рваными облаками рассеялись при звуках падающих обломков кирпича с разрушенного пода печки78. Сбитый с толку и растерянный он сначала было метнулся в соседнюю комнату, ведомый наивным любопытством и взволнованностью, но, поразмыслив, все же шмыгнул под старый, скрипучий топчан, с которого только что сбежал. Кутаясь от промозглого сквозняка в ветхую, выцветшую занавеску, что удалось стянуть с подоконника, он затаился, наблюдая за непрошеными гостями и дыша через раз, совершенно умерев сердцебиение до йоговских 20 ударов в минуту.
Они шутили и заливисто хохотали, разливали по полу липкую, пахучую жидкость из своих бутылок и гремели жуткими звуками из принесенной дребезжащей, больше похожей на бочонок, штуковины. Шестеро существ в человеческом обличье принялись кривляться и сеять вокруг себя хаос бедлама ознаменовавшего крах и разрушение. Сбрасывая с пыльных полок уцелевшие портреты прежних хозяев, они смеялись, словно это издевательство над чужой памятью доставляло им удовольствие. Звук битого стекла и хруст осколков под ногами внезапных пришельцев вызывал дрожь и горькую досаду. «Как можно распоряжаться чужим имуществом?! Вы же его здесь не ставили!» – возмущенно думал он, косолапо следуя за гостями и недовольно морщась при каждом отзвуке рушащейся частицы прошлого.
«Они разбили окно… Изнутри. Вот же зверюги!» – вздыхал он, понуро прячась за распахнутые дверцы платяного шкафа, немногочисленное содержимое которого было перевернуто и свалено в одну большую бесформенную кучу прямо у его изножья. Запах сырости и плесени пропитал каждую ворсинку немногочисленной одежды этой затхлой коробочки, давно поглотив живость цвета.
За окном протяжно завыл ветер, путаясь в сухих ветвях старой ивы, а свинцовые облака на стальном небе предвещали скорую бурю. Комнату полоснул резкий звук скрежета гвоздей выламываемого дверного наличника, и очередная волна хохота прокатилась вдоль стен, отзываясь щемящей тоской в сердце Ииля.
Ужасная музыка из динамиков аппаратуры, что притащили с собой визитеры, заглушила его печальный вздох, когда одна из барышень доломала простую, деревянную рамку с уже разбитых портретов. Он поежился, накинув на голову занавеску, как капюшон, и плотнее обхватил себя маленькими руками.
«Какая безалаберность!» – качал он косматой головой, шлепая босыми ногами по сырому полу и вновь прячась за межкомнатными переметами79, которые от ветхости обвалились, образовав щель между гостиной и спальнями. Зато у него было укрытие, удобный плацдарм для наблюдения практически за всем домом из одной точки.
Ииль прищурился, всматриваясь в лица, силясь запечатлеть каждого для возмездия. А месть будет, пусть даже не сомневаются! За каждый ржавый гвоздь, за каждую вывернутую розетку и сломанный стул, за шкаф и разбитые портреты, за каждую пылинку занесенную сюда на своей обуви.
«Мерзавцы!» – думал он, заполняя собой пространство между темными углами комнаты, где становилось холоднее с каждой секундой при его интенсивном выдохе. От пола к провисшему потолку местами засияли дорожки инея, который замысловатым узором опутал выгоревшую послевоенную шпалеру. Ииль злился.
Веселая, пьяная и крушащая чужие воспоминания компания наполняла его прозрачные жилы леденящим ядом темной энергии. В ту минуту, когда в комнате повисла внезапная тишина между музыкальными треками из их ужасной колонки, он с негодованием фыркнул, заставив разлететься в стороны мелкие опилки-высевки гнилого перекрытия прямо над головами визитеров, а в углу застонала старая половица в унисон взвывшему ветру в заросшем палисаднике. Кто-то пошутил, намекнув на привидения, но никто не прислушался к тревожному чувству. Они продолжили веселиться и истязать ветхую, хрупкую мебель, ощущая себя полноправными властителями этого заброшенного места.
Незваные гости расположились на уцелевших стульях вокруг фанерного столика у окна и продолжили шумные посиделки с вандальными выходками. Ииль дотянулся до обнаженной матицы80 и грозно воззрился на двуногих существ в дальней части комнаты. «Жалкие и глупые!» – подумал он, расправляя затекшие плечи. Его становилось все больше, и вскоре он заполнил собой все пустующее пространство между старой печкой с обвалившейся лежанкой и пыльным, сломанным приступком.
Самый ретивый из этой шумной компании допил свое пиво и с безразличием швырнул пустую тару в угол комнаты как раз за любимый топчан Ииля. Бутылка с грохотом покатилась по сырому дощатому полу и глухо дзынькнув замолкла у стены, где уже образовалась достаточная куча мусора оставленная иными пришельцами.
Ииль гневно прорычал в ответ на поднятый шум, чем вызвал неприятное облако серебристой пыли, которая в ту же минуту осела ровным слоем на поверхность все еще целого стола, где громоздилась еще одна куча мусора. И снова это видение было проигнорировано незваными гостями.
За окном, в саду заскреблись ветви ивы, привлекая внимание хлесткими ударами о покосившуюся ставню. Но визитеры были глухи к мелким деталям, а потому, выкрутив звук колонки на максимум, продолжили живую беседу на повышенных тонах о каком-то надвигающемся мероприятии, в котором никто не хотел участвовать. Они спорили, перекрикивали друг друга и гремящую колонку. Кто-то принялся разбивать бутылки, усыпая потрескавшийся пол разноцветными осколками. Еще один представитель этого «театрального кружка» стал ломать старый, дубовый сундук с огромным навесным замком, наивно полагая, что обнаружит под крышкой сокровища.
Там действительно были сокровища, но не золото и не драгоценные камни. Там хранилась память об исчезнувших хозяевах этого дома, их небольшие предметы обихода и мелкая декоративная утварь. Все то, что наполняло теплом душу Ииля, когда тоска об утраченном времени сдавливала сердце в стальные тиски, а непролитые слезы переполняли внутренние озера его одиноких долин. Он тяжело вздохнул, припоминая день их отъезда, когда ему удалось умыкнуть несколько незначительных мелочей и запрятать их в сундук под плотный рулон сукна.
Хозяин обещал вернуться осенью, но так и не явился в покинутый дом, а охранная деятельность Ииля осталась не оцененной. Но не смотря на ощутимое разочарование, он помнил о своей великой миссии: оттенять тьму и зажигать свет. И он с высокой долей ответственности исполнял ее на вверенном ему участке, а потому так болезненно воспринимал нарушение строгих правил: тишины, отчужденности и покоя.
Ииль терпеливо сносил причуды все новых и новых гостей, пока чаша терпения не переполнилась последней каплей уязвленного комфорта. Неразумный подросток попытался разгромить сундук, который все эти годы Ииль рачительно хранил и оберегал, будто свое собственное сердце. Когда на крышке сундука с хрустом провалилась одна из подточенных жуком-точильщиком досточек, обнажая свое содержимое, Ииль принял свои естественные размеры полностью поглотив углы дома в плотную тьму. Тьму, которую можно было бы черпать ложкой. За эти годы он нарастил сноровку, поэтому за окном и в доме стало вдруг так невероятно тихо, словно мир застыл, а вокруг воцарился вакуум.
Колонка у незваного гостя зашипела и перестала ловить гавкающие мотивы