по вере
…я в мае из Москвы —
из дому
попал в другой
прекрасный и не тесный
…озера —
Серебристо-серо
дугой
где валуны и сосны
…небесный
из иного мира
но хмуро
…и вдаль уходят островки
из-под руки
без остановки —
иглы клест остролист
капли влаги тяжелы…
перемежались близи дали —
сосны и пролысины
…вставали Одина сыны
на битву —
в облачной Валгалле
откуда лучи
колючи —
во лбу отверстие —
влагали
ключи
четыре часа от Стокгольма —
где на просвет леса и воды
(там колесили мы окольно)
еще одна твоя мастерская
…главное друзья – энтузиасты
…из автобуса себя выпуская
в твой музей проходят туристы —
непредсказуемые шведы
СЕВЕРНАЯ ПОВЕСТЬ
кентавры северных лесов и чудовищные кресты озер —
о них говорили в доме
бледные рассветы светили сквозь очки директора музея
хранитель северных камней и дум встречал в доме гостей с юга
показывал им дом где бледные рассветы светили насквозь
чудовищными крестами окон
тени лесов и озер светились насквозь в небе
кентавры северных лесов – лоси уходили в озера неба
возле дома-музея бледный хранитель показывал женщине с юга
чудовищные кресты и камни
тени северных лесов в небе – женщина с юга снилась себе
чудовищным крестом
в доме бледный хранитель равнодушно перебирал камни —
кентавры
среди северных лесов и озер светились их тени: женщина с юга
чудовищный крест и хранитель – бледный кентавр
4
серьезен грозен —
значит есть резон
ты знаешь план
и дисциплину
…так мять
ворочать глину —
лопатами ладони
лепят плоть
что впору
в Риме Юпитеру
в Швеции Тору
…поутру был распят
(…пусть вопят!)
ночью встал из гроба ты
от напряжения работы
дошел до рвоты —
потрескались полезли
ногти
как от неведомой болезни
(упомянуть об этом факте)
но это после
а сейчас – о!
ласка вкрадчивая —
глину – это мясо
поворачивая
на оси каркаса
шлепаешь ласкаешь
тискаешь
не отпускаешь —
раскурочиваешь
целыми ломтями
отбрасы-
ва-
ешь!
в бездонной яме
в одном объеме —
мясник и форма
…как парусник
во время шторма
…от ярости и страсти
холодея —
все сорвано!
обнажена
и вся исчерпана
до дна!
смотрите: вот она – идея
без дураков!
Эрнст Неизвестный – ты таков
да благословит тебя Иаков
с поврежденным бедром…
лицом к лицу
боролся он с Незримым
спорил с Ним – с Неоспоримым
(клянется: видел птицу!)
…с ужасной силой
как молнией
стегал ширококрылый! —
и выстоял хотя остался хром
ЖИРАП
среди полей
бегут Амбары
в купе покупки
сидят арабы
и квохчут куры
кривые лапки
большие жёны
цветастых негров
глаза коров
вся столица на столе
а во мгле
на холме
серебристым силуэтом
миной или минаретом
серый короб – Сакрекёр
ты знаешь лепо
в море марта
любить на улицах Монмартра
вверху и мысли облаковы
и маляры средневековы
внизу – пожарное депо
тебя он сразу пожирает
собой Жирап
вот вокзал
Сан-Лазар
ЛАФАЙЕТ —
два парохода —
плавает
в толпе народа
красивым росчерком пера
выходишь ты на Опера
кипит Жирап —
и Монпарнас
вдали – как шкап…
вокруг Жирапа
как на подушке
раскинув ляжки
лежит Европа
и с ужасом глядит на нас
не скифы мы не азиаты
но нагловаты
пошловаты
не гунны мы и не сарматы
но лбы чугунны
жопы сраты
хотя ни в чем не виноваты
к тебе Жирап
мы проложили из России
воздушный трап
куда и бегаем босые
Жирап!
ты радуешься нам
а – рубашкам и штанам
взалкала
каменная баба —
зашевелились валуны:
Волга Вологда Валгалла,
Жирап
ты – каменный жираф
рябое
небо над тобою —
рыба
неописуемых размеров
как паиньки
садятся боинги —
на поле в виде вееров…
пускай
грядет турист Егоров
своих чудовищных омаров
скорей на пришлых выпускай!
ВИРШИ ПАМЯТИ ХУДОЖНИКА ЮЛО СООСТЕРА НЕ ПРОЧИТАННЫЕ МНОЙ НА ВЕЧЕРЕ В ДОМЕ ХУДОЖНИКА КОТОРЫЙ НЕ СОСТОЯЛСЯ
Недостает среди нас одного,
Не досчитались тебя, Юло.
Ты – первый. Теперь пойдут умирать.
Через год – чей черед? И опять – через пять…
Три десятка лет ожидания —
Перемрет в основном компания.
Какие-нибудь кретины
Придут на наши поминки,
Растащат наши картины,
Любовниц, книги, ботинки!
И отправит нас в долгий ящик
Государство – душеприказчик.
Да – есть бронтозавриха, братья,
Бронированная бюрократия.
Учрежденья-громады
Образуют ее хребет.
Машину для резки бумаги
Придумал еще Гутенберг.
Наличье замков и застежек,
Портфель крокодиловой кожи,
Желудок, который культуру
Переводит на макулатуру.
И проходишь, лицом серея:
ТРЕДЬЯКОВСКАЯ ГАЛЕРЕЯ!
Здесь – размазанная блевотина…
Тут – чиновного мяса кусок…
Там на холст какая-то гадина
Выделяла желудочный сок…
О, моя бедная родина!
О, моя трудная родина!
И как нам ни тяжело,
По какой-то странной иронии