голосом закричала — забурчала бабуля: «Кто не застынет — я не виновата! Всё поняли? Не шевелиться!»
Её незаметно внешне, но мелко потрясывало изнутри. Потрясывало так мерзопакостно, словно она держалась за оголённый провод с не смертельно мощным, но зато ощутимо неприятным электрическим током.
Дети послушно застыли. Они натренированы лучше всех на улице. Игра в «замри на месте» была знакома, а вот с шаровой молнией раньше никто не виделся. Никто не хотел дружбы со страшным и загадочным незнакомцем — нетопырем.
Авдотья, белая как рояль у батюшки Алексия, и подобно Иисусу на Голгофе, стояла почти неподвижно, сначала по швам, потом медленно вытянув в стороны руки. И, похоже, собиралась в случае беды притянуть шар к себе подобно героическому самоубийце громоотводу.
Дети честно играли свою роль. Даша, обе Оли и Анатолий попытались было снова захныкать, но бабка опять тихо цыкнула.
— Всем молчать — кому говорю! И не дышите, — пригрозила, — накажу строго!
Степенно, не торопя событий, летал по дому и трепыхался светящийся, наполненный внутренней страстью, строгий в наказаниях электрический судья. Он как будто выбирал для расправы жертву.
Побродивши минуты с три, показавшимся детям вечностью, и не найдя в нижних интерьерах ничего интересного, напрочь не заметив онемевших, недышащих детей, шар, ещё сильней колеблясь, нашёл невидимую глазу струю воздуха. Заторопился, и по невидимому течению поплыл на второй этаж.
Шло время… Будто вечность растворила в себе Ресторан Восточного Вокзала с полуживыми статуями. На самом деле всё заняло минут четыре — пять, не больше.
Вот бабка Авдотья решилась на подвиг. Она на цыпочках и медленно, словно больное привидение, стронулась, подкралась к лестнице и, держась за перила, стала подниматься наверх.
Через некоторое время оттуда раздался хрипловатый возглас радости и не вполне литературный текст. Оставляем только литературный:
— Ушла тварррюга! Эй! Лю — у–ди! Дети, Оля, Даша, Толик! А — а–тбой! Всё! Размораживаемся: молнии в доме нет.
— Как нет? Где нет?
— Нет, как не было. Сбежала тварь!
Оказывается, шар нашёл приоткрытую дверь на южной галерее и покинул дом на пару со сквозняком.
— Свистать всех наверх! — заорал благим матросским матом Михейша. — Стройся!
— Мишка, брателла, где твой пишталет? У меня три пиштона ошталошь!
— Стрелять в шар собрался?
— Толька, дурень ты, не вздумай! Разорвёт напрочь! По пуле ток пойдёт и каюк тебе. И нам всем. Бери рогатку.
Полетели наверх с рогатками, сшибая друг друга со ступеней. Огляделись. Проверили соломенные качалки, цветы в кадках. Целые! И шторы целые и стёкла. Выперли на воздух. Посмотрели прижжённую в серёдке дверь.
— И как только в такую щёлочку проскочила? — удивляется бабушка.
— Сплющилась тарелкой, — предположила Оля — Кузнечик.
— Он мягкий, я видела, — это Оля.
— У — у–у, тварь! — присвистнул Михейша, поднеся палец к краю двери, — горячая подлюка. Ещё бы чуть… и пожар!
— Тваррр! — радуется Анатолий возможности ругаться, — пожар? Ух ты! А где дым? Мадамушки, где дым?
— Ура!
— Победа!
— Мы выиграли войну… то есть игру, — сказала Ленка. — С кого — то причитается.
— Нам баба Авдоша тортик спечёт, — догадалась Оля.
— Я хочу с черёмухой, — пожелала Оля — Кузнечик.
Откуда то жалостливое: «Мяу!»
— А вот и наша… кошка, — заметила Ленка растрёпанное чудо домашней фауны. Раздел приручаемых животных.
Кошка Манька выкатила откуда — то из — под дивана. Вот она распрямилась, после взъерошено выгнула спину и ещё раз недовольно мявкнула, поглядев по сторонам. Раскрыла пасть, сделав вид, что зевнула. На самом деле её просто отпустил страх, и ослабленные нервы разжали сухожилия.
Котёнок Шишок взялся неведомо откуда. Взвыл, пахнул гарью, пронёсся, опрокинув цветочный горшок, и покатил по ступеням. Обрызгал лестницу кошачьей навозной жижей.
— Что же он съел такого? — удивляются дети.
— Всё самое интересное проспала, дурила! — пропел паяцем Михейша и собрался шутливо пнуть бедное животное женской полонаправленности в мягкие её, бабьего рода, множественного числа рёбра.
Кто — то гладит Маню: «Ма — а–ня, Ма — а–ня — а. Маленькая киса. Ну, и где Маня была? Прошляпила молнию?
Все засмеялись.
— С её шкуры искры сыплют, — заметил Анатолий.
— Не трогай, ёпом шибанёт!
Анатолий отдёрнул руку.
Опять рассмеялись.
— Бросьте её мучить, Она и так со страху чуть не обоссалась.
— Михейша, при детях — то…!
— Чего такого необычного сказал?
— Я вам на радостях три разных тортика спеку, — решительно и бесповоротно пообещала баба Авдоша.
— И сверху ещё один черёмуховый, — озаботилась Оля за Олю — Кузнечика… первый черёмуховый она определила лично себе. — И пирожок с яблоками, — это к утрешнему чаю.
Авдотья Никифоровна, грамотная в подобных природных явлениях, после шаровой оказией сначала успокоила всех, а потом, будто в школе, подробно разжевала детям свойства электрического пузыря. Вспомнила несколько случаев из жизни и один натурально школьный пример. Попутно сокрушаясь, поведала — отчего с ней и с детьми произошла такая великая оплошка.
— Заигралась я с вами, вы такие чудесные детки, а мне так нельзя. Я должна за вас отвечать.
— За всех?
— Конечно за всех.
— И за хороших и за плохих?
— А кто из вас плохой, ну — ка сознавайтесь! Есть плохие?
— Мы никому не расскажем!
— Все «хароршие», — закричала Даша, — я самая — присамая «хароршая».
— И я! Я как моряк, ничего не испугался, — рассудил Анатолий, — а вы орали как…
— Как кто?
— Как дед Пихто!
— Кхы! — сказала Лена, — как дед Пихто. Кто — нибудь его слышал? Может, видел? Ну и вот. Все просто орали как оглашенные… как напуганные люди. А потом замолкли…
— Благодаря бабе Авдоше, — стала подлизываться Оля— Кузнечик, — она вовремя смекнула как себя вести.
— Да уж, сообразила. Нашли, кого хвалить. Я самая последняя…
— Кто последняя?
— Не важно. Самая последняя глупая баба, вот кто. Повинюсь перед вашими родителями. Махра я старая, ей богу. Вот кто! Ох и дура, ну и дура!
Люди замолкли, не ожидав такого поворота. Всем казалось, что они проявили себя героями. Каждый! Впору выдавать ордена.
— Вот клянусь, — крестится баба Авдотья, — чтобы ещё раз… Нет, нет… допущать эдакое… вот обошлось же. Господи, господи! Мария богородица, спасибо, не дали… и как можно, нет, нет, нет! Молитесь, детки, что мы не погибли, а могли ведь сгинуть. Бабах и всё! Могли же?
Народ жмёт плечами: «Вроде могли, но не погибли ведь: Бог миловал».
— И что никто не пострадал — какое счастье! Все живы!
— Мы живы, живы! — радости нет предела.
— Леночка, Оля, Михейша, свечи с комода несите, да там вверху, за серебром, вы знаете, где ложек — вилок новый набор… Будем Всевышнего с судьбой благодарить.
Зажгли свечи. Помолились: кто во что горазд.