившись на его предложения, но и не поссорившись.
Картина мира. Лунная база Евразии.
Там-там-там, там-тадам, там-тадам, - под кадры из русской хроники привычная заставка американской программы «Звездные войны».
На Мавзолей поднимается качающейся походкой легендарный маршал Неделин. Фуражка с высокой тульей, только космические войска у европейцев носят такие. Под фуражкой темные очки, нижняя половина лица не выражает никаких эмоций, будто сделана из пластика.
Европейцы отрицали, но океанцы настаивали, что одиночному стратосферному бомбардировщику удалось накрыть стартовую площадку во время заправки ракет, уничтожить много дорогостоящей военной техники и несколько бесценных научных и военных руководителей. Маршал оказался из тех, кого горящий гептил не убивает, но делает сильнее. Ходили слухи, что военные медики в последний момент эвакуировали его с берега огненной реки, и у него сейчас титановые ноги и стальное легкое.
Сидит за пультом зловещий Вернер фон Браун, император обитаемого космоса и председатель совета министров Луны. Его лицо не фигурировало в открытых источниках несколько десятилетий, и только на старости лет немецкий сумрачный гений снова появился в эфире.
Красавец-антигерой генерал Гагарин отстреливается от океанских астронавтов в коридоре лунной базы. У него в руках первый экземпляр лазерного пистолета промышленного производства, внешне похожий на Маузер С96. Гагарин - «Первый человек на Луне», если верить вражеской пропаганде, и первый комендант лунной базы, что благодаря съемкам со штурма не вызывает сомнений. Примечательно, что и штурмовики, и гарнизон базы снимали свои действия на камеры и тут же ретранслировали на Землю.