отвезли к ветеринару.
Отец Гоши положил Корсика в коробку из под телефона и пообещал, что похоронит его в каком-нибудь тихом месте. Вот тогда-то Воробей и вынул из уха своё «пиратское» колечко. Это был его прощальный подарок пушистому другу.
Когда отец Гоши ушёл на работу, мой друг лег на кровать, спрятав лицо в подушке. По чуть вздрагивающим плечам, я поняла, что он плачет. Это были беззвучные слёзы, он стеснялся показывать их окружающим и сдерживался как мог.
«Мужчины не плачут» — не раз говорил его отец. Но, в тот момент, я смотрела на Воробья и не понимала, что же в этом такого постыдного. В моей душе смешались воедино горе, жалость, нежность и желание утешить. Помню, что легла с ним рядом, обняла, прижала к себе. Мы просто лежали молча: Воробей плакал, а я гладила его по голове, вслушиваясь в прерывистое дыхание, ощущая стук его сердца. Мы тогда так и уснули обнявшись. А когда, через пару часов, проснулись, то не могли скрыть внезапно охватившее нас смущение. Я поспешила с ним попрощаться и побежала домой, взволнованная чем-то новым, промелькнувшим в его взгляде и сбитая с толку от наплыва собственных, неясных и будоражащих душу эмоций.
Два дня после этого Воробей общался со мной как-то отстраненно. А на третий день он отозвал меня в сторону, подальше от любопытных взглядов и, глядя мне прямо в глаза, признался в любви…
— Мааш, ау! — подруга вырывает меня из плена нахлынувших воспоминаний.
— Воробей? — рассеяно откликаюсь я — Это мой очень давний друг. Детская любовь… — смущаюсь почему-то. Слово «любовь» сейчас звучит так странно. — Не подумай, там ничего такого не было… Он ушел из моей жизни очень давно. А вот сейчас выяснилось, что он — заведующий моего отделения.
— О, встреча через время — так романтично, — закатывает глаза Света, — Ну, слушай: хорошо, что местный начальник — твой друг. Теперь буду за тебя переживать чуть меньше. Удачно ты его встретила. Вовремя. А палату тоже он тебе устроил?
— Палату? А разве это не ты? — удивлённо спрашиваю я.
— Не-а. Я хотела, но тебя сюда раньше перевести успели. Ну, вот видишь, как здорово! Всегда верила, что старая дружба не ржавеет, — улыбается Светка, а я даже не нахожу ни слов, ни желания, чтобы с ней спорить.
Глава 20
— Ну как ты сегодня? — спрашивает Воробей, присаживаясь на край кровати, — Ничего не беспокоило?
— Нет, всё хорошо, Птиц. Спасибо.
К концу второй недели в больнице, мне действительно стало намного лучше. Тянущие боли внизу живота сошли на нет, кровавые выделения прекратились, уже второй день температура в норме. На душе только вот муторно и сплю плохо. Бессонница, даже не смотря на лекарства, а когда удаётся заснуть, то приходят кошмары. Но моему другу об этом знать совсем не обязательно.
— Рад это слышать, — улыбается Воробей, — Твой врач выписку на завтра подготовил. Я результаты твоих обследований просмотрел и возражений у меня нет. Капельницы тебе с сегодняшнего дня отменяем. Если за ночь ничего непредвиденного не произойдёт, то завтра утром сможешь поехать домой.
Домой. До сих пор не уверена, что поступаю правильно.
— Тяжело туда возвращаться, — вздыхаю я, — Но я не могу спокойно жить, зная, что сестричка прочно угнездилась в моём доме. Света говорит, что пыталась поговорить с Митей, но ничего внятного от него не добилась. Мой муж мягенько так дал ей понять не лезть ни в своё дело. Катя, по словам Светы, ведёт себя как ни в чём не бывало. Разыгрывает из себя святую невинность. Подруга говорит, что если бы не знала меня так хорошо, то вполне могла бы поверить в их версию — настолько складно они поют. С Митей мы за это время больше так ни разу и не общались. Он звонил, писал смски, но у меня не было никакого желания ему отвечать.
— Понимаю тебя, Мышка, но я бы, на твоём месте, попробовал ещё раз с ним поговорить. Просто ради себя, чтобы потом не жалеть об упущенном шансе… Ну а там уже решишь, по-ситуации, как для тебя лучше будет.
— Да, Птиц, согласна. За тем и еду.
— Тебя есть кому завтра встретить? Если нет, то давай я тебя до дома довезу.
— Нет-нет, Гош, не нужно. У тебя же работа. Не хочу, чтобы из-за меня у тебя сложности были. За мной Света приедет — она сейчас в отпуске, так что думаю с этим проблем возникнуть не должно.
Воробей кивает, смотрит пристально, потом достаёт из кармана халата визитную карточку и протягивает мне:
— Мышка, это мой номер. Не хотелось бы опять потеряться. Ты мне реально очень дорога… — он делает паузу и продолжает, — Хочу, чтобы ты знала, что можешь на меня полностью рассчитывать. Звони в любое время, если что-то будет нужно, ну или просто поболтать захочется…
— Конечно, Птиц. Ты мне тоже очень дорог, — с благодарностью говорю я, — И спасибо тебе за поддержку и заботу! И… палату ты мне оплатил, да? Скажи, сколько я тебе должна. Мне приятно, но ты совсем не обязан так на меня тратиться…
— Это меньшее, что я мог сделать, — печально улыбается он, — Какие траты, Мышка?! Даже не тревожься по этому поводу. И давай тему денег закроем. Хорошо? А то обижусь. Мы же друзья. А друзья должны помогать друг-другу…
***
— Так, Маш, это сюда давай! — подруга отнимает у меня пакеты и закидывает их в багажник машины. Удивительно, но за эти одиннадцать дней я успела основательно обрасти вещами.
— Я Мите не говорила, что за тобой еду. Твоя родственница тоже не в курсе, на занятия укатила. Так что дома мы одни какое-то время будем. Подготовимся и сыграем на эффекте внезапности, — говорит Света, выезжая с парковки.
— Свет, как там всё?
— Ну как… Она готовит каждый день. Меня даже к плите не пустила. Такая хозяюшка, я реально в шоке, — подруга округляет глаза. — Ко мне подкатывала. Расспрашивала про тебя. Слушай, я еле сдержалась, чтобы за космы её не оттаскать. Самое забавное, что я фальшь вижу, а Митя как не в себе. Запарил своими: «бедная девочка», «Катя — совсем ребёнок». Он реально загоняется. Уж не знаю, как она к нему подход нашла, но он её реально, как младшую сестру опекает. Мужского интереса к ней я с его стороны не заметила. Маш, ну я не думаю, что он так играть способен. Ну не верю я в это.
— А в моё безумие веришь?
— Нет